Девушка и призрак

напомнить ей о серьезности наших намерений. Конечно, ей проще. Она уже встретилась с дядюшкой, поорала на него всласть и успокоилась. А меня колотит от напряжения. И от ненависти. Я заставлю его корчиться от боли. Я жажду крови. Да чтоб он…

— Еще шампанского? — вырастает возле меня улыбающаяся стюардесса.

— Ну… — колеблюсь я, но все же отдаю ей бокал: — Почему бы и нет?

Путешествие с Сэди — это нечто. Она накинулась на пассажиров в аэропорту, и мы прошли без очереди. Потом обработала девушку за стойкой регистрации, и меня перевели в бизнес-класс. И теперь стюардессы усердно потчуют меня шампанским! (Не пойму, приложила тут руку Сэди или мне по статусу положено.)

— Разве не здорово? — Сэди располагается в соседнем кресле и с вожделением глядит на мое шампанское.

— Да, неплохо.

— Как поживает Эд? — В голосе ее слышатся ревнивые нотки.

— Замечательно, — легкомысленно отзываюсь я. — Думает, я поехала повидать старую школьную подругу.

— Между прочим, он рассказал о тебе своей матери.

— Серьезно? — поворачиваюсь я к ней. — А ты откуда знаешь?

— Случайно проходила мимо его кабинета пару дней назад, — усмехается Сэди. — Решила заскочить, а он как раз болтал по телефону. Вот и услышала пару фраз.

— Сэди, — негодую я, — да ты за ним шпионишь.

— Он сказал, что в Лондоне ему отлично живется, — продолжает Сэди как ни в чем не бывало. — Что кое-кого встретил и теперь даже рад неожиданному предательству Коринны. Мол, ничего такого он не планировал, просто… само собой получилось. Мамочка его в восторге и ждет не дождется встречи с тобой, но Эд попросил не торопиться. Кстати, он смеялся.

— Ага. Что ж… он прав. Некуда торопиться. — Я изображаю безразличие, но в душе ликую. Эд рассказал обо мне матери!

— Ради такого стоило порвать с Джошем! Разве ты не рада, что я помогла тебе от него избавиться?

Прихлебываю шампанское и раздумываю, стоит ли с ней соглашаться. Конечно, Эд по сравнению с Джошем все равно что свежий домашний хлеб со злаками против безвкусного, черствого батона. (Не хочу унижать Джоша. Раньше я так не думала. Но теперь поняла. Он именно такой. Безвкусный, черствый батон.) Так что справедливо будет сказать: «Да, Сэди, ты помогла мне избежать горькой участи». Но она и так много о себе мнит.

— Жизнь развела нас в разные стороны, — произношу я загадочно. — Не судите и не судимы будете; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете. [26]

— Что ты там несешь? — крутит она пальцем у виска. — Стараешься ради тебя, стараешься, и никакой благодарности… — Но ее отвлекает вид в иллюминаторе. — Ой, посмотри! Почти прилетели!

Тут загорается надпись «Пристегните ремни», что все и делают, кроме Сэди, которая продолжает парить по салону.

— Надо признать, его мать довольно стильная леди, — доверительно сообщает она.

— Чья мать? — вздрагиваю я.

— Эда, чья же еще. Думаю, вы с ней отлично поладите.

— А это ты откуда знаешь?

— Разумеется, я успела на нее взглянуть, — беззаботно отвечает она. — Они живут рядом с Бостоном. Очень милый домик. Матушка как раз принимала ванну. У нее очень неплохая фигура для женщины ее возраста…

— Прекрати немедленно! — едва слышно возмущаюсь я. — Ты не имеешь права вторгаться в частную жизнь! Что это за привычка — шпионить за моими знакомыми?

— А что такого? — она невинно округляет глаза. — Я же твой ангел-хранитель. Значит, должна присматривать за тобой.

Тем временем мы снижаемся, мотор ревет, уши заклыдывает, и меня немного подташнивает.

— Как я ненавижу посадку, — морщит носик Сэди. — Увидимся позже.

Не успеваю я ответить, как она исчезает.

Мы долго едем на такси от аэропорта Ниццы до особняка дяди Билла. В деревенском кафе я выпиваю стакан «Оранжины» и, к немалому восторгу Сэди, опробую свой школьный французский на хозяйке. Потом мы снова залезаем в такси и делаем последний рывок. А вот и дядюшкина усадьба. А как еще назвать огромный белый дом с раскиданными вокруг маленькими домишками, виноградниками и вертолетной площадкой? Повсюду суетится обслуга, но это не проблема, если тебя сопровождает привидение, для которого французский — как второй родной. Каждый, кто нам встречался, тут же превращался в статую с остекленевшими глазами. Беспрепятственно мы попадаем в сад, и Сэди быстро ведет меня к скале с вырезанными ступеньками и балюстрадой. Внизу — песчаный пляж и бескрайнее Средиземное море.

Так вот как живет владелец кофеен «Лингтонс». Личный пляж, личный вид, личный кусочек моря. Теперь понятно, зачем нужны такие деньги.

