могу понять его логику. Он явно не дурак, но какой трюк он придумал? Что именно он хочет? Этого я пока понять не могу.
– Неужели все так сложно?
– Очень. И чем больше я думаю, тем больше убеждаюсь, что не все так просто, как нам кажется.
Джина посмотрела на сидящую рядом Евгению и шепотом сказала:
– Кажется, она нас даже не слышит, так сильно на нее подействовали эти убийства.
– Она действительно любила погибшего, – пояснил Дронго. – Уже полтора года Женя жила с ним, несмотря на его характер и нрав. Ей хотелось верить, что он может быть лучше.
– Когда мы летели в самолете, она ему за что-то выговаривала, – напомнила Джина.
– Он ушел с темнокожей стюардессой в конец самолета, чтобы запереться там в туалете, – пояснил Дронго.
– Это я помню. И она любила такого мерзавца?
– Женщины часто любят сердцем, а не головой. И часто сердце у них заменяет голову, – сказал Дронго.
– Вы имеете в виду мой случай? – нахмурилась Джина.
– Нет. Ее. Даже понимая, что он нагло изменяет ей чуть ли не в открытую, даже сознавая, что ничем для него не является, она продолжала его любить. Евгения Кнаус – довольно известная тележурналистка и вполне могла бы устроить свою жизнь самостоятельно в отличие от остальных дам, которых обычно берут с собой на охоту, в командировку, в отпуск, на море…
– Меня тоже взяли на охоту, – с вызовом произнесла Джина.
– Не нужно аналогий, – поморщился Дронго, – у вас совсем другой случай. Вспомните, что вас приставила к Энцо его старшая дочь, ваша подруга. У вас был неудачный роман, и вы должны были просто сменить обстановку. Наконец, вы поехали в Кению не развлекать Энцо Бинколетто, а работать и следить за его здоровьем. И, наконец, вы его работник, а не девочка по вызову на несколько часов или дней. Разницу вы прекрасно понимаете, но сейчас решили еще раз выслушать мои доводы, чтобы почувствовать себя гораздо увереннее.
– Нет. Я только хотела услышать, как именно вы ко мне относитесь.
– Может, и так. А вот Люба Ядрышкина с ее безупречной фигурой, накачанными губами и, как я подозреваю, увеличенной грудью – типичная дамочка для совместных поездок за границу. Достаточно сообразительная, хитрая, умелая, приспосабливающаяся. Конечно, никакого интеллекта в ней нет и в помине, книг она не читает, про Пруста и Джойса никогда не слышала, да это ей и не нужно. Она зарабатывает своим телом и внешностью, пока может. Если повезет, сумеет выскочить замуж за обеспеченного человека, желательно пожилого и солидного. Не повезет – значит, будет существовать так где-то до сорока лет. Потом начнет сама нанимать мальчиков для своего сопровождения. Если, конечно, удачно раскрутит свои деньги, вложив их в какое-нибудь прибыльное дело.
Здесь все понятно. Как и в случае с Женей Кнаус. Умница, интеллектуалка, красивая внешность, но сама пробиться явно не смогла бы. Нужна была помощь в лице такого человека, как Ишлинский. Конечно, она достаточно талантливый человек, но сколько их таких пропадает, так ничего и не достигнув… Она смогла грамотно раскрутиться, сумела сделать себе имя. Если бы даже Ишлинский не погиб, думаю, что это была бы их последняя совместная поездка такого рода. Конечно, он ей нравился и она бы с удовольствием отправилась с ним отдыхать на Сейшелы или Маврикий. Но не в такой компании, когда ее положение выглядит более чем двусмысленно. Ведь рядом находится Люба, которую взяли для ублажения высокого чиновника.
Джина посмотрела на сидевшую рядом Женю. Та не реагировала на внешние раздражители.
– Вы считаете, что есть разница? – так же шепотом уточнила итальянка.
– И очень большая, – убежденно произнес Дронго.
