– Как, во имя… – кашляя, вопросил Жан, но Фуггер уже начал рассказ, бестолково мечась по комнате.
– И вот мы с Демоном полетели по улице, – начал он. – По той, на которой, как мне сказали, жил покойный палач, и видим у одной двери толпу. «Не пущу! – кричит толстуха, заслоняя вход. – Все его жалкие пожитки – мои, за те полгода, что он провел под моей крышей!» – «Но он должен мне за три бочонка пива!» – кричит один человек. «А мне задолжал за армейский хлеб!» – говорит другой. «А мне он не заплатил за те дни, что я провела на спине! – вопит худая женщина и выталкивает вперед двух оборвышей. – И эти крошки тоже его. Он обещал купить им одежду на те деньги, которые получит, срубив графу голову!» Тут в толпе начали злобно кричать: они поддерживали то одного претендента, то другого. Но толстуха не желала отходить от двери. А тем временем Демон… да, да, выходи вперед, дорогой, и кланяйся… Демон взлетел и закаркал. Я поднимаю голову и смотрю – а он сидит на подъемной балке под верхним окном. А напротив – тоже балка, и дома стоят так близко, что из них получается, можно сказать, мост. Лавочник глазеет на свару, так что я моментально проскальзываю у него за спиной, прохожу через лавку, поднимаюсь по лестнице в комнату, которая выходит на улицу, открываю окно – и перехожу прямо над головами спорщиков в жилище Жирной госпожи.
С этими словами Фуггер, сопровождавший свой рассказ пантомимой, перепрыгнул через воображаемый мостик у окна и упал в комнату.
– В комнате нет ничего, ради чего стоило бы ссориться, но я там не задерживаюсь. Меч лежит прямо на подоконнике, так что я его хватаю, пробираюсь обратно по блокам, спускаюсь по лестнице и проталкиваюсь через толпу как раз в тот момент, когда бабенки вцепляются друг другу в волосы.
Жан вынул оружие из ножен. Меч оказался чуть тяжелее его собственного, немного длиннее и не такой тонкой работы. Но ему приходилось использовать оружие и похуже, намного хуже.
– Фуггер, – объявил он, – ты – молодец!
– И Демон тоже! – засмеялся Фуггер.
– И Демон тоже, – согласился Жан.
При упоминании своего имени птица, перебиравшая себе перышки, подняла голову и прокаркала:
– Рука! Рука!
Жан напрягся, но почти сразу же мрачно улыбнулся.
– Дойдет дело и до нее, – сказал он. – Но сначала нам надо разыскать ту скотобойню.
Получив приказ найти замену палачу в такой короткий срок, эконом епископа, Марсель, впал в панику. Его любовник, Жак, называл это его состояние «серым смерчем». Устраивать оргии – это одно. Марсель наслаждался всеми мелочами живых картин, поисками идеально подходящих друг к другу тел. Годы странствий с актерами Пуатье привили ему вкус к зрелищам и умение создавать удивительные эффекты: это он придумал сахарную глазурь для жены Лота. Но соприкасаться с реальностью в виде убийц и головорезов, которые откликнутся на призыв исполнить обязанности палача… Да, такое растерзало бы нервы и не столь чуткому человеку. Особенно когда от этого зависело так много. Если финал предложенных епископом развлечений будет удачным и приведет к тому, что его господина назначат на орлеанскую епархию, Марсель не сомневался в том, что и его собственное повышение будет гарантировано.
Именно Жак, грубоватый парнишка, носивший на себе печать улицы, предложил устроить соревнование. Так можно будет испытать умение палачей и заодно заработать лишние деньги на зрелище. Одному его кузену (у Жака всегда находились кузены) принадлежит скотобойня на окраине. Это удобно обнесенный забором двор. Со зрителей можно брать по несколько монет с головы да еще потребовать долю с торговцев пивом и жареной требухой, которые обязательно туда явятся.
Марсель решил поручить неприятные детали своему юному дружку. Однако зрелищем будет распоряжаться он сам. Он выступал во множестве мелких городков и знает, что нужно толпе. Насилие, причем как можно более зверское, и смех. И он уже представлял себе, каким образом предоставить это публике.
Когда Жан, Фуггер и Демон явились на скотобойню, они обнаружили, что там в разгаре небольшой карнавал. Объявления на бумаге и из уст глашатаев привлекли не только претендентов и их сопровождающих, но и множество зрителей и тех, кто имел намерение их обслужить, развлечь или обокрасть: в толпе так и сновали глотатели огня, циркачи на ходулях, фокусники, карманники, шлюхи. Это было неплохой подготовкой к главному событию вечера.
Скотобойня состояла из нескольких загонов, соединенных по краю коридором, по которому гнали скот. Все это окружал круговой забор. На каждой его доске уже сидели уличные ребятишки, которые то и дело соскакивали вниз, чтобы проскользнуть между дымящими жаровнями продавцов мяса, бочонками продавцов пива и ногами подмастерьев и мастеровых, заплативших несколько су за то, чтобы войти в главные ворота.
Остановившись у ворот, Жан оглядел происходящее. За толпой оказался помост, на котором мужчина в пестрых чулках размахивал руками, обращаясь к бородатому великану. Перед ними расположилась группа мужчин в масках или самодельных капюшонах.
Маска и меч дали Жану право войти, и он протолкался к помосту.
– Имя? – спросил человечек в кружевной рубашке, жабо и брыжи которой выбивались из-под жакета у горла и живота, где падали на такой громадный гульфик, какого Жан еще никогда не видел.
«Чем больше гульфик…» – подумал Жан и ответил:
– Безымянный. Гастон.
– Вот как? – захихикал человечек. – Похоже, это у вас семейное ремесло. Эти двое – тоже Безымянные. – Он указал на двух мужчин в капюшонах. – Тебе тоже нужен топор?
– Нет, мсье. У меня оружие с собой.
Марсель подался вперед – и глаза у него округлились.
– Меч? И ты им владеешь?
– Увидим.
– Опыт был?
