– Такова вера простецов. В конечном счете это самое веское основание для существования реликвий и чудес. Абстрактные рассуждения не нужны вдовице, сжимающей в кулаке свою лепту. А вот сосуд с драгоценными каплями молока Богоматери... кто не отдаст за него и то немногое, что имеет?
Конрад нахмурился, но смолчал.
– Я теперь устал, – сказал он Амате, не прибавив, что утомил его фра Салимбене. – Где можно отдохнуть?
Только спустившись вниз, где их не могли слышать писцы, он выразил свои сомнения.
– Сиору Джакопоне я верю и рад видеть его с пером в руках, но боюсь, ты сделала ошибку, доверив рукопись Лео Салимбене. Его легко принять за пустого шута, но его симпатии на стороне конвентуалов.
– Он историк, Конрад, – возразила Амата. – Интерес к истории ордена для него важнее борьбы партий.
– А когда он удовлетворит любопытство?
– Он мне твердо обещал. Мне и...
Амата сбилась, не зная, как назвать Орфео. Только не женихом, как назвал его фра Салимбене. Она не знала даже, есть ли у нее право называть его другом.
– Мне нужно с тобой поговорить, Конрад. Фра Дзефферино отпустит тебя после ужина?
Дзефферино склонил голову.
– А пока, если хотите вздремнуть или перекусить до ужина, только скажите. Весь дом в вашем распоряжении.
После ужина она уведет друга в тенистый уголок двора. И пока ему не надоест слушать, станет рассказывать обо всем, что она обрела за время их разлуки, и обо всем, что совсем недавно утратила. И если ему захочется выплеснуть свою историю, он найдет в ней сочувственную слушательницу. Так многое переменилось в их жизни за эти два года!
39
Орфео подергал парусину, прикрывавшую нагруженные повозки, убедился, что все надежно закреплено. Рядом старый Доминико подсчитывал овчины, мешки с шерстью и штуки готового сукна. Несколько возчиков подводили волов и ставили их под ярмо оставшихся телег и фургонов. Обычно предстоящее путешествие заряжало Орфео силой и бодростью. Но не сегодня. Он старался думать только о деле, но все равно уезжал без радости.
Он знал, что «ее отшельник» уже несколько недель живет у Аматы. Она прислала Орфео письмецо с благодарностью и приглашением зайти познакомиться с Конрадом, однако он не нашел в себе сил даже написать ответ. Боль последней встречи все еще была CB6JK9..
Торговец прошел через двор к телегам. Почти все возчики были ему знакомы по прошлогодней поездке во Фландрию и Францию. Чумазые коренастые сквернословы в кожаных, как у кузнецов, туниках, с кинжалами на поясах. Зато Орфео был уверен, что его команда одолеет любую преграду, выставленную природой и человеком. Новичком был только один – возчик средних лет, заменивший Нено. Пока что остальные его принимали.
Орфео провел пальцем по внутренней кромке ярма, проверяя, в порядке ли обивка, не будет ли натирать волу холку. Потом обвел глазами строй повозок. В ореоле встающего солнца из-за последнего фургона показалась фигура монаха, ковыляющего неверной, трудной походкой. Длинная седая борода падала ему на грудь – как у восточного патриарха. Приблизившись, он поднял голову, посмотрел на сиора Доминико, потом на Орфео. Тот поморщился, разглядев пустую глазницу и скошенный здоровый глаз. Такой способен проклясть душу одним взглядом, ни слова не говоря.
– Орфео ди Анжело Бернардоне! – громко окликнул монах.
В голосе не было вопроса: он явно знал, с кем говорит. В эту минуту Орфео готов был поверить, что сам Мрачный Жнец явился по его душу.
– Он перед вами, брат. Чего вы хотите?
– Для себя – ничего. Ты уже сделал достаточно, награди тебя Бог, добившись у папы свободы для меня.
Монах нетвердыми пальцами откинул капюшон, и солнце запуталось в снежной копне его волос.
Пораженный Орфео не сразу нашелся, что сказать. Он представлял себе молодого и даже красивого человека – такого, какой мог привлечь Амату внешностью. Холодность, с какой она встретила его, вернувшегося с помилованием, заставила молодого торговца заподозрить, что она неспроста интересуется этим монахом – особенно когда девушка объявила, что хочет встретить его у ворот обители. Орфео решил, что его использовали, насмеялись и бросили. Теперь, увидев отшельника своими глазами, Орфео понял, что ошибался. Он махнул рукой, отвергая благодарность.
– Рад помочь невиновному, – и он снова занялся ярмом.
– А еще я хочу тебе сказать, что ты дурень, – продолжал монах.
Орфео замер, спиной чувствуя обращенные к нему любопытные взгляды возчиков и сиора Доминика. Все они были обращены к нему. На лицо монаха старались не смотреть.
– Не думаю, чтобы ты мог об этом судить, – отозвался Орфео, воинственно выпятив подбородок.
– Однако возьмусь судить, коль ты мне скажешь, что не умеешь любить саму женщину, а не ее богатство. Я говорю о женщине, которая любит тебя больше своей души, прости ее Бог!
Конрад разбередил незажившую рану, причинил боль – и смутил. Орфео оглядел своих спутников.
– Прошу прощения, сиор Доминико, – сказал он, – мне надо поговорить с этим братом.
Конрад устремил взгляд на старого купца, и тот, опустив глаза на свои тюки, поспешно махнул рукой:
