скотов-вышибал; а в больших и типа модных заведениях танцпол забит дрочилами всех сортов, потому что там решают деньги и поза, а для нас это хобби; мы просто любим этим заниматься, болтаем с ребятами, которые сняли помещение; один из них знает Чарли, они помогают нам разгрузиться и установить технику, иногда, конечно, приходится играть и в более профессиональных залах, их у нас мало; так что всё в порядке, тут нельзя поставить дело на поток, каждый раз — как последний, и разум остаётся открыт; это другая музыка, но тот же уровень честности; и однажды мы обдолбались, и мы с Чарли пошли пройтись, а Альфонсо остался потрясать народ размерами косяка, который скручивал, эдакое полено, завёрнутое в бумагу, а мы вышли на главную дорогу, прошли мимо толпы грузовиков у моста на станцию, дошли до еле растущего торгового центра, бетонные блоки, обтёсанные ветром, обычные оптовые супермаркеты окраин Лондона, и новый паб на углу, окна заклеены рекламой «пинта за фунт», сделанные вручную карточки для штук двадцати одиноких алкашей, рассеянных по пабу; и Квинсмер умывает все местные магазины, гордость города, гордость галереи, особенно теперь, после ремонта; и мы идём в Вимпи выпить по чашке кофе, смотрим на прохожих мужчин и женщин; их головы наклонены против ветра, машины стоят в пробке из-за дорожных работ, грохот отбойных молотков, и когда солнце начинает заходить, я возвращаюсь в точку, слоняюсь там с какими-то записями, ставлю «England Belongs То Ме» Cock Sparrer, потом «England’s Irie» Black Grape, раскладываю пласты и проверяю вертушки; и вот я уже толкаю приветственную речь, Чарли начинает свой сет, и вот Альфонсо оттормаживается, и вместе с ним тормозит всё происходящее, потому что толпа должна была отстать, начать волноваться, это входит в план; всё зависит от того, что за люди собрались и как они реагируют; и когда мы начинаем в девять, в пабе в углу сидит толпа игроков, часть стен раскрашена, часть чистая; и я вышел, со мной панки семидесятых, восьмидесятых и девяностых, разные влияния разных времён, добавим по вкусу пару записей рэпа, отполируем «2 Тоном», добьём Madness, я получаю шестьдесят фунтов за пару часов работы, что совсем неплохо, наличка в кармане, музыка идёт отлично, особенно классика; местные постарше подпевают «Hersham Boys», «Babylon’s Burning», «Наггу Мау», «Sound Of The Suburbs», «One Step Beyond», «Eton Rifles»; ребята, которые едва родились, когда эти синглы выходили, тоже в теме, я каждый раз это замечаю, музыка у них в крови; панк — высшая форма музыки бунта в этой стране, пока не начался распад, и реакция всегда нормальная; это часть наших традиций, а если оглядеться, то рядом обязательно найдётся девушка, которая стоит и смотрит на тебя, есть молоденькие, есть взрослые и толстые, сегодня тут тусит такая деревенщина — вообще, короткие хэбэшные юбки, голые ноги, болтающийся жёлтый материал, обёрнутый вокруг задниц и ног, потягивают газировку и лагер; а вон стоят четыре парня, полный отстой в своих «Фила» [40], «Найке», «Рибоке», наверно, думают, во я мудак, сам себя опустил; так смешно глядеть на мир чужими глазами, признаться честно, я просто смотрю за работой других людей, не боюсь крутить головой туда-сюда, работая над теми же темами; это настоящая жизнь, и хотя мы любили музыку, когда были детьми, мы никогда серьёзно не думали собрать свою группу и выйти на сцену, подняться над аудиторией; но это другое, ты играешь музыку и остаёшься на заднем плане, всё дело в выборе момента и ощущении, как надо и как не надо; некоторые конечно говорят о какой-то идеальной формуле, но лично я её не знаю; жарко и душно, стараюсь каждую пластинку вернуть в правильный конверт, слова льются из колонок, люди подпевают, злые слова и улыбающиеся лица, вот в чём прикол, размышляй над всяким, но не воспринимай себя слишком серьёзно, разрушай культуру серьёзности, уничтожай; месяц назад мы с Чарли играли в пабе в Западном Дрейтоне, забитом семнадцати- и восемнадца-тилетками, мутная толпа детей, которым не интересен реггей; сегодня вечером Альфонсо без работы, и стоило мне поставить «Anarchy In The UK», весь народ поднялся, вышибалы потели, пытаясь сохранить контроль; и когда всё снова пошло плохо, я остановил пластинку, играющую «Life On Mars» во имя старых добрых времен, улыбнулся; когда речь идёт о музыке, у неё нету срока годности; в этом фишка сэмплинга и миксинга, переоткрытия и воскрешения, всё связано; и в обыденной жизни наша история продаётся дёшево, её уже выбросили из головы, неважно, что это — музыка или другая область социальной истории; а в таких местах, как это, неважно, что 7-дюймовка, которую я ставлю, двадцатилетней давности или что-то более свежее; и когда выходит Чарли, я знаю, он сделает очередную версию без слов, машины захватывают мир, это часть культурного движения, и вечер получается что надо; Чарли здорово завёлся, и я оставил всё на него, пошёл выпить, затерялся в толпе, с глаз долой, из сердца вон, кроме разве что Сары, которая пришла, разгорячённая, с