Хотя она вначале и не знала, что ей думать о Бертране, со временем убедилась, что могло быть гораздо хуже. Богатое приданое короля и утренний дар (Утренний дар — подарок молодого мужа новобрачной в утро после свадьбы) супруга в случае его смерти составляли неплохой доход. Кроме того, он от нее ничего не требовал. Он жил спокойно и уютно и считался одним из самых образованных людей Парижа. Рассказывали, что он привез из Палестины рукописи многочисленных тамошних ученых, даже языческих, чтобы пополнить ими свою библиотеку.
Брат Герин нетерпеливо кивнул.
— Всего хорошего, — сказал он так равнодушно, как будто никогда не позволял себе в ее присутствии показывать свою тайную ненависть к королю. — Ну, теперь, когда это скверное дело позади, у нас больше не возникнет повода для встречи.
София кралась по дому своего мужа.
Бертран де Гуслин жил на правом берегу Сены, там, где располагались дома людей с положением и деньгами. Его дом находился в непосредственной близости с домом архиепископа Сенского, который часто наведывался в столицу, чтобы помучить парижского епископа своим присутствием.
София осторожно шла по длинным коридорам, будто искала что-то. В первые недели супружеской жизни она не говорила о страстном желании прочесть его книги и рукописи или воспользоваться его письменными принадлежностями. Теперь она решила больше не тратить времени, но и просить его ей не хотелось. Она была уверена в том, что имеет на это право, поскольку это было одним из пунктов сделки, заключенной с братом Герином.
Она быстро исследовала весь нижний этаж дома. Отдельная комната была отведена под картины, на стенах были написаны красивые слова, какие-то древние мудрости. Рядом находилась игровая комната, где Бертран развлекался со своими гостями — которых, впрочем, принимал очень редко — игрой в триктрак и шашки. Еще дальше находилась комната, стены которой были выложены деревом и железом. Это была читальня с очень необычной мебелью, которую София никогда раньше не видела. На стуле был установлен подвижный читальный стол, который по желанию можно было двигать так, как это было удобно сидящему. Во время чтения также можно было облокотиться на мягкую спинку.
София подивилась на необычный предмет мебели, но не стала задерживаться в этой комнате надолго. Прежде всего ей нужно было найти, что читать, а потом уже думать, как расположиться.
Она поднялась наверх, где сразу же попала в просторную кухню с большой каменной плитой. Рядом с кухонными принадлежностями, которые были ей знакомы — чаны и медные котлы, кастрюли и заслонки, шуровки и щипцы, — здесь находился огромный деревянный пень для рубки мяса, а также ступы из бронзы и меди.
Но и здесь интерес не задержал ее надолго. Винтовая лестница вела еще выше, а низкий, темный коридор на верхнем этаже разветвлялся на многочисленные комнаты. В одной из них — она знала это — Бертран проводил дни напролет. Она никогда не спрашивала, чем он там занимается, но была уверена, что, скорее всего, тем, чем в свое время занимался Арнульф: пересчитывал свое состояние, а может быть, даже и переводил рукописи, привезенные из Палестины.
София, разумеется, не собиралась его беспокоить, а просто хотела как можно скорее найти библиотеку.
Но когда она кралась мимо комнаты, в которой сидел Бертран, из нее послышались очень странные звуки, ворчащие и шуршащие, как будто они вырывались из глотки животного. Они никак не могли принадлежать Бертрану — или все же могли?
София прислушалась.
— Шабрири, — услышала она незнакомое слово, — шабрири, шабрири...
Голос заговорщицки повторил:
— Шабрири, брири, рир, ири, ир... — и снова: — Шабрири, брири, рир, ири, ир...
София не хотела посвящать время изучению досуга своего супруга, но, охваченная любопытством, никак не могла отойти от двери. Неужели Бертран, обычно такой молчаливый супруг, произносил сейчас эти звуки? Что он хотел этим сказать?
— Шабрири, брири, рир, ири, ир...
