Вот и месяц к концу подходил и вернулся хитрый Визус. Поставил дорожную сумку и прозмеился к рабочему своему месту и всё перенюхал. А со стороны казалось, что устраивается. Так нет — всё он выяснял! По сторонам хитро глазками стрелял. И смотрел на меня когда думал, что я его не вижу.
— Что, Рисмус, говорят ты с заключёнными подружился? — поинтересовался Визус, когда я заканчивал еду разносить. Это был последний день моего проигрыша.
— Да не то чтобы, — ответил я и закончив с этим, взялся за документы.
Сегодня никак нельзя было спускаться в подвал. Визус так и сверлил меня глазёнками. Но не мог же он меня подозревать? То есть, он же не догадывался?
Да и с чего ему? Когда Визус поднялся и ушёл, у меня сердце в пятки ухнуло. Но нет, слава Творцу, в подвал тот не кинулся. Только вернулся с графином тёплой воды и принялся пить мелкими глотками.
Весь оставшийся день я как нарочно методично занимался бумагами. К вечеру Визус угомонился и теперь больше следил за новыми арестантами, чем за мной.
То же самое было и на второй день, и на третий. Хоть прямо Визус на меня никогда не смотрел, я всегда ощущал его внимание. И потому не подходил даже к лестнице в подвал.
Но всегда думал о поющем дереве. Ведь оно так же поёт сейчас там, в темноте. Совсем одно среди громоздящихся ящиков и пыли. И слабо светится, слишком мягко, чтобы кто заметил не знай, что оно там.
Я даже пару раз оставался, когда не нужно было. И только разжёг любопытство Визуса. Он как назло тоже находил дела и вечно крутился под боком.
— Что такое, дорогой Рисмус, что-то вы зачастили на службу?
— Скоро казнь, — говорил я.
Визус понимающе кивал, но всё так же гаденько посмеивался. Мне приходилось делать лицо камнем, благо, мы от троллевой линии это умеем. Перо скрипело по пергаменту. Я выводил одну закорючку за другой и не замечал, что рисую дерево. А думал о нём. О песнях и о том, как хочу оказаться внизу. В темноте и покое смотреть на мягкий свет и слушать. Слушать до самого конца и понимать, какой хороший мир.
Я успел как раз вовремя перевернуть лист, когда откуда ни возьмись вырос Визус и уставился на меня хитрыми глазками. Одет он всегда был неприметно, а в толпе терялся на раз. Но было в нём что-то такое скользкое, что и раньше с ним разговаривать не стал бы лишний раз. От Визуса каждый держался подальше. А тот знай себе вынюхивает.
Теперь приходилось действовать с поразительной изобретательностью. Нельзя было как раньше ходить от камеры к камере.
К кому обратиться? Кто из них? За прошедшее время я так и не приблизился к разгадке тайны.
А время казни приближалось. Мальчишка вор похныкивал в своей камере. Если бы только спуститься в подвал и посмотреть, изменилось ли дерево. Но сделать это сейчас означало погубить мечту. Я знал точно, Визус не оставит её просто так в покое. Да и не положено ей здесь расти. И кому бы она понравилась? Зачем? Бессмысленная чужая мечта, вот такая обычно она бывает. А это ещё и поёт. Нет, нет. В темнице такой не место.
А может, совсем наоборот и её бы вовсе оставили в покое. Но рисковать я не мог.
Эта была последняя ночь перед Казнью. Каждому из осуждённых принесли ужин получке. Кому что другого по желанию подтащили. Я не смог уйти и заявил, что дел непомеренно и бумаг напыленно. Остался и кинулся ожесточённо бороться с бумажными завалами. Наставил клякс и те поползли дальше коварными монстрами. Измазал рукав рубашки, нос. Я подскочил и кинулся к одной камере, к другой. Нашёл Деда- Зелерода и вцепился в решётку.
— Это ты?!
Дед поднял на меня сухие глаза. Углём он чертил на стене причудливую птицу.
— Я, как не я.
— Дерево.
— Что?
— Дерево!
Позади кто-то приближался.
— Синее.
— Что, сынок?
— Синее дерево!
Тот за спиной остановился и я замолчал. Я распрямил плечи и сказал старику.
— Хороша птица.
Тот кивнул, мрачно наблюдая за мной и Визусом.
— Хороша, — как можно беззаботнее отмахнулся Дед. Клянусь! В тот момент он подмигнул мне так, чтобы никто другой не заметил.
— Только ты как хочешь, а я где клад не расскажу.
Я не сразу сообразил и чуть не расхохотался. А потом обернулся и постарался улыбнуться поковарнее.
— Молчит, — бросил я идя прочь от камеры, хоть на сердце было беспокойно.
В таком же недоумении был и Визус. Клад не клад, а мы с Дедом-Зелеродом его к камере приковали на всю ночь. Всё расспрашивал, а правда ли про клад было и старику то на что, а вот ему бы…
От Зелерода я кинулся к ведьме. Но на этот раз так и не сказал ничего, даже не показался из тени. Ведьма плакала. А пират, они с попугаем поссорились. Попугай не хотел спасаться через решётку.
— Тогда принеси мне ключи, чёртова птица, а не можешь, дуй отсюда!
Попугай в ответ костерил пирата на чём свет стоит.
— Ты знаешь о… дереве?
Оборотень посмотрел на меня тоскливо.
— Я знаю о ветре в поле. О высоких крышах и солёных волнах.
— Синие листья.
Оборотень потерял ко мне всякий интерес и скоро по темнице пронёсся его вой.
К кому идти? У кого спрашивать? Я тяжело опустился на скамью и запустил руки в волосы. Почему я решил, что мечту создал тот, кто давно здесь? А те, что год или чуть меньше. Всех их тоже казнят завтра в знак устрашения и в назидание. И так много. Больше тридцати. К скольким я не подходил. Плечи мои опустились.
А ночь постепенно таяла, и повеяло холодом.
На площади поднимали гильотину.
Сколько я так просидел — понятия не имею! Только разом вдруг стало светло и тепло. Подскочив на ноги, я встал как громом ошарашенный. За окном вовсю светило раннее солнце. Толпа гудела за решётками.
Но ведь…
Среди них был тот, кто создал мечту.
И если его убьют…
… ведь тогда мечта!..
Со всех ног я кинулся наружу. Зажмурился от слепящего солнца и ринулся дальше. Расталкивал зевак и рвался к эшафоту. Осуждённых уже подводили одного за другим. Понурые головы и вздёрнутые подставляли под лезвие.
Вжих!
Толпа толкала меня со всех сторон
Вжих!
Вжих, вжих.
И когда дело подходило к концу я почти оказался у дверей Первичного Дознавания.
Никого не осталось живого из осуждённых. Головы собирали в корзины и солнце подымалось выше. Вот уже пекло на щеке, а другую холодила тень от стены темницы. Тогда то я и очнулся. Рванул ручку. Та заела! Заколотил по двери и тянул её. Дверь распахнулась. Ворвался внутрь и как сумасшедший понёсся вниз. Быстрее! К мечте! Чуть не кувыркнулся. Вцепился в ступени, выпрямился. Ещё быстрее!