другом; не ожидал встретить её здесь, сюрприз, однако, но я не жалуюсь; я говорил, мол, приходи, если хочешь, правда, не думал, что она таки придёт; только что встретился с женщиной, она смотрится клёво; в виниловых штанах и маленьком топике; чувствую, как пульсирует член, она потеет, лицо покрыто капельками, мощные духи, запах выпивки, наркотиков и огромных шкафов-футболистов окружает нас, тушь для глаз лежит толстым слоем, отлично; Чарли ломит вперёд, ускоряется, ускоряется, раздевает музыку до костей, сбрасывает вокал, показывает голую технику; но жизнь идёт по кругу, так что однажды слова снова приобретут смысл; шаг назад и два вперёд; так устроен мир, ничто не стоит спокойно; и только в одном можно быть уверенным — что всё меняется, бесконечный цикл, и впереди не ждёт совершенный мир, время движется; но это не значит, что мы становимся лучше или хуже; и Сара с другом расслабились, Сара бормочет что-то, взгляд по-прежнему обжигает, как лезвие; она говорит прямо мне в ухо, ничего не понятно из-за грохота музыки, пахнет куревом и выпивкой, люблю, когда женщина так пахнет; она знакомит меня со своим приятелем, тот говорит «привет», а потом уходит трепаться с кем-то, а я остаюсь пить лагер из банки, бочки с разливным ещё не поставили, и остаток вечера я провожу с Сарой, сокращаю дистанцию, сам не понимаю, что за хуй- ню я несу, продолжаю, куда деваться; и вот музыка замедляется, Альфонсо раскачивает колонки «Wreck A Buddy» Soul Sisters, именно в тот момент, когда люди начинают тормозить, грязные слова в грязной песне, кто-то начинает медленный танец; а я прислонился к стене, стучу ногой по кирпичам, толпа рассасывается, оставляет нас собирать технику и грузить в фургон, тащим кофры на улицу; приятель Сары давно ушёл, он местный, провожает домой её сестру, Сара помогает нам, ей по фиг, что она испачкает руки; и мы стоим на улице, фургон забит винилом и оборудованием, тихая улица и красивое небо, мерцают миллионы звёзд; Сара показывает на луну, в ушах звенит после музыки, когда стоишь вот так, простые вещи становятся важными, в этом и прикол, хорошая музыка и хорошая компания, никаких тебе психов, никто на тебя не пялится, пускай здесь и сейчас остаются проблемы, но большинство людей не ссыт в собственном лифте, и это не такая ночь, когда толпа мужиков выстраивается единым фронтом или несётся кучей; сегодня всё не так, люди узнают музыку, которая стучится к ним в души, им интересно, хотя бы большую часть времени; и мы стоим и болтаем с ребятами, которые держат это заведение, очень жаль, что вечер подошёл к концу, пора выдвигаться, ехать сквозь пустые улицы Западного Лондона, на шоссе М4; в такое время на автостраде хорошо, широкая пустая полоса чёрного бетона бросается под фары; Чарли врубает дальний свет, когда мы проскакиваем под М25, и вылетает на дорогу на Лэнгли, и вот за холмом центр Слау, под колёсами ухабы; когда мы съезжаем на окружную дорогу, я сижу сзади, Сара трёт мне яйца, Альфонсо то и дело наклоняется, пытаясь расслышать музыку, Чарли поставил свою компиляцию «Outcaste», микс бонгов, цифровых ударных, и всё заглушают взрыки-вания выхлопной трубы; я убираю её руку, и мы перемещаемся к Альфонсо, воздух свеж и холоден, особенно после бензиновой вони в фургоне; я помогаю ребятам разгружать технику, оставляю свои пластинки в гостиной Альфонсо, провожаю Сару домой; мир мёртв и тих, как будто объявили комендантский час, мимо едет полицейская машина, тормозит, видит, что это мужчина и женщина, уезжает; и когда мы входим, она говорит, мол, давай позвоним в «Чапатти Экспресс», но я отвечаю, он закрывается в пол-одиннадцатого, и она берётся за дело; я слышу запахи, она готовит какой-то тост, пока я сижу на диване и играю с пультяшкой от телека, щелкаю по каналам; у этой девочки тут всякого полно, обычные, спутниковые, кабельное теле- видение, всё заряжено по полной, чёрная антенна за кухонным окном ловит мультфильмы, проверенную классику, что угодно, лишь бы занять ребёнка; а я продираюсь сквозь дешёвые заграничные фильмы, бесконечные новости и телешоу, передачи ни о чём, авторам важнее забить эфирное время и привлечь спонсоров, чем сделать качественную вещь; они придумывают истории на пустом месте, передирают американские игровые шоу, где бедные белые и чёрные уничтожают близких и любимых, немецкие и скандинавские кулинарные передачи, каждый вид спорта, существующий на Земле; и я погружаюсь в электроннолучевое разглагольствование о законе и порядке, о войне добра и зла, его ведут пустоголовые и трусливые карьеристы, без чувства юмора, без всего, экран затягивает меня и я вижу лицо одного из тех, кто заключает через меня пари, он скармливает нации те же старые слова, каналы забиты дерьмом, та же старая мантра: «ОДИНОКИЕ МАТЕРИ, ОДИНОКИЕ МАТЕРИ», по фиг на их детей, этим говнюкам нравится висеть на перекладине и вещать массам, меня тошнит, то же старое говно, я слушаю его всю жизнь; прикол в том, что они никогда не исчезают, просто меняют масти, и
Вы читаете Человеческий панк
