один ребенок.
Она медленно поднимается.
— Я помогу вам, иначе Грейер может проснуться.
Она провожает меня к лестнице. Я механически переставляю ноги, лихорадочно изобретая способ каким-то образом попрощаться с ним. Но она тащится за мной в комнатушку и становится между кроватей с решительно сложенными на груди руками, неотступно наблюдая, как я поспешно запихиваю одежду в рюкзак и неуклюже лавирую мимо нее, стараясь не задеть в темноте.
Грейер стонет во сне и переворачивается. Мне ужасно хочется разбудить его.
Собираю последние вещички в ее тени, вешаю рюкзак на плечо, завороженная видом сжатой в кулачок, свесившейся с кровати руки Гровера. Из-под задравшегося рукава пижамки выглядывает пластырь с Бэтменом.
Она знаком велит мне пройти мимо нее к двери. Я, не успев сдержаться, тянусь, чтобы откинуть с его лба влажные волосы, но она успевает схватить меня за руку, шепча сквозь зубы:
— Не стоит его будить.
И подталкивает меня к лестнице. Я, спотыкаясь, с глазами, полными слез, бреду вниз, и кажется, ступеньки одна за другой проваливаются подо мной. Приходится хвататься за перила, чтобы не полететь головой вперед. Она с размаху налетает на меня.
— Я… я… я только хотела… — выдавливаю я крошечными порциями и поворачиваюсь лицом к ней.
— Что? — шипит она, угрожающе подавшись вперед.
Я дергаюсь, рюкзак всем весом тянет меня назад. Теряю равновесие и начинаю падать. Она инстинктивно хватает меня за руку и толкает на перила. Я кое-как прихожу в себя. Мы стоим на одном уровне, глаза в глаза.
— Что? — вызывающе повторяет она.
— Она была в квартире! — выпаливаю я. — Я только думала, что вам нужно знать. То есть…
— Ты, дрянная девчонка!
Она набрасывается на меня в этом тесном пространстве со всей силой бесконечно долго подавляемой ярости и унижения.
— Ты. Не имеешь представления. О чем говоришь. Ясно?
Каждое слово падает тяжелой пощечиной.
— И. На твоем месте. Я была бы поосторожнее. Когда. Говоришь. О нашей семье.
Мистер N. нетерпеливо сигналит во дворе, пугая щенка, который в ответ разражается звонким лаем. Мы уже стоим у подножия лестницы, когда шум будит Грейера.
— Нэнни! — кричит он. — НЭЭЭЭННИИИИ!!!
Миссис N. проталкивается мимо меня.
— Черт, эта собака! — бормочет она, маршируя на кухню. Толкает дверь, и собака с ожесточенным тявканьем вырывается на волю.
— Возьмите ее, — требует она, грубо поднимая щенка за шиворот.
— Но я не могу…
— НЭННИ, ИДИ СЮДА! Я БОЮСЬ ТЕМНОТЫ! ВКЛЮЧИ СВЕТ! НЭННИ, ГДЕ ТЫ?
— Я сказала: возьмите собаку!
Миссис N. сует щенка мне в руки. Лапы его беспомощно болтаются в воздухе в поисках опоры, и я инстинктивно подхватываю собачку, прежде чем она успевает упасть. Миссис N. распахивает входную дверь, хватает со столика сумочку, вынимает чековую книжку и принимается яростно черкать пером, пока я нерешительно смотрю наверх.
— Возьмите!
Она протягивает чек.
Я поворачиваюсь и прохожу мимо нее, на гравийную дорожку, под все усиливающиеся истерические вопли Грейера:
— НЭЭЭЭЭНННИИИИ! ХОЧУ НЭЭЭЭЭНННИИИИ!!!
— Приятной поездки, — кричит она вслед, когда я, пошатываясь, плетусь по дорожке, освещенной фарами «ровера», и усилием воли переставляю ноги.
Сажусь на переднее сиденье и прыгающими руками застегиваю ремень безопасности на себе и щенке.
— Вот как? — удивляется мистер N., глядя на него. — Да, наверное, Грейер еще слишком мал. Может, через несколько лет…
Он включает зажигание, выезжает со двора, и, прежде чем я успеваю обернуться и запечатлеть в памяти дом, все заслоняют деревья, и машина мчится по тихим проселочным дорогам.
Мистер N. останавливается у опустевшей паромной переправы, и я открываю дверцу.
— Ну, — произносит он с просветленным видом, словно его только что осенило, — желаю успеха с MCATs[78] — говорят, это чистое убийство.
Не успевает дверца захлопнуться, как машина срывается с места. Я медленно вхожу в почти безлюдный терминал и смотрю расписание. Следующий паром почти через час.
Щенок извивается у меня под мышкой, и я оглядываю зал ожидания в поисках чего-то вроде сумки. Обращаюсь к парню, закрывающему прилавок с пончиками «Данкин донатс», и прошу пластиковые пакеты и веревочку для поводка. Вытаскиваю из рюкзака всю одежду, рассовываю по пакетам, устилаю рюкзак оставшимися тряпками и сую туда собачку.
— Ну вот, лежи.
Она смотрит на меня и тявкает, прежде чем принимается жевать пластик. Я почти падаю на облупленное оранжевое сиденье и пристально рассматриваю лампу дневного света на стене.
В ушах все еще звенят его вопли.
Глава 12
БЫЛА ОЧЕНЬ РАДА
— Эй, леди!
Спросонок я подскакиваю.
— Последняя остановка — Порт-Оторити! — орет водитель автобуса.
Я торопливо собираю поклажу.
— И на вашем месте, девочка, я больше не пытался бы протаскивать животных на транспорт! Или в следующий раз пешком будете шагать обратно в Нантакет! — добавляет он, с плотоядной ухмылкой щерясь на меня из-за баранки.
Щенок испускает тихое негодующее рычание, и я сую руку в рюкзак, чтобы успокоить его.
— Спасибо, — бормочу я.
«Жирнопузый!»
Спустившись в вонь терминала, я зажмуриваюсь от яркого света, отражающегося в оранжевом кафеле коридора. Часы «Грейхаунда»[79] показывают 4.33. Я осматриваюсь, чтобы немного прийти в себя, и соображаю, что мой адреналин полностью растрачен. Опускаю рюкзак на пол и стаскиваю фуфайку. В туннеле уже стоит влажная жара, распространяющая запах застарелого пота. Я поскорее выбираюсь на улицу, двигаясь мимо закрытых газетных и кондитерских киосков, чтобы только найти такси. У выхода на Восьмую авеню терпеливо дожидаются проститутки и водители. Я выпускаю собачку на поводке, и она немедленно орошает ближайшую мусорную урну.
— Куда? — спрашивает таксист, когда я лезу внутрь вслед за своими мешками.
— Угол Второй и Девяносто третьей улиц, — отвечаю я, опуская стекло. Роюсь в рюкзаке в поисках бумажника, и оттуда немедленно показывается пыхтящая рыжая голова.
— Мы почти дома, малышка. Скоро приедем.
— Верхний Ист-Сайд, говорите?
— Да, Девяносто третья.
Из открытого бумажника выпархивает чек миссис N. и опускается на пол.
— Черт, — бурчу я, принимаясь шарить в темноте.