Внезапно в ней зародилось страшное подозрение. Очевидно, он произносил заклинание, похожее на те, какими изгоняют демонов. Возможно, скоро один из них с бранью устремится вон из комнаты и проклянет весь дом. У нее волосы зашевелились на голове при мысли, что она замужем за колдуном, — она, которая обвинила слабоумную, но невиновную Изамбур в том, что та занимается колдовством. Бог накажет ее за это особой, страшной карой.
— Шабрири, брири, рир, ири, ир...
София еще сильнее прижалась ухом к двери. Дверь была заперта на толстый, железный замок, каких она еще никогда не видела. У купца Арнульфа в Любеке двери были снабжены простыми деревянными щеколдами.
Может, ей стоит постучать?
Ей не пришлось принимать решения.
Ее сердце почти остановилось от страха, когда за спиной внезапно раздался строгий голос:
— Что вы здесь делаете? Как вам не стыдно подслушивать? Вам следует держаться подальше от тайной комнаты Бертрана!
На Софию смотрел свирепый черный глаз, а второй был скрыт повязкой, что только усилило ее ужас. София содрогнулась и смутно стала припоминать, что эту женщину ей представили как Изидору. Она была крещеной сарацинкой, которую Бертран привез из Палестины, и ей, должно быть, было очень много лет, поскольку Бертран утверждал, что она в свое время ухаживала за королем Бодуином, когда он болел проказой, а это было много десятилетий назад. Когда даже рубахи, опущенные в воду с благовониями не могли перебить запах гниющего заживо и король испускал дух, Изадору передали в дом Монтферрата, где она прислуживала Мелисанде, которая тогда была еще девочкой. Насколько Бертран позже боготворил красавицу, настолько ей была предана Изидора, поскольку Мелисанда спасла ее от грубых мужчин. Подобная участь постигала многих, даже несмотря на то что священники предостерегающе повышали голос, советуя жадным до наслаждений мужчинам держаться подальше от неверующих женщин, а в случае, если они не в силах совладать с желанием, пусть лучше воспользуются христианскими мальчиками. Мелисанда защитила сарацинку, уговорив ее креститься, а Изидора с тех пор всегда защищала Мелисанду, и ей удалось уберечь ее от многого, но не от безжалостной ранней смерти.
Сарацинка впала в отчаяние и не скрывала этого от Софии, которая так дерзко стала претендовать на место любимой госпожи. Хотя она и молчала, когда встречалась с Софией, ее взгляд, едва он падал на новую жену Бертрана, становился пронизывающим, холодным и полным ненависти. Она с подозрением следила за всеми ее действиями и стремлениями, чтобы сразу же принять меры, если та зайдет слишком далеко.
Это и случилось сегодня, и впервые замерзшие черты смуглой сарацинки растопил гнев.
— Нет! Вам нельзя входить сюда! — воскликнула она с ненавистью.
— Кто здесь хозяйка — я или вы? — прошипела София, которая вовсе не желала, чтобы ей приказывала служанка, пусть даже и необычная.
— Бертрану не нравится, когда ему мешают проводить эксперименты, это я хорошо знаю! — ответила Изидора.
София подумала о необычных звуках, которые только что Доносились из комнаты.
— А что это за эксперименты? — спросила она, не в силах справиться с любопытством, несмотря на все свое презрение к Изидоре.
Ее собеседница явно не желала продолжать разговор, но все же сказала правду.
— Бертран — ученый. Он пытается создать эликсир жизни.
София глубоко вздохнула и вспомнила, что Ирмингард и Корделис рассказывали ей о людях, которые стремились создать сок вечной жизни, что — независимо от того, удалось это или нет, — было грехом перед лицом Всевышнего, единственного господина нашей жизни. Существовали еще и опасные предрассудки, которые распространяли, например, алхимики, но их действия были от дьявола.
— А странные звуки... — продолжала она, побледнев. В единственном глазу Изидоры мелькнула
