внимательно. К вдове отнеслась с уважением и сочувствием, обе женщины даже поплакали вместе, когда гостья рассказала, как выхаживала раненого Ганса. Ученика ювелира она добродушно ущипнула коричневыми пальцами за щеку и сказала, что он 'добрый мальчишка'. А на Гретхен, к великому злорадству Урса, старушка нагнала такого страху, что ленивая и вздорная девица слушалась ее с полуслова. Стоило матушке Габи что-либо приказать Грете, сопроводив слова тяжелым взглядом из-под косматых бровей, как та бросалась исполнять. И перестала перечить 'братику', который тоже не упустил возможности погонять нерадивую деваху.
Мастер Джордан, пришедший осмотреть больную, с уважением отнесся к знахарке. Точнее сказать, к ее познаниям в лесных травах, грибах и заговорах. Он снова зачастил в дом Графов и подолгу сиживал с матушкой Габи, перебирая за разговором пучки сушеных трав, привезенные старушкой в город. Поначалу гостья встретила лекаря неприветливо, неохотно отвечала на вопросы, но, уразумев, что Тим хорошо разбирается в ее ремесле, сочла равным. Подарила ему горшок особым образом вытопленного барсучьего жира, несколько мешочков смесей, приготовленных из целебных трав и кореньев. А в один из дней матушка Габи заняла кухню, выгнав с нее девку, и под присмотром старушки алхимик целый вечер варил какие-то на редкость пахучие декокты. Результатами оба были весьма довольны. На следующий день Джордан в благодарность сводил знахарку к сапожнику. Тот, сняв мерку, пообещал алхимику изготовить для подагрических ступней Габи особо мягкие и теплые туфли.
Вечером того же дня в город возвратился фон Бакке. Новости юрист привез самые обнадеживающие. Приказом имперского судьи несчастного Ганса вырвали из лап мевельских чиновников. Правда, парень остался в камере, но смог теперь видеть родных. Урс с матерью навестили его на следующее утро. Фрау Анна с племянником расплакались, но победы, одержанные адвокатом, настолько воодушевили вдову, что обошлось без успокоительных снадобий.
Урсу этот визит достался намного труднее. Навещая двоюродного брата, ученик ювелира ужаснулся тому, в кого превратился пышущий здоровьем парень. За три прошедших месяца, что они не виделись, Ганс стал настоящей развалиной. Отощавший, с тонкими, как у старика, руками, трясущейся головой на кадыкастой шее, он походил на собственное привидение. Даже после того, как приглашенный цирюльник побрил и постриг арестованного, переодетый в чистую одежду, Цимм выглядел очень плохо. Утратив запущенную бороденку, его голые, когда-то румяные щеки, ввалились, делая лицо Ганса попросту страшным. Серая землистая кожа плотно обтягивала острые скулы, а взгляд глубоко запавших глаз был пугающе мутен, лишь изредка сменяясь лихорадочным блеском. Говорил он мало и большей частью странно. Начиная фразу, тут же обрывал, не закончив, или, наоборот, тараторил, будто сорока. Глотал половину букв, отчего разобрать, о чем он, не было возможным.
Из встреч с двоюродным братом Урс вынес стойкую ненависть к судейским, чуть не приговорившим невинного человека к эшафоту. Размышляя над увиденным, он также мысленно поклялся, что никогда не позволит упечь себя в тюрьму. Даже если будет сто раз виновен, не даст безжалостным и равнодушным животным распоряжаться собой. Лучше сдохнуть самому, чем позволить людям, облеченным властью, уморить тебя в каменном мешке.
Урс знал, что фон Шонхельму с прево вмешательство властей из Вигенбурга пришлось очень не по душе. Фон Бакке говорил, что 'старый колпак' обжалует решение имперского комиссара, но в худшем случае это лишь затянет рассмотрение вопроса. Своими победами адвокату удалось вселить в клиентов твердую уверенность в благополучном исходе дела. Обнадеженный Урс стал подумывать, что и с закладной все может разрешиться самым благополучным образом. Тем более, что по совету Джордана вдова продиктовала сыну письмо с просьбой о помощи к родственникам покойного мужа. Ко всем, о ком знала. Возможно, кто-то поможет деньгами или выступит поручителем. В общем, сейчас все для Графов выглядело не так плохо, как неделю назад. Даже засыпать ученик ювелира стал не под утро, а к середине ночи.
