он очень силен, но опустился до животного уровня.
Ларкин подошел к ним.
— Видите, как он себя ведет. Вчера мы вынуждены были надеть на него смирительную рубашку и держать его вдвоем.
Мэдди опустила глаза, не в состоянии пошевелиться, встретиться с его умными, молчаливыми глазами. Она чувствовала себя разбитой, несчастной, невозможно поверить в то, что он здесь.
Она сжала книгу в руках.
— Он вылечится?
— А… — Кузен выпятил нижнюю губу и поднял брови. — Не хочу скрывать, что случай очень серьезный. Его мать хорошая женщина, христианка, она фанатично предана идее милосердия и благости церкви. По ее словам, сын долгое время вел себя неподобающе. Мятежный дух. Страстность. Ненормальные привычки… — Доктор вздохнул. — Ну да. Я так и говорю… Если мы не сможем вылечить его в Блайтдейле, значит, его невозможно вылечить вообще.
Мэдди словно окаменела.
— А какое лечение проводится?
— Самое важное для него — режим, необходимый для восстановления правильной деятельности мозга. Цикл упражнений для успокоения его души, ванны, разумеется, чтение вслух, в общем, все подобрано для стимулирования интеллектуальной деятельности и воспитания сдержанности. Запрещено рисование. Ручки, и другие пишущие предметы могут спровоцировать его к проявлению насилия. Лекарства он не принимает. Увы, пока мы не видели никакого прогресса в его состоянии. Видимо, мы попробуем провести время с нашими старыми пациентами. Или, скорее, сначала выпустим больного погулять вместе с другими маньяками, чтобы избавить его от ощущения изолированности.
Жерво скрестил руки на груди. Мэдди подняла голову и взглянула на него. Лицо герцога приняло несколько циничное выражение. Он посмотрел на нее с полуулыбкой, затронувшей только одну сторону рта.
Это впечатляло. Жерво снова стал верен себе: наглый аристократ. Мэдди ждала хотя бы одного слова или знака внимания. Но нет. Герцог только улыбался и смотрел на нее с интересом, что напомнило ей тот памятный вечер, когда он описал ее внешность слепому отцу.
— Жерво, — обратилась она к нему, сделав шаг вперед. — Мой папа тоже здесь. Джон Тиммс. Ты с ним вместе работал над новой геометрией.
Его улыбка незаметно исчезла. Он внимательно смотрел на нее, чуть склонив голову в сторону, герцог напоминал собаку, задумавшуюся над загадочностью человеческого поведения. Мэдди заметила, что он внимательно следил за движениями ее губ, хотя не был глухим, поскольку сразу повернулся на звук ее голоса.
— Можно ли моему папе навестить тебя? — спросила Мэдди.
Он вежливо наклонил голову в знак согласия.
Мэдди почувствовала прилив возбуждения. Да он прекрасно соображает! Она посмотрела на кузена Эдвардса. Доктор только покачал головой.
— Он старается продемонстрировать вежливость. Маньяки могут быть довольно хитрыми. Спроси его тем же тоном, может, он король Испании?
Мэдди не могла сделать такого дешевого трюка. Она не хотела поверить, что за такими умными глазами скрывается разум двухлетнего ребенка. Она спросила:
— Не ожидал меня здесь увидеть?
Цепь зазвенела. Герцог согласился с ней и потряс головой.
Мэдди поняла, что он ответил «нет».
— Ты не понимаешь меня? — в растерянности спросила она.
Он не отреагировал.
— Мне жаль, — Мэдди расстроилась. — Жаль, что с тобой такое случилось.
Он ответил циничной улыбкой и протянул ей закованную в цепи руку и отвесил поклон. Мэдди автоматически протянула ему руку. Герцог наклонился… и неожиданно дернул ее к себе, прижал к груди. Его закованная рука схватила Мэдди за горло.
— Бритва! — закричал доктор Эдвардс. — Господи! Ларкин!
Появился санитар, принеся воду, за которой собственно и выходил в коридор. Он уронил чашку, разлив жидкость на ковер и шагнул к ним. Но Жерво издал звук, от которого кровь застыла в жилах, одновременно приставив бритву к челюсти Мэдди.
Ларкин замер на месте. Мэдди уголком глаза могла видеть большой палец Жерво на острие бритвы, Ларкина, кузена Эдвардса и служанку, замершую в дверях. Все словно окаменели. Жерво прижал Мэдди к себе. Его свистящее дыхание раздавалось ей прямо в ухо.
— Не борись с ним, — тихо произнес кузен Эдвардс. — Вообще ничего не делай.
А Мэдди и не думала бороться. Он очень больно сжал ее. Она не могла бы найти в себе силы, чтобы сопротивляться его захвату. Герцог был напряжен, силен, горяч.
Рядом с ними стоял столик для бритья. Герцог подтащил его поближе. Кузен Эдвардс начал говорить мягким, добрым голосом, но Жерво игнорировал его. Он отвел бритву от горла Мэдди и направил бритвенное лезвие прямо в центр стола.
Он крепко держал Мэдди. Она чувствовала движение его мускулов, чувствовала, как он повернул запястье и прочертил одну линию, скрестив с ней другую. Когда Ларкин сделал шаг по направлению к ним, лезвие тут же вернулось к горлу.
Она слышала его дыхание и биение его сердца рядом со своим.
— Позволь ему, — сказал кузен Эдвардс. — Позволь ему закончить.
Жерво ждал, держа бритву и едва не касаясь лезвием ее шеи. Кузен Эдвардс кивнул.
— Можете продолжать, мистер Кристиан.
В тот же момент Жерво в центре пересекавшихся линий нарисовал синусоиду вдоль оси.
Он уронил бритву, со звоном ударившуюся о стол, затем положил руку ей на голову, заставляя посмотреть вниз на нацарапанную фигуру.
Его рука ослабла, он отпустил ее, но Мэдди продолжала стоять, глядя на стол.
Мэдди обернулась и увидела в глазах Жерво ожидание, концентрацию внимания… Она чувствовала, что он зависит от нее, зависит от того, поймет она его или нет.
Мэдди точно знала, что изображена математическая фигура, но не понимала ее значения.
— Подождите! — Она сжала его руки. — Подождите! — Мэдди повернулась к Ларкину и кузену Эдвардсу. — Не наказывайте его, не причиняйте боли! — воскликнула она, выбежав из комнаты.
В гостиной санитар читал отцу книгу.
— Папа! — Мэдди подбежала к отцу и схватила за руку. — Что это значит?
Его указательным пальцем она начертала крест на полированной поверхности стола, а потом синусоиду вдоль него.
— Периодическая функция, — ответил отец.
Мэдди перевела дыхание, схватила ручку и лист бумаги:
— Как она определяется?
— Бесконечный ряд. Ты хочешь это выяснить?
— Да все, что можно! Все об этом. Этот вопрос задали тебе. Необходимо ответить.
— Мне? Что…
— Папа! Все объясню потом, сейчас я должна быстро вернуться. Как можно скорее! Расскажи мне только о периодической функции, как у мсье Фурье. Как она записывается? Начинается с «синус X равен…»?
— Синусовая функциональная прогрессия. Или у тебя косинус?
— А графики отличаются, да? Тогда… — она сжала губы и закрыла глаза. — Кривая начинается… в пересечении осей.
— Тогда это синусовая функция. Синус X равен X минус X в кубе, деленный на факториал трех плюс X в пятой степени, на факториал пяти минус X в седьмой степени, на факториал семи и так далее.
— Да, да! — Мэдди записала знакомые символы, стараясь сделать их большими и отчетливыми. — О,
