Она уже почти выполнила свою задачу, испытывая огромное удовольствие от вложенного в нее труда и от мысли о том, сколько радости доставят результаты ее работы сестрам Хью.
Откровенно говоря, Мэри была в не меньшем возбуждении от предстоящего бала, чем близнецы. Все последние десять дней после того, как она вытащила Хью из постели и увлекла его в путешествие по округе, он был удивительно нежен с ней. Она часто ловила на себе такой ласковый взгляд его голубых глаз, что сердце у нее просто пело от счастья. Мэри не могла понять, что такое произошло во время их поездки, что вызвало такую перемену в его отношении к ней. Разве только вид всей этой нищеты наполнил его душу состраданием, и какая-то часть этого чувства изливалась теперь и на нее…
Но как бы там ни было, надежда вновь овладела ею. Поэтому она утроила свои усилия, пытаясь разжечь робкий огонек взаимной привязанности мистера Белпера и Гонории. И, надо сказать прямо, особого труда ей это не составило.
За последние несколько дней ей удалось по меньшей мере шесть раз оставить их наедине. Три раза она покидала их вдвоем в библиотеке за книгой любимых стихов. Один раз в розовой гостиной, когда Хью еще не возвращался из очередной поездки в Честерфилд: Мэри, сославшись на головную боль, попросила мистера Белпера позаботиться о мисс Юлгрив. В другой раз она завела их в лабиринт и одна вернулась домой. А вчера вечером, когда все разошлись по своим комнатам и Хью повез Амабел в ее кресле наверх, Мэри просто без лишних слов выскользнула из гостиной, оставив счастливую парочку разыгрывать дуэт на фортепьяно.
Обвязывая лентой еще одну ветку остролиста, Мэри вздохнула. Ах, если бы до Рождества и до свадьбы было хоть немножко больше недели! Она была уверена, что тогда сумела бы устроить все наилучшим образом. А теперь едва ли ей удастся повлиять на Гонорию так, чтобы та разорвала свою помолвку с Хью. Но об этом лучше было не думать, и Мэри упрямо продолжала предоставлять мистеру Белперу все возможности завоевать сердце Гонории.
К счастью, Кит и сестры Хью всячески способствовали Мэри в ее предприятии — главным образом из-за неприязни к невесте брата. Когда Гонория появлялась в Хэверседже, что случалось довольно часто, Джудит и Констанция норовили под любым предлогом исчезнуть, Беатриса предпочитала общество своих зверюшек обществу будущей невестки, а Кит — Кита вообще в последнее время редко можно было увидеть дома. Амабел же, в силу своего болезненного состояния, проводила большую часть времени в своей комнате.
Мысли Мэри обратились к Амабел. Было очень странно, что один день она казалась вполне здоровой, хотя и немного вялой, а на следующий сваливалась с головной болью.
Бедная Амабел… И бедный Хью. Мэри знала, что он по-прежнему винит себя за ее состояние.
Она отложила наконец иголку, сняла серебряный наперсток с пальца и откинулась на мягкую спинку кресла. Задумчиво глядя в огонь камина, Мэри снова вернулась мыслями к Хью.
Он действительно очень изменился — например, после их совместного приключения начал вести с ней долгие разговоры о положении в стране и растущих волнениях среди населения. Однажды Мэри изложила ему свои взгляды на причины страданий бедняков в городе и в деревне. По ее мнению, все дело было в том, что трудящиеся классы не представлены в парламенте. Хью внимательно выслушал ее и выразил глубокое сожаление, что его личные проблемы не позволили ему исполнить свой долг в палате лордов. Он решил будущей весной пробыть по меньшей мере несколько недель в Лондоне и посетить как можно больше заседаний.
— Кстати, это пошло бы на пользу Джудит и Констанции, — поддержала его Мэри. — Жаль, что ты не сопровождал их раньше на бальных сезонах. Мне не хотелось об этом говорить, но я убеждена, что тебе пора подумать, как их получше пристроить. Я знаю, ты был не совсем доволен их поведением в последнее время, но ты должен понимать, что таким бойким особам нужен свой дом и семья. Пара детей и домашние хлопоты станут для Джудит и Констанции надежной гарантией от любых неожиданностей в будущем.
Хью одобрительно кивнул и сказал, что непременно поговорит об этом с Гонорией. Через несколько дней он сообщил ей с озабоченным выражением, что такой план не встретил поддержки у его будущей супруги. Она рассчитывала провести весну в Бате с сэром Рупертом и леди Хаклоу, которые недавно купили там дом.
