над землей. Теперь его высота едва ли составляла двадцать футов, он настолько зарос лианами и деревьями с плотной листвой, что далеко не сразу становилось понятно, что это искусственное сооружение.
Гарса, Эли и Гвидо потратили почти полчаса, чтобы добраться до дальнего конца поляны, и к этому моменту тени стали еще длиннее. Гарса не ошибся: там, где стена храма поднималась над земляной насыпью, частокол отсутствовал, а сама стена стояла под углом к земле, из-за чего со сторожевых башен ничего нельзя было разглядеть. Трое разведчиков подождали еще пятнадцать минут, пока не стало совсем темно, после чего просто вышли на поляну и быстро пробрались через лабиринт лиан и листьев, скрывавших скошенную стену пирамиды.
— Что теперь? — спросил Эли, когда они устроились за развалинами огромной каменной статуи ягуара на углу стены.
Под ними раскинулся длинный прямоугольный лагерь. В северной части находилось стоящее на сваях главное здание с жестяной крышей; у южной стены, возле ворот, расположилось несколько бараков поменьше, а на противоположной стороне виднелся куонсетский ангар[78] времен Второй мировой войны. Перед ангаром они разглядели палатку с откидным полотнищем на металлических шестах и несколькими яркими прожекторами, от которых в ангар тянулись толстые провода с резиновой изоляцией. До разведчиков доносился глухой шум работающего внутри генератора.
Две бомбы стояли на тяжелых деревянных рамах, очевидно сколоченных специально для этой цели. Внутри палатки находились четверо мужчин, трое из них вроде бы занимались разборкой каких-то устройств, четвертый наблюдал за их работой. Вся группа была в военной форме, отличавшейся от камуфляжа, охранников и солдат, живших в лагере. Все четверо военных были в хирургических масках, и все четверо оказались китайцами.
— Oosters?[79] — удивился Гвидо.
— Какого дьявола здесь делают китайцы? — спросил Эли.
Неожиданно они услышали отчетливый щелчок взводимого курка.
— Пожалуй, мне бы следовало задать вам тот же вопрос, — прозвучал из темноты голос с акцентом, и в полосе тусклого света появился Аркадий Томас Крус.
— Проклятый тоннель никогда не закончится, — пробормотал Билли Пилгрим, прорубаясь сквозь заросший кустарником узкий проход, уходящий в глубину храма-обсерватории.
У Финн ушло менее десяти минут, чтобы отыскать вход, но с тех пор прошел почти час, а они все еще медленно продвигались, вперед по тоннелю. Одна держала фонарь, а другой прорубал дорогу при помощи мачете и прочих инструментов, которые им оставил Гарса.
— Не будь таким занудой, — ответила Финн, державшая фонарь. — Это важно. Сюда еще никто не входил. Мы нашли нетронутый храм. Никто не знает, что мы можем здесь найти.
— Жуков, — проворчал Билли. — Здесь обязательно будут жуки, а если не жуки, то змеи. Возможно, и те и другие.
— Посмотри, — прошептала Финн.
Она направила луч большого фонаря на стены. Очень давно, четыреста или пятьсот лет назад, тяжелые камни были покрыты толстым слоем известки. А на известке, пока она еще оставалась сырой, вдоль стен на уровне глаз была сделана серия фресок.
— Здесь такие же рисунки, как в кодексе, который мы нашли на борту корабля, — отметила Финн.
Они разглядели несколько символов, изображавших испанских солдат, и человека в стальном шлеме, но в плаще из перьев, какие носили майя.
— Это сам Кортес, — прошептала Финн. — Я уверена.
— Ты можешь сделать еще какие-нибудь выводы?
— Пожалуй, нет, могу лишь сказать, что до появления Кортеса здесь побывали особы королевской крови. Вот символическое изображение человека в большом головном уборе, олицетворяющем верховную власть.
— Королевская обсерватория?
— Вполне возможно, — кивнула Финн. — Однако эта картина нарисована значительно позднее.
— Напомни мне еще раз, почему мы делаем это посреди ночи, в джунглях, в разгар революции? — спросил Билли, останавливаясь, чтобы отдохнуть.
Он опирался руками о колени и тяжело дышал, утомленный борьбой с буйной растительностью в тоннеле.
— Гарсе нужно место, где он мог бы спрятать плутониевые ядра, — ответила Финн. — Поэтому нам необходимо найти подземный водоем под храмом.
— Ну ясное дело, — устало кивнул Билли. — Плутониевые ядра от водородных бомб, попавшие в руки мексиканского наркобарона. — Он поднял мачете и вновь начал рубить кустарник. — Объясни мне еще раз, как ты оказалась вовлеченной в эту историю, Фиона? — Молодой британский лорд тяжело вздохнул. — В прошлый раз это были тайные коды на картинах Рембрандта и тайфуны, перед ними — скорпионы в Ливийской пустыне и затонувшие круизные суда, а до этого, насколько я понимаю, речь шла об украденном творении Микеланджело, спрятанном под улицами Нью-Йорка. — Он потряс головой. — Для таких вещей необходимо истинное мастерство.
— Просто мне везет, — ответила Финн. — Продолжай копать.
— Чушь собачья, — проворчал Билли.
Он взмахнул мачете. Неожиданно земля ушла у него из-под ног, и Билли исчез.
— Мы здесь для того, чтобы добраться до спрятанных в лагере бомб, — холодно сказал Гарса по- английски.
— Вы мексиканец? — спросил Аркадий.
— Центр государственной безопасности.
— Понятно.
Аркадий продолжал держать Гарсу на мушке своего темно-серого «Макарова».
— А вы? — спросил Гарса. — Cubano, si?
— Si, da.
— Один из этих, — кивнул Гарса.
— Да, именно так, — сказал Аркадий. — Загорелый русский. Иногда нас называют rubano.
— А китайцы?
— Мои друзья.
— Они здесь из-за бомб.
— Так думает Гусман.
— Гусман? Ангел Гусман? Наркобарон?
— Он называет себя иначе.
— Вы сказали — думает.
— Он безумен. У маньяков не должно быть водородных бомб. Сталин и водородная бомба не могут сосуществовать на одной планете. Сталин должен уйти.
— Вы так уверены в себе.
— Я наполовину русский. Мы в таких вещах разбираемся.
— Почему я должен вам верить? — осведомился Гарса.
— Во-первых, у меня пистолет. Во-вторых, зачем мне лгать, я бы мог просто застрелить вас. — Аркадий перевел взгляд на спутников Гарсы. — А они кто такие?
— Друзья. Они члены археологической экспедиции, оказавшейся на пути огромных муравьев.
— Мы слышали, что они рядом. Гусман считает, что это чудовища, порожденные его бомбами. Для него они являются знаком — он уверен, что станет королем Мексики.
— Или Амином[80] Юкатана.
— Что-то вроде того.
— И что мы теперь будем делать?
