от дождя, позабыв о том, что нужно встретить принцессу Изамбур как подобает.
Лишь немногие стояли спокойно.
Гийом де Сте-Женевьев, который заботился о приданом, ругался с пажом, потому что тот слишком поздно поднял над его головой защитное пальто. Сэр де Монтгомери и Бернард де Винсен прижали ладони ко лбу, чтобы дождь не заливал глаза.
Наконец, Ригорд из Сен-Дени, епископ Нойонский и граф Неверский вообще отказались от приветствия и спрятались от дождя в сухих каретах.
Смешнее всех выглядел человек в благородном одеянии, Анри Клеман, сын бывшего воспитателя короля Филиппа. Он почти по колено погрузился в грязь и тщетно пытался из нее выбраться. Он чуть не упал, когда, несмотря на танцевальные па, ему не удалось нащупать под ногами твердой почвы, а его промокшая лошадь испуганно встала на дыбы.
Когда шум понемногу стих, София стала искать глазами короля. Двигать головой было опасно — за ворот тотчас же попадала вода. Пытаясь вытереть влагу, она заметила Филиппа, который в окружении таких же промокших, перепачканных и замерзших людей вовсе не выглядел королем.
С его темно-синих одежд стекала вода. Цветок без шипов, вышитый на одежде, — лилия, которую еще Карл Великий велел изобразить на короне и скипетре, — была похожа на застывшую грязь. Высокий, щирокоплечий и сильный, с гордой осанкой, Филипп смотрел вокруг без всякого превосходства, в его взгляде отражались замешательство и паника, будто он старался найти виновного в том, что в самый разгар обычно столь теплого августа случилась такая непогода.
Он как будто и вовсе не заметил прибытия своей невесты, и только когда темный, высокий священник — единственный, кто совсем не обращал внимания на проливной дождь, — осторожно подтолкнул его, он двинулся вперед, но не радостно, а угрюмо.
София торопливо убрала голову, чтобы спрятаться в повозке и там, в тишине, настроить Изамбур на нужный лад. Возможно, она надеялась, что дождь, хотя уже и не проливной, поможет отложить встречу жениха и невесты. Изамбур тем временем встала, и прежде чем София успела остановить ее, дверь повозки открыли снаружи, и король увидел обеих женщин. Ему по-прежнему мешал дождь, и он казался обеспокоенным, хотя и не мог догадываться, что произойдет в следующий момент.
София разглядывала Филиппа, ища в его взгляде следы дружелюбного интереса, и снова не заметила, как Изамбур прошла позади нее. Прежде чем София успела схватить ее, чтобы помочь, и прежде чем король подошел к карете, чтобы протянуть будущей супруге руку в знак приветствия, неуклюжая принцесса споткнулась. Как мешок, она упала в грязь и осталась лежать в ней, вытянувшись во весь рост. София отчаянно вскрикнула. Грязь впиталась в платье принцессы, обрызгала ее лицо и даже добралась до светлых, блестящих волос.
Изамбур не двигалась.
Стоявшие вокруг не могли скрыть усмешки. Она была наглой у тех, кто был уверен в своем положении, и стыдливой. У тех, кто не чувствовал себя вправе насмехаться над королем. Тот же забыл о своем недовольстве и смотрел уже не затравленно, а удивленно, в большей степени из-за того, что Изамбур не делала никаких попыток встать на ноги.
София знала, что ей следует как можно скорее помочь Изамбур подняться, но скептический взгляд короля сковал ее.
«Сейчас он это заметит, — подумала она. — Он заметит, что она не обычный человек, раз она упала, как мешок, и даже не пытается подняться. Теперь все поймут, что она не умеет пользоваться мозгами и королю в постель хотят подсунуть слабоумную».
Дождь усилился, будто даже небо испугалось падения Изамбур, и пока она оставалась лежать в грязи, София заметила, что рядом с королем снова оказался священник. На нем было длинное одеяние без всяких украшений, его лицо казалось бледным на темном фоне, а светлые волосы, растущие на затылке, казались почти белыми, что усиливало впечатление, что этот человек состоял только из черного и белого, избегая любых полутонов. В то время как все бездействовали, он один решительным шагом направился к упавшей принцессе.