Пару минут, щурясь от слепящего солнца, я наблюдаю за дядюшкой Биллом. Я-то думала, он греется себе на лежаке, с блондиночкой под боком. Но ничего подобного. Под присмотром тренера дядя Билл, обливаясь потом, делает приседания. Застонав, он валится на коврик.

— Дай… мне… пару… минут, — хрипит он. — Потом… еще… сто.

Меня он не замечает.

— Вы пора отдыхать. — Тренер-француз озабоченно смотрит на подопечного. — Вы хорошо поработай.

— Мне не нравятся мои бедра, — дядюшка похлопывает себя по ляжкам, — надо скинуть еще чуток жирку.

— Мистер Лингтон. Вы не имей лишний жир. Сколько раз вам повторяй?

— Нет, имей! — Я вздрагиваю от вопля Сэди. — Ты жирный! — вопит она ему в ухо. — Очень-очень жирный! Просто омерзительный!

Лицо дядюшки перекашивается. Он решительно встает и принимается приседать, испуская душераздирающие стоны.

— Вот так, — подбадривает Сэди, паря у него над головой. — Мучайся. Ты этого заслуживаешь.

Я не могу удержаться от смеха. Лучше мести не придумаешь. Какое-то время мы наслаждаемся его страданиями, потом Сэди снова подлетает к нему.

— Теперь пусть твой слуга уйдет! — вопит она ему в ухо, и дядя Билл замирает, полуприсев.

— Можешь идти, Жан-Мишель, — с трудом произносит он. — Увидимся вечером.

— Очьень хорошо. — Тренер собирает спортивные снаряды. — Тогда встречайся в шьесть.

Он вежливо кивает мне и взбегает по каменным ступеням.

Ну вот. Теперь мой черед. Я глубоко вдыхаю теплый средиземноморский воздух и иду к дяде Биллу. Ладони у меня неожиданно потеют. Делаю несколько шагов по горячему песку и замираю, ожидая, когда дядюшка обратит на меня внимание.

— Кто тут… — Он опускается на мат, но при виде меня его так и подбрасывает. — Лара? Как ты сюда попала? И что ты здесь делаешь?

Он такой обалдевший и измотанный после пятидесяти девяти тысяч приседаний, что мне его даже жалко. Но я заготовила речь, и я ее произнесу.

— Да, это я! Лара Александра Лингтон. Дочь отца, которого предали. Внучатая племянница, чья двоюродная бабушка была обманута. Племянница злого дядюшки, который всех предал и обманул. Я требую отмщения. — Мне так понравилось последнее предложение, что я повторяю его дважды, и мой голос звенит на весь пляж: — Я требую отмщения!

Уверена, из меня вышла бы первоклассная кинозвезда.

— Послушай… — Дядя Билл уже перестал пыхтеть и обрел контроль над собой. Он вытирает лицо и закутывается в полотенце. Потом улыбается своей знаменитой покровительственной улыбкой. — Очень впечатляет. Но я понятия не имею, о чем ты тут лопочешь. И как тебе удалось проникнуть сюда?..

— Ты знаешь, о чем я говорю, — обличаю я. — Даже не отпирайся.

— Понятия не имею.

Тишину нарушает только плеск волн. Солнце жарит нестерпимо. Мы оба замерли в неподвижности.

Он не желает каяться. Полагает, что в безопасности. Уверен, что никто не знает о тайной сделке.

— Это все из-за ожерелья? — говорит он с таким видом, будто только что догадался. — Недурная безделушка, понимаю твой интерес. Но я без понятия, где оно. Поверь мне. Кстати, отец передал тебе мое предложение? Ты поэтому приехала? Мне нравится ваша настойчивость, молодая леди. — Он сверкает зубами и сует ноги в черные шлепанцы.

Как ему удается перевернуть все с ног на голову? Дай ему волю, он тут же начнет заказывать напитки и притворяться, будто сам меня пригласил. Попытается меня отвлечь, купить, обратить все себе на пользу. Как делал это всегда.

— Я здесь не из-за ожерелья и не из-за работы, — резко говорю я. — Я здесь из-за двоюродной бабушки Сэди.

Дядя Билл возводит очи горе с плохо скрываемым раздражением.

— Господи Иисусе. Ты когда-нибудь уймешься? Последний раз говорю, душечка, ее никто не убивал, да и кому надо связываться…

— И из-за портрета, который ты обнаружил. Работы Сесила Мелори. Из-за секретной продажи картины Лондонской портретной галерее в восемьдесят втором году. Из-за пятисот тысяч фунтов, которые ты прикарманил. Из-за потоков лжи, которые ты лил все эти годы. Ну и что ты будешь со всем этим делать? Отвечай, раз уж я здесь.

Я с удовлетворением наблюдаю, как лицо моего дядюшки плавится, будто масло на солнце.

Глава двадцать шестая

Это сенсация. Главная новость на первую полосу. Каждой британской газеты.

Билл-Две-Монетки-Лингтон рассказал свою историю. Огромное эксклюзивное интервью появилось в «Мейл», и все газеты словно взбесились.

Полмиллиона фунтов перестали быть секретом. Конечно, мой дядюшка не был бы Биллом Лингтоном, если бы тут же не заявил, что деньги в этой