– Стены и башни. Разрушенный фундамент уже был здесь.
– А странный черный камень, восхитительные портики, мавританская плитка, фрески в ваших комнатах?
– Я привез камень с Атласских гор. Портики, комнаты, моя обсерватория, кабинет и... и некоторые другие вещи... построены мной.
– И мосты?
Пират улыбнулся:
– Нет, мосты древние, как и огромная скульптура на утесе.
– Любопытное изгнание! Не верю, что вы грабили только Риату.
– У меня есть друзья. Иногда они делают мне подарки в ответ на... скажем, избавление от грабежей в море.
– Подходящее соглашение! От ваших грабежей, я полагаю?
– Как вам нравится меня оскорблять! – Брови у него обиженно поднялись. – Не можете поверить, что я оказываю своим друзьям честные услуги?
– Не сомневаюсь, что вы служите друзьям так же честно, как служили мне, – процедила Элейн.
Он пожал плечами.
– Вы будете удовлетворены, когда мы вернемся в Монтеверде.
– Черт возьми, я предпочту и дальше жить в изгнании.
– На этом пустынном острове?
– Здесь не так уж неуютно. Ваш замок, открытое море. – К своему удивлению, Элейн поняла, что действительно так считает. – Правда, климат слишком жаркий.
– Нет, вы забыли свежий воздух родного дома. Перевалы Монтеверде защищены, но ветер приносит с севера прохладу. Горы закрывают озеро, поэтому вода зимой теплая, а летом освежающая. Лучший климат на земле.
– И конечно, радуга каждый вечер, – насмешливо сказала она.
– Увы. Но если хотите, я закажу ее для вас, – ответил Рсйвен с легким поклоном.
– Конечно, раз вы там будете править. Пират.
Он наклонился к ней.
– Похоже, вам нравится считать меня пиратом. – Элейн пыталась отвернуться, но он схватил ее за руки. – Думаю, вы сами маленькая разбойница в душе.
– Нет.
– Вы хотите сказать, что сестра превратила вас в такого же домашнего кролика? Или она научила вас бояться только того места, где вы родились?
– Как будто там нечего бояться.
– Не больше, чем здесь или в вашей холодной грязной Англии. Вообще в любом месте, где по воле Господа живет и умирает человек.
– Ложь! Вы сами говорите, что убийство – ваше ремесло.
– Да. – Рейвен отпустил ее и шагнул назад.
– И вы утверждаете, что я не должна бояться?
– Там нужно многого бояться. Везде, – тихо сказал он.
– Значит, вы тоже боитесь?
– Не боятся одни глупцы, но идти у страха на поводу – серьезная ошибка. Поэтому я научился в любых обстоятельствах сохранять разум и самообладание.
– И ваше оружие всегда под рукой. Мы не привыкли так жить в Сейвернейке.
– Может, вы и нет, миледи. Но кое-кто – да.
Элейн собралась возразить и поняла, что ей нечего сказать. У ворот Сейвернейка всегда стоял караульный, по ночам слышалась перекличка и топот меняющейся стражи. Даже оттуда был виден дым из поместья королевского сборщика налогов, когда восстали крестьяне. Сэр Гай ускакал с тяжеловооруженными всадниками, чтобы преградить восставшим дорогу к замку, а Кара двое суток непрерывно плакала и молилась. Даже в мирном Сейвернейке.
Рейвен, скрестив руки, наблюдал за нею. Словно ее беспощадный ангел спустился на землю, но, вместо того чтобы разогнать призраки, отрезал ей путь к отступлению.
– И все же из Монтеверде вас изгнали по закону? – с надеждой спросила она. – Вам нельзя там появляться?
– Меня ждет смерть, если я появлюсь там, а также в любой союзной стране, в большинстве провинций Тосканы или в землях Священной Римской империи. Я объявлен вне закона в Арагоне и королевстве Сицилия. Папа римский отлучил меня от церкви, антипапа тоже. Хотя это, видимо, единственный вопрос, по которому набожные шуты пришли к соглашению.
Несколько секунд Элейн молчала, постигая смысл его слов. В приступе гнева она решила, что будет жить с ним в грехе, но только теперь ей стала ясна вся глубина ее падения.
