Одно емкое слово, написанное на обратной стороне.
Она посмотрела на фотографию, затем на имя. Ричард.
Лихой, как сказал о нем викарий. Статный. Воплощающий все то, чего недоставало Уильяму.
Он стоял, скрестив на груди руки и повернув высокое и сильное тело в три четверти оборота к фотоаппарату, с дьявольским огоньком в глазах и кривой усмешкой на губах…
Губах Николаса…
Нет! Ей нельзя искать в нем сходство с Николасом. Она должна заниматься совсем другим делом.
Знал ли Уильям, что у Дороти есть фотография Ричарда?
Должно быть, она прятала ее в кейсе, доставая только в редкие мгновения, когда оставалась одна. Под фотографией было еще три письма.
Элизабет взяла их вместе с тремя ранее отложенными записками и устроилась для чтения у окна.
С неким благоговением она развернула первое письмо без обращения:
«…Это первое из тысячи писем, что я напишу, которые ты никогда не прочтешь, моя любовь… Мне бы хотелось, чтобы все, что должно произойти с тобой по его воле, произошло быстро, дабы избавить меня от страданий и боли при виде того, как он обращается с тобой. Уильям всегда был таким, ты это знаешь лучше, чем я. Его собственность принадлежит только ему, будь это его охотничий пес, его дом или его жена. Доставшихся ему ударов судьбы хватило бы на то, чтобы отомстить в сто раз сильнее. Ты просто попался ему на пути…»
И второе письмо:
«…Еще одно письмо, которое ты никогда не увидишь… Я с трудом могу выносить его гнев — он так силен. Он обвинил меня в тысяче грехов. Я оказалась распутницей. В каждом он видит своего врага. Его брат носит печать Каина. Подходящее имя для ребенка от такого союза, как ты считаешь?.. Раз ты уничтожил душу своего брата…»
У Элизабет учащенно забилось сердце. Ребенок от такого союза…
Вот он, ключ к разгадке?
Она взяла в руки еще одно письмо — первое, которое она нашла, — и осторожно развернула его.
«Дорогой, любимый,
…Мы на краю пропасти… Он знает, — возможно, всегда знал. Но теперь он выгонит тебя. Глубоко в моем сердце я уверена, что он так и сделает, и тогда я умру вместе с тем, что сокрыто во мне.
Что нам делать?
Что нам делать?
Теперь Элизабет дрожащими руками взяла первое из писем, найденных под фотографией. Оно было от Ричарда:
Второе письмо также было от Ричарда:
Что за новость? Какое известие? Возможно… может быть… — можно понять по- разному…
Последнее письмо было написано рукой Дороти:
«Милый, я бы так хотела, чтобы эти слова дошли до тебя, но ты уже далеко, поэтому я их пишу только для того, чтобы „услышать“, как я сама говорю, их, ведь мне так трудно в них поверить: он отсылает и меня тоже. Как он сказал, для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“ Затем все снова будет по-прежнему… Но говорю тебе, любовь моя, без тебя ничто уже никогда не будет по-прежнему. Каким-то образом мы должны найти в себе силы продолжать жить».
Но Дороти потеряла любимого, проиграла битву и в конечном итоге проиграла все.
Дрожа всем телом, Элизабет опустила письма.
…Все будет по-прежнему… Она гонялась за абстракцией и в конце концов нашла саму себя. Разделенные десятками лет, Элизабет и Дороти вели сходные жизни.
Такое заключение потрясало сильнее всего.
Две несчастные и одинокие женщины, так или иначе покинутые своими мужьями и возлюбленными.
После таких событий уже ничего не могло быть по-прежнему.
Можно ли было что-то почерпнуть из недосказанностей и смутных упоминаний, которые значили что- либо или не значили ничего? Могла ли их интерпретация в суде означать, что Николас должен быть лишен наследства?
Она снова просмотрела письма.
«…для отдыха, выздоровления и для моего собственного „блага“. По его словам, „до того времени, как…“
Как что?
«…новость, которую ты сегодня сообщила…»
От какого известия Ричард мог быть «вне себя от счастья»? У Элизабет напрашивался очевидный для нее ответ…
Однако ее теория выглядела притянутой за уши. За словами Дороти могло скрываться что угодно.
«…то, что сокрыто во мне…»
Как жаль, что Дороти приходилось облекать каждую мысль в туманную и неясную форму.
Несчастные влюбленные. Элизабет снова взяла в руки фотографию Ричарда. Лихой, отважный Ричард Мейси отправился за семь морей, чтобы попытаться забыть любимую женщину.
Но… уехал ли он один? Или с ребенком? Вот в чем вопрос, и в расплывчатых выражениях из писем Элизабет могла усмотреть все, что ей хотелось увидеть.
Все, что могло бы устранить Николаса из Шенстоуна.
Она почувствовала, как внутри зажегся огонек надежды. Неистовое желание ее отца вернуть Шенстоун неожиданно показалось не таким уж несбыточным. Таким же теперь казалось и будущее с Питером.
Найденные письма и записки помогут ей выиграть битву и выковать свое счастье.
Но ведь они принадлежат Николасу.
К черту, сейчас не время для угрызений совести. Она уже совершила слишком много грехов. И она не собиралась страдать от несчастной любви, подобно Дороти.
Но что же делать с бесценным архивом писем Дороти? Наиболее разумным казалось вернуть его на место. Сделать так, будто все осталось нетронутым, — положить дорожный кейс обратно на чердак, оставив при себе три или четыре письма, а также фотографию Ричарда.
И никогда не выпускать их из вида.
Элизабет будто наблюдала за собой со стороны, замечая растущее недоверие и подозрительность, пока она пыталась решить, где спрятать четыре письма и фотографию, чтобы их никто не обнаружил.
Что, если Николас вздумает обыскать ее комнату? Или если случится еще один пожар? Или ее отец будет продолжать требовать от нее действий?
Элизабет пришла в голову идея спрятать их под крышкой стола, но Николас уже знал об этом тайнике.
Она почувствовала, что ходит по кругу. Нельзя под кроватью, под простынями или в шкафу среди одежды. Или под ковром, за занавесками, под стулом, в столе.
Так где же спрятать четыре драгоценных письма и фотографию?
Было одно возможное решение: спрятать их на себе.
Но даже на себе — учитывая страсть Николаса и потребности Питера — прятать было слишком