Мгновение он рассматривал ее с нетерпением и некоторой досадой. А потом шепнул Софии:
— Помогите же ей!
Его властный взгляд больше, чем его слова, вывел Софию из оцепенения. Она наклонилась, схватила принцессу за руку так сильно, как та уже привыкла, и рывком поставила ее на ноги. Потом торопливо вытерла полотенцем грязь с ее лица, накинула полотенце ей на голову, чтобы прикрыть перепачканные в грязи волосы, и подтолкнула ее к королю.
У того, казалось, уже не было желания ни рассматривать, ни оценивать невесту. Он смущенно смотрел на грязную землю, на которой только что лежала Изамбур, будто искал возможность как можно скорее положить конец неловкой ситуации. Несомненно, он хотел, чтобы все это закончилось, и София воспользовалась этим.
Она отправила Изамбур в карету, в которой они после церемонии приветствия должны были продолжать путь в Амьен.
Когда грязь начала высыхать, София услышала, что Изамбур тихо хнычет. Но теперь уже никто не мог этого услышать, и прежде всего король. Хотя он и выглядел смущенным, но падение Изамбур в конечном итоге даже помогло сохранить ее тайну.
Позднее София едва могла вспомнить, что произошло в последующие часы: как они прибыли в замок Амьен, как они с Гретой поспешно переодели Изамбур и наконец саму свадьбу, которую отпраздновали в тот же день.
Свадьба вопреки ее опасениям прошла быстро и без помех. Она слышала пересуды, что, например, на эту церемонию приглашено гораздо больше людей, чем в свое время на свадьбу Филиппа с его умершей супругой Изабель, — в аббатстве Аруэз тогда присутствовали епископы из Санли и Лаона и лишь немного баронов. Но гости, казалось, ждали, чтобы все как можно быстрее закончилось, чтобы продолжать еще более жестокую войну против Англии. Обручение состоялось перед церковными воротами, затем в церкви отпраздновали мессу. Изамбур вместе с Филиппом преклонила колени перед алтарем и сохраняла спокойствие, когда над ними в знак будущего соединения расправили платок. Епископы, принимавшие участие в церемонии, вымокли под дождем, дрожали от холода и проглатывали латинские слоги так нещадно, что их речь была похожа на непонятный волшебный язык. Белая шелковая материя их нижнего белья посерела от дождя. Маленькие золотые колокольчики, висевшие на ремнях, были покрыты грязью. Пальцы в пурпурных шелковых перчатках с вышитым крестом сильно дрожали, и епископы с явным удовольствием заворачивали их в платок.
По дороге обратно в замок никто не обращал внимания на датскую принцессу, даже французские дамы из дома Тура и Бомона, чьи супруги в Париже занимали важнейшие придворные должности. Они приехали в Амьен, чтобы прислуживать Изамбур, но, вместо того чтобы пробиться к ней и оспорить права Греты и Софии, стояли поодаль и насмешливо разглядывали скромные одежды принцессы. Они, вне сомнения, считали, что эта плохо одетая женщина с севера хотя и служит политическим интересам, но недостойна их внимания.
Сами французские дамы носили красные и темно-сиреневые платья из атласа, парчи, шелка и дамаста. К платьям прилагались драгоценные украшения из рубинов, изумрудов и алмазов — София никогда в жизни не видела такого блеска. Позже, во время свадьбы и праздничного ужина, она заметила, что не только женщины одеваются здесь намного ярче, чем на севере. Мужчины украшали себя цепочками, которые соединялись спереди на шее, и носили не скромные шубы из кролика, хорька и лисицы, а — даже в самый разгар лета — из благородного соболя и горностая. Но еще больше она удивилась, когда впервые увидела туфли с длинным узким носом, причем правая отличалась от левой, а такого уж она точно никогда не видала.
Постоянно удивляясь, София забыла о страхе за Изамбур и свою будущую судьбу. Ужин полностью отвлек ее от переживаний за первую брачную ночь, которая представляла собой самый сложный экзамен. Не только одежды гостей были ей в новинку, но и благородный банкет, на котором певец короля, Гийом ле Бретон, пел для молодых. Еще никогда в жизни Софии не было такого пышного празднества. Пол был устлан