— Ты только подумай, в Бате! — воскликнул он, опускаясь рядом с Мэри в кресло. — Скучнее места не найти. И при всем моем уважении к родственникам Гонории, три месяца их общества — эта уже слишком. И вообще, я не могу так надолго уезжать из Хэверседжа!
Очевидно, он ожидал, что Мэри выразит ему сочувствие, но она только засмеялась и стала поддразнивать его, говоря, что он скоро привыкнет к тяготам семейной жизни. Раздраженный ее бесчувствием, Хьюго тут же поднялся, заявив, что в следующий раз, когда она захочет покататься верхом, он с ней не поедет.
После их приключения они каждое утро выезжали на верховые прогулки, от которых Мэри была в восторге и не сомневалась, что Хью разделяет это чувство. Они ездили на самых норовистых лошадях из его конюшни — Юпитере и Юноне. Часами носились по талому снегу, возвращаясь домой забрызганными по уши. Особенно им пришелся по вкусу галоп по лесной дороге. Во время этих прогулок Хью и Мэри вели самые непринужденные дружеские беседы. Дважды с ними выезжал и Кит. Физические упражнения на свежем воздухе вернули блеск его глазам и здоровый румянец лицу.
«Кит очень изменился», — подумала Мэри. Он уже больше не заговаривал о поступлении будущей осенью в Оксфорд и о принятии сана. Несколько раз Мэри заставала его в задумчивости, когда, глядя в пространство, он с каким-то озабоченным выражением покусывал губы. Она пыталась однажды заговорить с ним о причинах его беспокойства, но он заверил ее, что все в порядке.
«Во всяком случае, нет ничего такого, из-за чего стоит тебя отвлекать от приготовлений к балу, — сказал он. — Вот ты, надеюсь, после бала уделишь мне время. Я хотел бы кое о чем с тобой посоветоваться». Эти слова, естественно, возбудили ее любопытство, и она попросила его рассказать ей все сейчас же, но он только пожал плечами и отказался отвечать. Все ее намеки, предположения и подкалывания ни к чему не привели. В конце концов Мэри поняла, что ей придется подождать, пока не уляжется суматоха, связанная с балом. Зато Кита явно забавляло ее любопытство, и он стал еще больше походить на того мальчишку, каким она знала его четыре года назад.
«Интересно, замечает ли Хью беспокойство Кита?» — подумала Мэри. Впрочем, она сомневалась в его проницательности — особенно ввиду предстоящего в его собственной жизни события.
Между прочим, Хью сообщил ей ужасную новость, что, по мнению сэра Руперта, у Белого Принца были сообщники в Хэверседж-Парке. Когда он впервые об этом рассказал, Мэри сразу же подумала, что сэр Руперт имеет в виду ее. В конце концов, это она ограбила Хью в ту ночь! Но сегодня Хью сообщил ей, что прошлой ночью один из ополченцев преследовал человека, замеченного на месте последнего грабежа, и увидел, как тот скрылся в Хэверседже. Обнаружить его не удалось, так как следы замело снегом.
Мэри немного успокоилась, и все-таки ей делалось дурно, когда она думала об упорных усилиях сэра Руперта. Утром он был у Хью с несколькими своими помощниками и Хью передал ей содержание их разговора. Оказывается, сэр Руперт в сопровождении местных ополченцев каждую ночь объезжает ближайшие деревни в надежде поймать Белого Принца. И дважды они почти преуспели! Баронет заявил, что теперь это только вопрос времени. И когда Белого Принца поймают, это должно стать уроком другим — его обязательно повесят.
Мэри подумала о Лоренсе, и слезы выступили у нее на глазах. Ей хотелось предупредить его о том, что против него замышляют, но в глубине души она не сомневалась, что он уже предупрежден. Лоренс много времени проводил в Эбботс-Энд, у него везде были свои люди; он не мог не знать о настроениях среди ополченцев и об усилиях сэра Руперта выследить его.
А ко всему еще теперь и бал! «Надо же, какая злая ирония», — думала Мэри, утирая слезы. Не желая поддаваться грустным мыслям, она снова взялась за иголку.
Хью стоял в лабиринте и ждал. Было уже за полночь. Он сделал вид, что отправляется спать еще до того, как дамы удалились к себе, а сам вышел из дома в эту холодную декабрьскую ночь в половине двенадцатого, тепло одетый, низко надвинув на лоб шапку.
В окнах гостиной был виден свет. Наверно, одна из его сестер забыла потушить свечи, а может быть, Мэри все еще связывает эти ветки плюща, остролиста или черт его знает чего. Бальная зала, наверно, будет выглядеть неплохо, но Хью не помнил, чтобы он когда-либо видел такое количество зелени — даже в разгар рождественских приготовлений матери. Гостиная больше походила сейчас на заросший сад!
