Несмотря на то, что остатки здравого смысла подсказывали молодому человеку не верить, он махнул на все рукой. В конце концов, напав на мессира, он спас любимую от пыток и казни. Как там было на самом деле уже неважно: он сделал свой выбор и с дороги не свернет. Главное, что она любит его. Да и ночное чудовище выходило за рамки здравого смысла и обычной жизни. О таких созданиях ранее он только читал. А если вчера ему пришлось сражаться с монстром, то почему бы Труди не оказаться ведьмой?
Лежавший на кровати Хлонге мрачно наблюдал за происходящим в комнате и поначалу пытался задавать девушке полные сарказма вопросы. Алина тут же терялась, слезы начинали катиться по ее личику градом, и, не выдержав, стрелок заткнул мессиру рот кляпом. Потом, когда рассвело, он освободил Хлонге и, наставив аркебузу в грудь бывшего нанимателя, заставил написать ему с товарищами отпускное свидетельство.
Чтобы обезопасить себя от нападения со стороны телохранителей мессира, фон Вернер отобрал у них ружья. Сделать это было тяжело, так как в любой момент все могло обернуться кровопролитием. Но, судя по всему, проведя ночь в унизительном плену, мессир внутренне сломался. После того, как Мориц вытащил у него изо рта кляп и развязал руки, Хлонге больше напоминал марионетку, чем живого человека. Он ни разу не попытался дать понять своим людям, что происходит на самом деле, и покорно повторял все, что ему говорил наемник.
Передав ружья стрелкам, стоя во дворе, телохранители провожали бывших спутников мрачными взглядами. Мориц заставил мессира проехать с ними до самого леса и только потом отпустил. Все время он трусил на сером в яблоках жеребце за Хлонге и был готов в любой момент пустить ему пулю в спину. Но мессир так и не попытался что-либо предпринять. Возвращаясь под пристальным взглядом стрелка к Медвежьему замку, он даже не оглянулся.
Переехав вечером границу с Урреном, наемники остановились переночевать на постоялом дворе. Еще днем, когда они вернулись на Звездный тракт, решая, куда ехать дальше, фон Вернер передал товарищам предложение баронессы. Она просила стрелков отвезти ее к батюшке в Зеленогорье. Обещала хорошо заплатить, а если захотят, поговорить с бароном, чтобы взял их на службу.
Предложение Алины вызвало у наемников, да и у самого Морица, странное чувство. С момента возвращения девушки никто не доверял ей по-настоящему. Рассказу о колдовстве Труди стрелки поверили, так как у каждого на нее имелся зуб, но в полную невиновность госпожи верить не собирались. Наемники были людьми тертыми и навидались всякого.
Выбравшись из лесу, посчитав себя в безопасности, Олень принялся отпускать по адресу баронессы злые шуточки. При этом старался задеть и фон Вернера, но тот крепился, делая вид, что не замечает. Молодой человек знал, если он схватится с южанином, рассчитывать на помощь остальных ему не придется. В лучшем случае они молча будут наблюдать со стороны, в худшем – помогут Оленю прикончить его. Для себя Мориц решил, что как только они окажутся подальше от мессира, – погоню юноша не исключал – он расстанется с товарищами навсегда. Отныне его путь лежит вместе с любимой или в одиночестве. Хотя стрелок не мог себе представить, как теперь отпустит девушку: слишком многим пришлось ради нее пожертвовать.
Когда они проезжали пограничный городок, баронесса задержала всех, чтобы навестить местного ювелира. Вышедшему навстречу мастеру она протянула свои украшения: золотую цепь, колечки и пару серег с маленькими изумрудами.
– Я хочу продать все это, – сказала она и пояснила фон Вернеру, что вырученные деньги пойдут на оплату въездной пошлины и прочие дорожные расходы. Своеобразный аванс стрелкам, чтобы они не сомневались в искренности ее слов. Предложение, подкрепленное звонкой монетой, наемники приняли, но остались настороже. Потом Мориц слышал, как Олень с Виктором и Фрицем шептались, что «дело с баронессой по-любому нечисто и нужно держать ухо востро».
На постоялом дворе Алина заплатила за две комнаты. Сняла большую для стрелков, а в маленькой расположилась вместе с Морицем. Ночь прошла в жарких, граничивших с безумием ласках, в которых любовники постарались забыть обо всем, что разъединило их. По крайней мере, так думал изнуренный любовью юноша, засыпая под утреннее пение петухов.
Но выспаться нормально не удалось: проголодавшиеся стрелки разбудили парочку через несколько часов. Умывшись и одевшись, любовники спустились в общий зал. Там за длинным столом уже поджидали наемники. Любовиков встретили добродушными насмешками. В своем мужском платье Алина выглядела настоящим мальчишкой, а гульфик на ее штанах служил поводом для бесчисленных шуточек.
– Я думаю, – ухмыляясь сказал Олень, – что не мешало бы отметить начало путешествия кружкой доброго винца. Что скажете, ребята? – он обвел взглядом товарищей.
Все, за исключением Ганса, одобрительно загудели.
– У нас мало денег, – мрачно заметил Мориц. – А ехать до Зеленогорья не меньше недели.
– Правильно, – сказал Ганс. – Вот приедем в баронский замок – там тебе нальют. Хлещи от пуза.
– А я сейчас хочу, – Олень нагло уставился на девушку. – Кто его знает, как там дальше повернется. Живи, пока живется!
Перестав есть похлебку, Алина достала из кошелька талер. Положив на стол, разрешила заказать вина на эти деньги. Потом вернулась к еде. Фон Вернер недовольно поморщился, но прежде, чем успел что-либо сказать, Ганс проворно цапнул монету.
– Я пойду, закажу, – сказал он и ушел к хозяину. Вскоре вернулся, неся кувшин и отдельно – кружку. Кувшин он передал Курту, который разлил вино стрелкам, а кружку с ароматным напитком поставил перед девушкой.
– Это мевельское, специально для вас, баронесса, – пояснил Ганс, добродушно улыбаясь. – Лучшее, что есть в здешнем погребе.
– Благодарю, – Алина рассеянно взяла кружку и, чокнувшись с каждым, пригубила. – Действительно, неплохой напиток, – она несколько натянуто улыбнулась следившему за ней Гансу. – Вы разбираетесь в вине, – баронесса сделала еще один глоток и отставила кружку.
– Курт, Фриц, вы уже закончили? – посмотрел на товарищей фон Вернер. – Допивайте и топайте на конюшню, седлайте лошадей. Чем быстрее мы выедем, тем лучше.
Сборы продлились недолго. Помогая баронессе забраться в седло, Мориц заметил, что она болезненно морщится. Он спросил, что случилось, но Алина отмахнулась.
– Ничего, – капризным голосом сказала она. – На мгновение голова закружилась. Уже прошло, не обращай внимания.