Вернувшись от мастера Криппе, где они с Кайлем болтали за пивом и дразнили вертевшуюся рядом Тину, Урс запер калитку. Из незакрытых ставнями окон первого этажа в темноту сада пролегли дорожки света. Скоро пробьют десятый час, добрая половина славного Мевеля давно в кроватях, но последнее время у Графов ложились поздно. Особенно, когда в доме появилась матушка Габи с сыном. Наверняка, она сейчас за кухонным столом обсуждает с алхимиком рецепт какого-нибудь целебного зелья.
Позвякивая кольцом с ключами, Урс прошел через двор, ступил на первую из четырех ступенек, поднимавшихся к двери дома. Неожиданно бесшумно повернувшись на хорошо смазанных петлях, дверь отворилась сама собой. В глаза пареньку ударил яркий свет фонаря. Заморгав, Урс не понял, кто появился на пороге.
– Э-э, убери… – растерянно начал он и попятился, едва не оступившись. – Что…
Задать вопрос ученик ювелира не успел.
– Взять! – стоявший в дверном проеме человек энергично подал кому-то знак.
За спиной паренька послышались тяжелые, чавкающие шаги, и две пары сильных рук схватили его. Напавшие сзади люди не церемонились, и через мгновение колени Урса больно ударились о камень ступени. Его руки, едва не вывихнутые из суставов, оказались выкручены за спину. Он закричал и широкая, жесткая ладонь залепила ему рот вместе с половиной лица.
– Тащите внутрь, – приказали из коридора. – Быстро!
Подняв мычащего от боли и ужаса, ничего не соображающего Урса, буквально внесли в родной дом. Протащили в ярко освещенную гостиную и, неожиданно отпустив, уронили на пол. Снова ударившись коленями, ученик ювелира вскрикнул.
– Тихо, – какой-то человек присел на корточки перед Урсом. – Не кричи.
– Я н-не кричу, – всхлипнул паренек, поднимая глаза на незнакомца. – Вы кто такие?
Он растерянно огляделся. И понял, что ответ ему не нужен. Вокруг стояло человек пять, может, больше 'дублетов'. Городские стражники, даже лица казались знакомыми. У того, что говорил с ним, на шее отполированная до зеркального блеска бронзовая бляха с гербом Мевеля. Сержантский знак. И зовут его Пауль, кажется.
– Пусть встанет, – приказали из-за спины сержанта. – Штюхгер, помоги мальчишке подняться.
Стоявший позади Урса здоровяк ловко подхватил его подмышки. Легко, будто малыша, поставил на ноги. Сержант тоже выпрямился и, на кого-то оглянувшись, торопливо отошел в сторону. Паренек увидел, что за их обеденным столом сидит еще один знакомый ему человек – Каспар Фогерт – прево славного города Мевеля. По левую и правую руку полицейского начальника стояли подсвечники. Защищавшая грудь прево кираса отблескивала огоньками горящих свечей.
– Где моя мать? – спросил Урс. – Что вы здесь делаете?
Ему никто не ответил. Окружавшие его стражники молчали, Фогерт, не мигая, глядел на паренька. Тот почувствовал, как затряслись коленки.
– Твоя мать в безопасности, – наконец сказал кто-то из коридора. – Служанка и ваши гости вместе с ней. Их жизни ничего не угрожает. Так что не беспокойся за них, сынок.
Голос у говорившего был негромкий, спокойный, даже мягкий. Снова шаги за спиной, и мимо него прошел незнакомец в сером до полу плаще. На макушке у человека лоснилась свежевыбритая тонзура: Урс понял, что это монах. У святого отца было узкое, морщинистое лицо с крупным носом и бесцветными, терявшимися в густой бороде губами. Изучающе посмотрев на растерянного подростка, служитель церкви сделал небрежный жест, и 'дублеты' зашевелились. Громко топая башмаками, они торопливо покинули гостиную.
Монах сел за стол, по правую руку Фогерта, а тот подался вперед. Уставившись на Урса, он сухо, официальным тоном произнес:
– Сегодня в вашем доме собирались убить человека.
– Как? – ошарашенно спросил паренек. – Кто?
– Лекарь Тим Джордан, – ответил монах. – Он планировал отравить твою мать.
– Дать ей смертельный яд под видом лечебного снадобья, – добавил Фогерт. – Мы знаем, что остальных он тоже хотел умертвить. И тебя в том числе.
Урс попытался спросить 'зачем', но внезапно онемевшие губы едва пошевелились. По спине побежали мурашки. Угадав его невысказанный вопрос, прево ответил:
– Этот человек – убийца, еретик и чернокнижник. Он хотел похитить деньги, которые твоя мать
