Люмен вначале принял за скалу на берегу, оказалось огромной тушей. Пришло его время засыпать и чудовище выбросилось на берег, так поступали не многие из ему подобных. Щупальца с крупными присосками ещё касались воды, но оставались неподвижными. Сожгли бы его люди? Люмен остановился, утихомирившись и со спокойной созерцательность смотрел на распростёртую тёмную тушу. Сожгли бы его, наперекор официальной доктрине о неосознаваемости себя как уникальности нечеловеческих агор?
Ему казалось, что стоять так можно вечно, можно получить ответ на этот вопрос. Но люди пришли скоро. Мелкие чёрные точки поползли вниз по склону и разберись вокруг чудовища. Некоторое время они суетились внизу, вспыхнул огонь. У каждого из них был огонь и горючая смесь, и каждый поджигал гигантское тело.
Слишком большое и глубокое, чтобы не нести угрозы.
Люмен поднял взгляд, отсюда ему были видны далёкие южные горы и теперь он знал, куда поедет дальше.
Вход оказался не скрытым и зиял в окружении льда и чёрных горных выступов. Ничто не могло помешать пройти в пещеры отверженных и, сделав первый шаг, Люмен пошёл по тонкому слою снега вперёд. Простор тут же замкнулся, стянувшись до одного широкого тоннеля. Он шёл всё дальше, уходя от света за спиной. Впереди добросовестно ждала темнота.
Кристалл здесь ещё не рос, нужно было спуститься значительно ниже, чтобы встретить самый молодой из них.
Лицо вмиг лишилось всей сосредоточенности. Теперь Люмен ступал не спеша, обращая внимание на пустые подземные коридоры и вырезанные природой и временем узоры на потолке. В нём появилось нечто притихшее Здесь когда-то он бежал прочь от отверженных и кристалла, но помнил это смутно и как через закопчённое стекло. Это был тот же туннель, вот уже и слабый свет отразился от стен. Лёд практически сошёл, оставив редкие нетронутые участи. Всё здесь было черно. Проведя рукой в перчатке, Люмен поднёс их к лицу чувствуя запах пепла. Всё, что можно было сжечь, они сожгли.
Каждый шаг отдавался пустотой.
Шайло говорил, их уничтожат и теперь не осталась ничего, что могло указать на произошедшее. Ни одного следа присутствия или существования отверженных, как будто их и не было вовсе. Люмен не приближался к покрытым чёрной коркой камням, проходил между пещерными колоннами, как раньше по снегу. И теперь оставались следы, только на чёрном.
Имперский огонь способен сжечь всё, только кристалл всё так же белел, разгоняя сумрак. Люмен остановился, этот грот ничем не отличался от остальных. Он был здесь единственным дышащим существом. Пара от дыхания уже не было.
«Их не будет».
«Всё хорошо, Он…».
Обернулся, звуки шагов обострялись в неестественной тишине. Спуск ниже оказался дольше, чем он запомнил. Возле входа в нижнюю пещеру начиналась галерея разветвлённых ходов, опутывающих весь горный массив. Раньше здесь было светло, теперь сделалось укромно как перед сном. Старые кристаллы всё так же возвышались над ещё молодыми и пропускали вперёд. В центре сквозила пустота. Когда-то там стоял постамент изо льда.
Пройдя к зовущему его месту, Люмен остановился ровно там, где лежал когда-то.
Привезшие его сюда отверженные говорили об истине, глубинном понимании всего существующего и существовавшего. Как заклинание то и дело повторяли очевидное, о горах и океане, о Чертоге и ремесле, совсем как шаман среди огня. В его танце тоже было нечто понимающее. Та же интуитивная догадка, пронизывающая Глас Еретиков.
Отверженные говорили о причинно-следственных связях, так если бы только в этом крылась причина всего.
О вечности и понимании. Но что он должен был понять, стоя здесь один, далеко от Чертога? Их слова о кристалле восстали в памяти, дарующем жизнь и обостряющем сознание.
«… пустое всё и век от века…».
У него спрашивали: «Видишь?».
