пшеничные лепешки, — мне не нравятся намеки, которые делал Николас прошлой ночью.
— А твои намеки, которые ты делал прошлой ночью? — поинтересовалась Элизабет, сидя напротив серванта и нехотя размазывая свою порцию по тарелке.
— Я? Я ничего такого не сказал, что дало бы тебе право высказывать такие заявления. — Он многозначительно посмотрел на Элизабет. — Мы должны радоваться, что дом не сгорел, пока мы спали.
— Мы должны радоваться, что пожар не распространился, — сказала Элизабет.
— Конечно, и я так считаю. Но зачем что-то придумывать — пожары довольно часто прекращаются сами по себе. Туннель и весь подвал по большей части состоят из каменных стен и земляного пола. Нет причины предполагать, что огонь возник не по случайности. Итак. Теперь, когда мы разобрались с происшедшим инцидентом, что ты собираешься предпринимать?
— Предпринимать? Насчет чего?
— Насчет Николаса. Ты ведь знаешь, что он переселился в комнату Уильяма.
— Конечно, знаю.
— Так вот, поставь замок на смежную дверь, моя девочка. Он может решить, что у него появились некоторые привилегии — ну, знаешь, «право синьора».
Она покраснела. Разве может отец говорить такое своей дочери? Что бы он сказал, если бы узнал, что затронутый им вопрос уже давно решен?
— Ты же не хочешь, чтобы о его переселении узнал Питер? Сколько, ты думаешь, он будет ждать при таких условиях?
— Каких условиях? — воскликнула она. — Вчера ночью ты говорил нечто подобное. Я хочу знать, что ты имеешь в виду.
— Я? Я не говорил ничего такого. Я просто утверждаю, что Питер никогда не сделает тебе предложение. Даже если бы у него было такое намерение, в чем я сильно сомневаюсь, твоя доля в наследстве недостаточна, для того чтобы подвигнуть его на какие-либо действия. Я уж не говорю о твоем возрасте.
— Отец!
— Элизабет, я никогда не лгал тебе. Если бы ты была скорбящей вдовой с огромным имением, тогда совсем другое дело. Если, конечно, ты действительно любишь Питера всем сердцем, то вот тебе способ: большое имение, доход, готовность его принять… место для твоего отца…
Наконец-то выяснился мотив его действий. Он желал, чтобы все было по-прежнему. Он хотел, чтобы Николас никогда не появлялся и чтобы все имущество перешло ей. Тогда бы Питер смог на ней жениться, а он продолжал бы тратить деньги на свои нужды.
Значит, с раздражением подумала она, не секс определяет мужские поступки: всем заправляют деньги, а она с самого начала пошла неверным путем.
Вернее, она вообще не искала собственного пути; она приняла на веру слова Николаса, приняла условия сделки, приняла его деньги без малейших угрызений совести. А зачем? Из-за своего отца, который бы продолжал делать рискованные финансовые вложения в далекой стране и который даже не мог следить за ними, чтобы контролировать их расходование, пользуясь советами едва знакомых людей.
Он даже мог полагаться на такого революционера, как Виктор, общеизвестной целью которого было свержение самодержавия на его родине путем внедрения в сельские имения. Например, в ее имение.
Взамен комфорта и сохранения своих доходов она заключила сделку с Николасом. И он хорошо выполнял свою часть сделки, обучая ее вопросам мужских фантазий.
Питер ревновал и безумно желал ее, как и предсказывал Николас.
От Николаса она получала намного более дельные советы, чем от своего отца. И все равно в его глазах она была всего лишь слишком молодой вдовой со слишком низким доходом и без крыши над головой.
Если взглянуть правде в глаза, не очень привлекательная партия для дяди императора.
— Да, отец, — наконец согласилась она. — Ты прав. Было бы намного лучше, если бы Николас вообще не появлялся.
— Наконец-то ты поняла, — сказал отец. — Но я тебе ничем помочь не могу.
— Я тоже.
— Ну что ж, моя дорогая. Замужество с Питером — твоя идея. Так что не трогай меня. У меня собственные проблемы. Исполнение твоей мечты зависит только от тебя.
Зависит от нее?
Она вышла на террасу. Ранним утром вокруг суетились слуги, готовя все для завтрака, подметая полы, полируя деревянные изделия. Вдалеке престарелый садовник и его три или четыре помощника обрезали кустарники и косили лужайку.
Дым успел полностью развеяться, и только почерневшая штукатурка у входа в подвал напоминала о происшествии прошлой ночью. Но до того как первые гости спустятся на завтрак, почерневшие следы тоже исчезнут.
Слуги знали свое дело; она их хорошо натренировала.
Теперь они уже не ее слуги. Черт побери. В такие моменты она жалела, что отдала так много, получив взамен крайне мало. У нее оставалась тонкая соломинка, за которую можно было ухватиться и попробовать воскресить свою удачу: о ней знали только Уильям и она.
И Николас. Николас знал.
Но он отнесся к данному факту слишком легкомысленно, хотя даже простое упоминание о нем побудило его предложить ей нелепую сделку — соблазнить недозволенным, запретным способом.
Что, если бы она тогда ничего не сказала?
Нет, даже не надо вспоминать. Такие мысли ни к чему не приведут; было слишком поздно что-либо менять, слишком поздно жаловаться.
Оставался только один крохотный шанс все вернуть, рискованная авантюра, основанная на малейшей вероятности: она должна найти доказательство того, что Николас был рожден в результате связи его отца с первой женой Уильяма…
В то время как она будет думать, что искать и где искать, Николаса надо будет постоянно чем-то занимать.
Затишье перед бурей. Элизабет и Питер сидели на террасе и играли в карты, наслаждаясь тишиной и ласковым утренним солнцем.
Жизнь должна быть именно такой, счастливой и неторопливой, чтобы всегда было время поговорить за чашечкой чая с любимым человеком. Такой должна быть цель, задача.
Важнее ничего быть не могло. Ее отец куда-то уехал, Минна была все еще в постели, Виктор совершал конную прогулку, Николас еще не появился.
Возможно, он уже давно проснулся и теперь занимался своими делами, но на завтрак еще не спускался, что тоже было хорошо.
Элизабет не хотела говорить ни о пожаре, ни о будущем. Она чувствовала себя вполне счастливой. Если бы она могла, она бы затащила Питера в постель.
«…Если он тебя трахнет, он больше не будет тебя желать…»
Но пока он желал ее, еще как желал. Желание переполняло его. Оно было в его глазах, в том, как он наклонялся к ней, надеясь мельком увидеть ее лодыжку или выпуклую грудь.
— Может быть, тебе не стоит так по-деловому одеваться с самого утра, — заметил он. — Ты выглядишь как одна из тех мужеподобных деловых женщин, с утра спешащих в офис. Тебе наверняка уже можно не носить строгих траурных платьев, а надевать что-нибудь более удобное.
Он очень хотел фривольности в ее одежде; она тоже. Действительно, английская блузка и длинная юбка были не самым лучшим утренним нарядом.
Но она так оделась, для того чтобы осмотреть чердак, куда она распорядилась сложить все вещи Уильяма вместе с тремя его коробками бумаг, которые она собиралась изучить. Вопрос был в том, когда ей удастся добраться до чердака.
Она очень дорожила временем пребывания наедине с Питером. Спокойно. Умиротворенно. Ничто не нарушало тишину утра, лишь тихое шлепанье карт о стол и редкие комментарии, неизменно вызывающие у Питера улыбку.
