кошель только монеты. От движений рана разболелась с новой силой, и, обливаясь холодным потом, Мориц вернулся в седло. Отыскав тропу, постанывая при каждом шаге, он затрусил по ней: фон Цоберг говорил, что лесная дорога ведет в окрестности монастыря святого Августа. Оставалось только надеяться, что пути стрелка и рыцаря больше никогда не пересекутся.
Холодные, ловкие пальцы равнодушно причиняют боль, выталкивающую сознание из лихорадочного забытья в реальность. Пульсирующий огонь раны в тяжелом, немеющем бедре. Спокойный, безразличный голос, уговаривающий потерпеть. Крепкие, сильные руки прижимают Морица к столу, когда он инстинктивно пытается уползти от хирурга. Размытые от слез, застилающих глаза, лица монахов, помогающих лекарю. В воспаленный рот раненого тычется глиняная кружка.
– Пей, пей, – уговаривает монах, – полегчает.
Молодой человек осторожно глотает густую, теплую, горькую жидкость. И в этот момент, как ему кажется, лекарь прижимает к ране раскаленный прут. Поперхнувшись, сотрясаясь всем телом, фон Вернер подпрыгивает на столе, изрыгая проклятия. Но монахи крепко держат его за руки, хирург спокойно продолжает делать свое дело, а в зубы опять тычется край глиняной кружки. Допив отвар, Мориц чувствует страшную усталость, быстро растекающуюся по всему телу. Словно живое существо, боль в ноге медленно, очень медленно отползает прочь, но полностью не проходит. Веки раненого тяжелеют, смыкаются, и, опустив затылок на жесткие доски, он закрывает глаза. Прислушивается к приятному, похожему на сильное опьянение ощущению тепла, которое мягко окутывает грудь и голову.
– Тащите в келью, – доносится издалека.
Фон Вернер с трудом открывает слипающиеся глаза. Кажется, что его снова несет течение Воровки, только небо над головой не голубое прозрачно-бездонное, а низкое, беспросветно серое. «Будет дождь», – думает раненный и смыкает веки, соскальзывая в сон. Он снова стоит за конторкой в скриптории. Серый свет льется в окно, по углам на кружеве паутины дрожат попавшиеся мухи. На звоннице начинает бить колокол, созывающий братию к обедне. Нужно идти, но нет сил прервать увлекательное чтение, заставить себя закрыть тяжелый шагреневый переплет. Тем более, что на следующей странице, он знает – подглядел, великолепная иллюстрация. Быстро скользнув по последним строчкам, мальчик нетерпеливо переворачивает лист и, забыв о тексте, пожирает глазами рисунок. Сделавший его человек – настоящий мастер. Созданная им картинка похожа на отдельную историю, ее можно рассматривать часами, находя все новые детали. Читать, словно книгу, вглядываясь в хитросплетения виньеток, и, с восторгом обнаруживая, как одно изображение перетекает в другое.
В голове, как во время чтения, начинает звучать голос невидимого рассказчика. Обмирая от нахлынувшего восторга, Мориц понимает, что иллюстрация – не просто картинка к книге, а тайное предсказание. Если он поймет его, расшифрует, то узнает свое будущее. Нужно только напрячься, сделать над собой усилие и, поймав кончик нити, распутать узелок тайны. Но в момент, когда мальчику кажется, что он начинает понимать – краски иллюстрации утрачивают яркость, блекнут. Линии рисунка теряют четкость, а потом и вовсе сливаются в чернильную кляксу. Задрожав, словно студень, пятно растекается, увеличиваясь в размерах с каждым мгновением, и вот уже нет ни книги, ни конторки. Солнечный свет в скриптории стремительно меркнет, пол скользит из-под трясущихся ног.
Облившись от страха холодным потом, фон Вернер пытается отскочить, но чувствует, как соскальзывает вниз, в густую, вязкую трясину. Стремительно, со странным чмокающим звуком погружается, не в силах ухватиться за что-либо твердое. Он кричит, что есть мочи, пытаясь позвать на помощь, но ужас перехватывает горло. Вместо вопля с воспаленных губ срывается хрип умирающего, и тот сейчас смолкнет…
Содрогаясь, всхлипывая от боли в бедре, Мориц просыпается. В первые мгновения, опутанный вязкой паутиной кошмара, молодой человек не может понять, где он и что с ним. Неловко ворочается на жестком ложе, причиняя себе лишнюю боль. Громко стонет, просит воды. Наконец в глазах проясняется, а чьи-то руки подсовывают ко рту плошку. Фон Вернер жадно глотает воду и со вздохом облегчения ложится.
На седьмой день своего пребывания в монастыре святого Августа стрелок пошел на поправку. Мучившая его боль в воспалившейся ране и лихорадка отступили: сказались отвары и заботливый уход. Ежедневно, дважды в сутки, невысокий с округлым бритым лицом лекарь в очках приходил к Морицу, осматривал бедро и менял наложенные повязки. Его внешность сразу же показалось раненому странно знакомой, но сознание с трудом отличало явь от сна, навеянного снадобьями. Поэтому пока в голове молодого человека окончательно не прояснилось, он не пытался заводить с лекарем разговоры. Почувствовав себя лучше, фон Вернер сразу вспомнил, где видел его лицо. И оказался в весьма щекотливом положении…
– Доброе утро, – как всегда после утренней молитвы, лекарь вошел в келью стрелка. – Как спалось? Боль, жар? – спрашивая, мужчина привычно заглянул в глаза больного, прикоснулся ко лбу и нащупал пульс. – Вижу, вам сегодня лучше, – выпустив запястье, врач занялся повязкой. – Думаю, скоро вы сможете подниматься. Недельки через две, наверное. Так, что тут у нас? Угу, все очень неплохо: гноя нет, рана чистая и потихоньку затягивается.
Приподнявшись на локтях, Мориц смотрел, как лекарь меняет повязку. Дождавшись окончания процедуры, стрелок неожиданно поймал его руку и удержал, не дав уйти.
– Что с вами? – сквозь круглые стекла на юношу непонимающе уставились черные глаза. – Вам нехорошо?
– Простите, но я знаю вас, – сказал фон Вернер. – Раньше вы носили усы и бородку.
В глазах лекаря появился страх. Он сделал попытку освободить кисть, но стрелок не отпускал.
– Не нужно меня бояться, мастер Нимер, – ласково сказал Мориц. – После того, как вы спасли мне жизнь… Я в долгу перед вами, – он разжал пальцы. – Мне хочется помочь вам. Ведь вас ищут.
Некоторое время Клаус Нимер – должник мессира, за которым целый месяц безрезультатно рыскали по дорогам стрелки, – молча смотрел на больного. Потом, оглянувшись, – закрыта ли дверь – осторожно присел на табурет у ложа пациента.
– Да, меня зовут Клаус Нимер, – сдвинув кустистые брови, сказал лекарь. – Откуда вы знаете мое имя? Я не помню, чтобы когда-нибудь встречался с вами.
Решив, что скрытничать теперь не имеет смысла, молодой человек рассказал о своей службе у Хлонге. Поспешил заверить: его совершенно не интересуют причины, по которым скрывается Нимер. Ничего, кроме благодарности, он не испытывает и готов сделать все, чтобы помочь лекарю.
– Наши дорожки с мессиром разошлись, – вздохнул Мориц, – теперь я сам по себе. А после того, как вы вылечили меня, можете рассчитывать на молчание и помощь.
– Эту рану вы получили из-за него? – спросил лекарь. – Он пытался убить вас?