Что? Люмен пошёл прочь. Что он должен увидеть?! Пустоту? Здесь везде пустота. Темноту? И больше ничего! Его сознание звенит от напряжения, редкие вспышки полосуют ум. Совсем рядом. Стоит только обернуться, но там снова та же пустота. Как смех на краю восприятия. Так, если бы он настолько привык к одному виду восприятия, что не может переключиться на другой и заметить очевидное.
Раскинувшиеся под землёй гроты сурово принимали одинокого путника, решившего нарушить их безжизненный покой. Редким отсветом заглядывался на него лёд, тонкой коркой расползшийся по стенам. И кристалл, что слабо пульсировал светом, оставался тих и верен себе.
В месте, где когда-то наверх вели гладкие ледяные ступени, пришлось вскарабкиваться вверх. К имперскому костюму пепел не приставал.
«Танцы вокруг огня, корни не от поклонения сфере. Танец вокруг огня — круг. Люди, кружащиеся, взявшись за руки».
Забираясь на новый выступ, Люмен оживлял в воспоминаниях каждое сказанное слово отверженными. Лишённые интонаций, их слова походили на фрагменты отдельной речи.
«Кристалл — источник жизни. Он дарит тепло и свет, без кристалла невозможна цивилизация и существование жизни…».
Кристалл — жизнь. Но он и так знает это! Гладкие ступени сменились ровными острыми гранями. В последний раз подтянувшись, Люмен оказался в прямом коридоре.
«… как в таких условиях могла развиться такая форма жизни…».
Глаза. Его собственный вопрос о глазах заставил тогда Его посмотреть на Люмена и неизменившимся голосом ответить. Всё так, как должно быть. И в этом ответе была ложь: цивилизация не могла сделать человека таким, каковым он является. Не могла она появиться раньше самого человека.
«Тебе нужно было тогда уже спрашивать, почему мы не обросли шерстью, ведь так теплее!»
«Тобиас».
«Ибо воистину».
Что ты делаешь, Люмен?
Мне нужно знать?
Зачем?
Путь вёл вперёд и вверх.
Когда Он спрашивал тебя, для чего так часто посещаешь астрологические башни, ты ответил: «Ты же знаешь, я не могу по-другому». Оно совсем рядом. Вихрь лихорадочных мыслей наполняет тело, быстрее движутся кровяные тельца, с каждым новым усилием понять, на горизонте появляется ясность, похожая на пока слабые свет. Мучительно сводит, как будто он пытается высвободиться от тугих пут. И делает всё новые и новые попытки вырываясь, а они всё пытаются стянуть, давят тело, вгрызаются в руки.
И чем сильнее желание, тем острее чувствуются сами верёвки. Что-то есть на тебе и всегда было. Как мягкая пелена, за ней темно и холодно. А здесь тепло и сонно. Не уходи от нас, так хорошо и уютно. Там стужа и коченеет всё, даже глаза. Там ты замёрзнешь и упадёшь в сугроб, и кожа превратится в камень.
Остановись.
Почти бегом он ворвался в последний грот, очутившись среди чёрного простора совершенно один. Здесь раньше были отверженные, здесь ему предложили кристалл и здесь же никого не было. Как тогда подходя к отверженному, теперь Люмен шёл в пустоту. Привезя его сюда, они стояли по сторонам и наблюдали за каждым шагом, однако в этот раз никто не мешал ему и не вливал чуждое и непонятное в сознание. Он сам шёл вперёд, видя пустое пространство, лишённое льда, не было здесь и кристалла. Осталось всего несколько его стержней и теперь те слабо пульсировали вдалеке. Не стали убирать легионеры пепел от сожженных белых фигур. Воздух здесь был застоявшимся, не было ветра и потому те так и лежали на земле. Пройдя мимо, Люмен остановился. Отверженные так и стояли, когда их сжигали не предпринимая попыток спастись.
Им это было не нужно, да и не смогли бы они, даже возжелав того. Он был легионером и знал, что ничто не может избежать своей участи, если легионер выступает как каратель.
