привязываться. Её полнота всегда будет несравнимо больше.
— Как ты думаешь, легионеры склонны испытывать привязанность?
— Я люблю Тебя, — тут же ответил Шайло. — Я люблю своих братьев.
Что ж, он не был склонен отслеживать различные словесные формулировки, и отвечал прямо, самой своей сутью избегая витиеватых неясностей. Простота, Император видел это в каждом слове и в каждом жесте, такая прекрасная ясная простота, которой невозможно противиться.
— Желание любви может быть негативным?
— Как и всё чрезмерное, — был ответ.
Они не спеша прошли вперёд.
— Шайло, что для тебя важнее всего?
Но он уже знал ответ.
— Ты. — И добавил. — Твоя воля.
Ответ Его порадовал, хоть и был очевиден с самого начала. Но всё то же безграничное доверие в столь совершенном существе подкупали, и в который раз Он не отказал себе в удовольствии ощутить его. Такими и должны быть легионеры. Такими они и были от начала времён и останутся неизменными до самого конца. «Вот и свидетельство порядка, о котором говорит сын Твой. Вот оно, стоит перед Тобой с ясным взором и чистотой помыслов. Так должно быть. Так и есть. Я вижу то, что видит в нём Карнут, залог естественного хода вещей, того же порядка. Беспредельной верности происходящего. Да, Я вижу, Карнут, и понимаю тебя».
Но ни тот, кого ты так хочешь, ни тот, кого опасаешься, не были созданы чтобы занять Моё место и это не может не смущать твой разум.
— Чем я могу служить Тебе?
— Ты думаешь, Я позвал тебя сюда дать распоряжение?
На лице Шайло отразилась его природная покорность.
— Расскажи мне о той поездке, когда вы забрали принцессу Ашарию.
В легионере ничего не изменилось.
— Мы так же покидали дворец чтобы исследовать прилегающие территории.
— Это была идея Люмена.
— Да.
— Что же вы нашли?
— Запретные пещеры, — последнее признание вызвало в Шайло бурю чувств и явное порицание себя же. — Мы приближались к каждой, я не входил внутрь. Люмен каждый раз спускался в них один и выходил нескоро.
— И каждый раз ему не удавалось найти ничего интересного.
Как будто признавая вину, Шайло сказал:
— Так и было.
— Я не виню тебя за выходки твоего брата. Ведь не зря вы известны Мне оба. Продолжай.
Так Шайло и поступил.
— В последней пещере он задержался дольше чем обычно и вернулся другим. Возбуждённым и радостным. Люмен хотел рассказать мне, что видел там, но я не позволил ему.
— Почему?
На какой-то миг Шайло показалось, что перед ним снова Люмен, но ощущение тут же рассеялось.
— Это запретные пещеры и всё, что находится там, не предназначено ни для меня, ни для него, — уверенно сказал он.
Император отвернулся, так что теперь были видны одни белые волосы, спадающие на спину. Затем прошёлся вперёд, в то время как легионер остался стоять на месте ожидая, когда Тот заговорит с ним.
— Ты поступил правильно.
За этим ничего не последовало.
— Шайло, Я расскажу тебе о мире то, чего не знает никто и никогда не узнает. — В ответ на оказанную милость, Шайло исполнился готовности слушать, и вознаграждением за покорное молчание были следующие слова:
— Ты прав, мир прекрасен. Даже сейчас. Прав ты и говоря о порядке и хаосе. Но никому не ведомо насколько тонкая эта грань. Достаточно одного взгляда, которому не полагалось быть. Одного лишнего слова или знания, попавшего не в то сознание. Потому Я запрещаю посещать места, не предназначенные ни для кого. Я — носитель и хранитель того знания, которое позволяет миру оставаться в покое, вместо того, чтобы захлебнуться в порождаемом собою же хаосе.
Он видел, тот хочет спросить.
— Спрашивай, — сказал Император.
— Тогда почему вы позволяете это Люмену?
Бесхитростность вопроса на секунду поразила и тут же вызвало некое подобие смущения. Однако и оно тут же растворилось в вековой памяти и мудрости.
— Пусть задаёт вопросы, раз этого требует его природа. В жизни в нас обнаруживается то, что можно принять за основополагающую суть, она-то и определяет человека. Как агора у людей. Тебе ведь известно, что и у легионеров есть агоры.
— Да.
— Но наше с ними взаимоотношение иное, чем у людей.
— Это так.
Видя, что Император хочет, чтобы он продолжал, Шайло так и поступил.
— Из-за нашей кристаллической природы агоры представляют большую опасность по сравнению с тем, что она может причинить человеку. Это происходит оттого, что кристалл притягивает агор, и они часто скапливаются в местах его произрастания. Известны случаи, когда агора проникала в кристалл, не имея возможности выбраться. Поэтому они так опасны для нас, тело легионера слишком насыщено кристаллом и потому так же притягивает их. Но, не являясь таким же прочным как сам кристалл, тут же подвергается уничтожению.
У человека проникшая внутрь агора приводит или к смерти через определённый промежуток времени, или к одержимости. У легионера — к почти мгновенной смерти.
— Что ты думаешь об одержимости?
— Эти люди достойны сочувствия.
— Я тоже так думаю.
И всё же Шайло заметил некоторую перемену. Император продолжал не спеша идти вперёд. Ему доставляла удовольствие такая доверительность со своими порождениями. Однако подобной чести удостаивались не многие. Истина же заключалась в том, что в Небесном Чертоге хоть и не гласно, но царило понимание: последнее поколение получилось отличным от предыдущих. Более сильным, развитым и многообещающим. И более любимым.
— И Я рад, что ты мыслишь таким образом.
Шайло в который раз обрадовался милосердию Отца своего и теплота охватила сердце.
— Одержимые и впрямь заслуживают сочувствия и милосердия. Они не виновны в своей участи.
Иная ситуация была с теми из них, кто оставлял потомство, более склонное к одержимости по сравнению с другими людьми. Однако именно для предотвращения подобного их следовало изолировать. Простой народ не руководствовался этими побуждениями. Одержимых усыпляли, не согласуясь ни с чем, кроме инстинктивного желания защищённости.
Шайло сразу понял, склонил голову и, положив на неё руку, Император сказал:
— Ступай. Мой достойный сын.
Выпрямился и, поклонившись, покинул тронный зал, чтобы оказаться одному в коридоре. За расположенными в ряд окнами тянулись белесее молочные пути и уходили далеко-далеко в безбрежную темноту.
Стоило ему только миновать коридор, как из-за угла тут же выскочила Эва. На этот раз без сопровождения. Молча протанцевала вокруг него и снова скрылась в темноте как мимолётное видение.
