невозможно разглядеть без увеличительного стекла… Вот смотрите. — Она достает откуда-то лист плотной бумаги. На нем изображена огромная, в несколько раз увеличенная бусина с картины. С изумлением я обнаруживаю в ней лицо. Мужское.
— Это?..
— Мелори, — в восторге кивает она. — Его собственное отражение в ожерелье. Он изобразил самого себя на картине. Миниатюрный, скрытый от посторонних глаз портрет. Его впервые разглядели только десять лет назад. Это тайное послание.
— Можно взглянуть?
Трясущимися руками беру листок. Вот он какой. На картине. На ожерелье. У нее на груди. Он никогда больше не писал портретов. Он написал ту, о которой мечтал.
Он любил Сэди. Любил. Я в этом уверена.
Сквозь слезы я снова смотрю на картину. Моя сопровождающая права. Картина пронизана любовью. Она сквозит в каждом мазке.
— Потрясающе, — всхлипываю я. — А у вас есть книги о нем?
Я страстно желаю избавиться от смотрительницы. Подождав, пока шаги смолкнут, я задираю голову и кричу:
— Сэди! Сэди, ты меня слышишь? Я нашла картину! Она прекрасна. Как и ты. Ты висишь в музее. Но главное… Стивен никогда в жизни никого не писал. Ты была единственной. Он написал себя у тебя на груди. Он любил тебя. Сэди, я уверена, он тебя любил. Мне
У меня срывается дыхание. Тишина в комнате мертвая. Где бы Сэди ни была сейчас, она меня не слышит. Зато я слышу шаги, быстро поворачиваюсь и лицемерно улыбаюсь. Смотрительница протягивает мне кипу книг:
— Это все, что у нас есть. Вы изучаете искусство или интересуетесь именно Мелори?
— Я интересуюсь этой картиной, — честно признаюсь я. — Вы не подскажете мне… Если это известно, если факт обнародован, кто здесь изображен? У картины есть название?
— «Девушка с ожерельем». Безусловно, многие пытались установить личность модели, — смотрительница заученно тарахтит, — но, к сожалению, пока удалось установить только ее имя. Мейбл.
— Дорогуша! Современному человеку это имя может показаться странным, но тогда оно было чрезвычайно распространено. И с обратной стороны картины есть надпись. Мелори сам написал «Моя Мейбл».
— Это прозвище! Их тайная шутка! Ее звали Сэди! Сэди Ланкастер. Я запишу. Я точно знаю, потому что она… — я замолкаю, торжествуя, — она моя двоюродная бабушка.
Я жду ахов и охов, но получаю лишь подозрительный взгляд.
— Неужели? Это серьезное заявление. А почему вы так думаете?
— Я не думаю, а
— И у вас есть доказательства? Ее фотография в молодости? Архивные документы?
— При себе нет, — немного раздраженно признаю я, — но это точно она. И я это докажу. Вам нужно повесить табличку с ее именем и перестать звать ее «Мейбл»… — Я останавливаюсь посреди фразы, потому что меня осеняет новая мысль. — Погодите-ка. Это же картина принадлежала Сэди. Он ей ее подарил! И хотя Сэди ее потеряла, все равно картина принадлежит ей. Или папе и дяде Биллу. Откуда она у вас? Что она тут делает?
— Что вы имеете в виду? — мгновенно настораживается музейщица.
— Эта картина принадлежала моей двоюродной бабушке. Но она исчезла много лет назад. Семейный особняк сгорел, а портрет никто не мог отыскать. И вот теперь я вижу его здесь. Могу я переговорить с директором музея или кто там отвечает за эту картину? Прямо сейчас.
Смотрительница растеряна и озадачена.
— Дорогая, вы же понимаете, что это только копия?
— Копия?.. А оригинал?
— Оригинал в четыре раза больше и гораздо лучше.
— Но как же… — Для меня картина и так достаточно хороша. — И где же тогда оригинал? В частной коллекции?
— Нет, дорогуша, — терпеливо объясняет она. — В Лондонской портретной галерее.
Глава двадцать четвертая
Портрет огромный. И великолепный. В миллион раз лучше, чем копия.
Я сижу перед ним в Лондонской портретной галерее уже два часа. И не могу оторваться. Сэди взирает на зрителей бархатными темно-зелеными глазами из-под соболиных бровей, словно величественная и прекрасная богиня, сошедшая на землю. Цвета, которые Сесил Мелори выбрал для передачи оттенков ее кожи, не имеют аналогов в его творчестве. Я знаю точно, потому что преподавательница рисования полчаса назад рассказывала об этом своим ученикам. А потом они все вместе принялись искать его автопортрет в бусине.
Посмотреть на картину пришло не меньше ста человек. Кто-то прочувствованно вздыхал, кто-то улыбался, некоторые просто сидели и смотрели.
— Разве она не прекрасна? — Брюнетка в плаще кивает мне и пристраивается рядом на скамейке. — Это мой самый любимый портрет.
— И мой тоже, — соглашаюсь я.
— Интересно, о чем она думает? — размышляет вслух моя соседка.