Они пересекали реку. Слоны, стоявшие у реки, проводили их молчаливыми взглядами. Детеныша с ними уже не было. Очевидно, раненный из карабина Араксманяна, он не мог нормально передвигаться, и взрослые особи уже не могли его защитить. Законы саванны, как и законы джунглей, беспощадны. Хотя на самом деле это всего лишь универсальные законы природы. Выживает сильнейший, чтобы продолжить себя в своем потомстве. Слабые погибают. Раненый или больной должен умереть, он заранее обречен стать легкой добычей хищников. Происходит так называемый естественный отбор – в природе, в жизни и даже среди людей, когда слабейшие погибают, а сильнейшие выживают.
В Найроби они приехали в восьмом часу вечера. Уставшие путешественники разместились в своих номерах. Бинколетто подозвал к себе Джину.
– Я хочу попросить о помощи, – сказал он, обращаясь к ней. – Я сниму вам сьют, и вы поселитесь с госпожой Кнаус. Она в таком состоянии, что я не хотел бы оставлять ее одну. Договорились?
– Конечно, – кивнула Джина, – я все понимаю.
Еще один сьют был заказан для Стригуна с Любой. Остальные разместились в одноместных номерах, включая самого Энцо Бинколетто. Отель «Норфолк» находился на проспекте Гарри Тука и справедливо считался одним из лучших в этой части Африки. Он был широко известен за пределами Найроби. Кроме ста тридцати шести номеров, здесь были еще пятнадцать обычных сьютов, семь дуплексных сьютов, пять экзекьютив-сьютов и четыре сьюта, которые назывались «де-люкс». В нем было три ресторана, предлагавших местную и европейскую кухню.
Дронго поднялся в свой номер, принял душ и решил остаться там, заказав себе ужин. Ему следовало подумать. Убийство переводчика поставило перед ним трудную задачу, которую он обязан был решить.
Утром за завтраком они собрались все вместе. Пришла даже Женя, немного отошедшая после вчерашнего шокового состояния. Завтрак проходил в молчании. Никому не хотелось много говорить. Все помнили, что сегодня начнутся допросы.
– Дамы и господа, – обратился ко всем Энцо Бинколетто, – я еще раз приношу вам всем извинения за те неприятности, которые доставила вам поездка в Кению. Но, надеюсь, вы верите в мою искренность, что я действительно хотел доставить вам удовольствие. Сегодня нас вызовут на допросы к следователю. Прошу вас не нервничать и не беспокоиться. Я уже позвонил и вызвал сюда двух лучших адвокатов, которые будут с вами во время всех допросов. Так как мы все иностранцы, то во время допросов могут быть приглашены сотрудники российской, итальянской и швейцарской дипмиссий. Хочу сообщить вам, что я намерен максимально твердо защищать ваши честные имена и не позволю никому обвинять ваc по каким-то надуманным поводам. Вот и все, что я хотел вам сообщить. Адвокаты приедут в отель к десяти часам утра.
– Что он сказал? – спросил Люба, не понявшая речи Бинколетто.
Стригун перевел его слова для Любы и Дживана.
– Все правильно сказал, – кивнул Дживан, – так и должен поступать настоящий мужчина и настоящий хозяин. Защищать своих гостей. Переведи ему.
– Не нужно, Дживан, – попросил Стригун.
– Почему не нужно?
– Получается, что мы его подначиваем, – пояснил Стригун, – ведь хозяин уже потерял двух своих гостей. Давай лучше ничего не будем ему говорить.
Араксманян согласно кивнул и отвернулся. Снова наступило неловкое молчание, которое на этот раз прервал Дронго:
– Скажите, господин Араксманян, а вы после отъезда в Россию часто ездили в Армению?
– Иногда ездил, – ответил тот.
– Вы сказали, что до восьми лет жили в Армении, а потом переехали в Москву?
– Правильно. А что вас интересует?
– Я вспомнил, как убили Вермишева, – негромко сказал Дронго, но так, чтобы его все услышали, – ведь у него был один точный разрез горла. Так обычно режут баранов на Востоке.
– Это в Баку так режут баранов, – рассмеялся Араксманян, – у нас совсем иначе режут свиней и телят. Сначала выпускают кровь, а потом отрезают голову.
– Откуда вы знаете?
– Сам резал, – признался Араксманян, – мужчина должен все уметь. Тем более кавказский мужчина.