— Она влюблена. — Я еще раз смотрю на сияющие глаза Сэди и ее раскрасневшиеся щеки. — И кажется, очень-очень счастлива.
— Вероятно, вы правы.
Мы долго сидим молча, наслаждаясь картиной.
— Она настраивает на лучшее, — признается женщина. — Я частенько заглядываю к ней в обеденный перерыв. Просто чтоб взбодриться. И дома у меня есть репродукция. Дочка подарила. Но с подлинником, конечно, ничто не сравнится.
У меня сдавливает горло, но я мужественно улыбаюсь в ответ.
— Вы правы. С подлинником ничто не сравнится.
Как раз в этот момент к картине подходит японское семейство. Мать указывает на ожерелье, дочка протяжно вздыхает, потом обе синхронно вскидывают головы и молча смотрят на лицо Сэди.
Мир обожает Сэди. А она даже не подозревает об этом.
Я звала ее до хрипоты, снова и снова, высовывалась из окна на улицу. Но она не отозвалась. Не слышала или не хотела слышать. Я смотрю на часы и резко вскакиваю. Пора. Скоро пять часов. Меня ждет Малькольм Глэдхилл, хранитель коллекции.
Спускаюсь в фойе, представляюсь секретарю и жду среди толпы французских школьников. Наконец слышу голос: «Мисс Лингтон?» Мужчина в сиреневом костюме, с каштановой бородой, торчащими из ушей пучками волос и хитрыми глазами похож на Санта-Клауса, и я тут же проникаюсь к нему симпатией.
— Это я. Здравствуйте.
— А я Малькольм Глэдхилл. Прошу вас.
Он ведет меня к потайной дверце, мы поднимаемся по ступенькам и проходим в угловой кабинет с видом на Темзу. Повсюду открытки и репродукции с картин — на стенах, в книгах и даже на его огромном компьютере.
— Итак, — он предлагает мне чаю и садится, — ваш приход связан с «Девушкой с ожерельем». Но я не совсем понял, что именно вы хотите. Может, объясните? — Он настороженно смотрит на меня.
Понятно, мое сообщение показалось ему слишком туманным. Но я не хотела посвящать во все подробности секретаршу и просто сказала, что речь идет о «Девушке с ожерельем» и что это дело жизни и смерти, вопрос государственной важности и национальной безопасности.
Уверена, для знатоков искусства мое заявление станет настоящей сенсацией.
— Объясню, — киваю я. — Во-первых, это не просто «девушка». Это моя двоюродная бабушка. Взгляните.
Я достаю фотографию Сэди с ожерельем в доме престарелых.
— Обратите внимание на ожерелье, — добавляю я.
Не зря мне сразу понравился этот Малькольм Глэдхилл. Он все правильно понял. Выпучил глаза. Щеки его порозовели от возбуждения. Переводит изучающий взгляд с меня на фотографию. Потом внимательно разглядывает ожерелье. Наконец издает странный звук, стараясь подавить возбуждение.
— Вы утверждаете, что это и есть Мейбл с картины?
Как же мне надоела эта кличка.
— Ее звали не Мейбл. Она ненавидела это имя. Ее звали Сэди. Сэди Ланкастер. Она жила в Арчбери и была возлюбленной Стивена Неттлтона. Из-за нее отец отослал его во Францию.
Малькольм Глэдхилл молчит и тяжело дышит, раздувая щеки.
— У вас есть еще какие-нибудь доказательства? Другие документы? Старые фотографии?
— Разве вам этого недостаточно? — начинаю сердиться я. — Она хранила ожерелье всю свою жизнь. Какие еще доказательства вы хотите получить?
— А где теперь ожерелье? Оно у вас? А сама леди еще жива? — Когда эта мысль приходит ему в голову, глаза его чуть не выскакивают из орбит. — Как бы это было…
— К сожалению, она недавно умерла, — обрываю я его, пока он окончательно не потерял рассудок от радости. — Ожерелья у меня нет. Но я как раз его ищу.
— Что ж, — Малькольм Глэдхилл достает клетчатый платок и вытирает вспотевший лоб, — в подобных случаях проводится тщательное расследование, прежде чем прийти к какому-либо выводу…
— Это она, — уверенно повторяю я.
— Я отправлю вас в наш исследовательский отдел. Они очень внимательно отнесутся к вашей истории и изучат все существующие доказательства…
Он ведет себя как обычный чиновник. Такова жизнь.
— С удовольствием побеседую с ними, — вежливо отвечаю я. — Уверена, они согласятся со мной. Это она.
Заметив открытку с изображением «Девушки с ожерельем», прикрепленную к компьютеру, кладу ее рядом с фотографией Сэди. Мы молча смотрим на изображения. Два восхитительных дерзких глаза на первом — два старческих на втором. И лишь сверкающее ожерелье, верный талисман, связывает их.
— Когда ваша двоюродная бабушка умерла? — вкрадчиво спрашивает Малькольм Глэдхилл.
— Несколько недель назад. Она жила в доме престарелых с
