Меня это радовало, потому что отношения между нами всегда оставались напряженными. Нередко мне казалось, что его энтузиазм по отношению к нашей работе слишком агрессивен, а потому я осаживал его. А если я все же пытался его приободрить, он воспринимал это как навязчивость. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что он был одержим работой над книгами и ревниво к ней относился, а потому не доверял ничьим мотивам, кроме собственных.
Мне все еще грезились книги, которые мы напечатаем, когда я въехал по мосту в Майнц и миновал городские ворота. Петер повез в дом тетради, позаимствованные нами для демонстрации, а я вернул лошадей в гостиницу, где мы их брали. Уже было почти темно, но мне так хотелось поделиться моими успехами с Фустом, что я поспешил в Хумбрехтхоф.
Ворота были заперты. Я попробовал открыть их моим ключом, но он не поворачивался в скважине. Я в раздражении дернул звонок у ворот.
В воротах распахнулось окошко и появилось лицо с просевшими веками. Оно было похоже на лицо Фуста, хотя я не мог понять, с чего бы это ему исполнять роль привратника.
— Ну, ты впустишь меня?
Он строго посмотрел на меня.
— Извини, Иоганн. Но этот дом больше тебе не принадлежит.
LXXIX
Под воротами было невообразимо темно. Ника пробрала дрожь, когда они проходили в этой черноте. Через несколько шагов он оглянулся. Деревня уже пропадала из виду, закутанная в туман, в безопасности своих стен. В домах — мягкий свет за занавесками, мелькающие в окне огоньки на елочках, сопрано, звучащее с диска. За стенами — ничего, кроме темноты.
Они двинулись по шоссе, по привычке держась у обочины, хотя дорога была пустынна. Очень скоро они сместились к середине дороги и пошли бок о бок, по щиколотку утопая в скрипучем снегу. Ник тащил за собой лопату. Раз или два они услышали грохот с реки и увидели огни, похожие на далекие звезды, — по Рейну проплывали баржи.
Ник понятия не имел, как долго они шли. Судя по карте, замок находился совсем рядом, но в этом холодном монохромном мире, когда время измерялось только его шагами, казалось, что прошла вечность. Погруженный в свои мысли, он чуть не пропустил поворот, но Эмили дернула его за рукав.
— Смотри — эта тропинка?
Они подошли к повороту, который делала дорога, огибая гору. А перед поворотом была просека в лесу, она шла вверх по склону ущелья. Эмили показывала на темную расщелину, едва видимую в призрачном, усыпанном снегом лесу.
Ник включил фонарик. Он еще не успел найти тропинку, как что-то на краю дороги привлекло его внимание. Это был дорожный знак, едва выступающий из снежной насыпи, образованной ножом снегоочистительной машины. Ник подошел и стер снежную корку с знака.
— Wolfschlucht Brucke, — прочел он. — Мост через Волчье ущелье.
Он оглянулся: где тут мост, потом понял, что стоит на нем. Перегнувшись через перила, он увидел разверстую пасть гофрированной металлической трубы, исчезающей под дорогой.
— Кажется, это оно и есть. А тропинка, которую ты видела, это, наверное, замерзший ручей.
Они перебрались через обледенелые перила и спустились на насыпь. Замерзший ручей уходил в лес узкой белой лентой.
Ник ухватил Эмили за рукав.
— Тебе вовсе не обязательно идти.
Она стряхнула его руку, и они двинулись вверх по склону.
Хотя они шли вдоль ручья, лес был совершенно непроходимым. Деревья казались живыми. Низкие ветки хлестали Ника по плечам, ударяли по лицу, цеплялись за ноги и сбрасывали снег ему за шиворот. Земля под ногами была такой же предательской. Снег скрыл все следы камней и корней, прячущихся под ним. Включать фонарик они не осмелились — вдруг кто-то из замка следит за окрестностями. Даже там, где земля была ровной, их подстерегали опасности, потому что это означало: они идут по замерзшей воде. Один раз нога Ника провалилась до самого льда — он поскользнулся, взмахнул руками и упал на спину. Лопата грохнулась о камень. Он лежал, прислушиваясь к эху, которое разнеслось по лесу.
Ослепленные снегом и ветвями, они чуть не прошли мимо замка. Единственным признаком его близости был тускловатый просвет среди полной тьмы. Этого оказалось достаточно. Ник двинулся в ту сторону, как кабан, продираясь сквозь низкие заросли. Вокруг него клубился снег, трещали и ломались ветки. Он подумал, что если они не найдут замок в ближайшее время, то заблудятся здесь навсегда.
Пройдя деревья, они уперлись в скалу. Ник прислонился к ней, дрожа и тяжело дыша. По спине у него струился растаявший снег. Свет исчез, но если Ник закидывал до хруста в позвонках голову назад, то видел каменные стены на вершине утеса на фоне серых туч, и стены эти казались невообразимо далекими.
Он услышал треск ветки — из леса вышла Эмили. Она потеряла шапочку, и снег бриллиантами сверкал у нее в волосах.
— И как же нам туда подняться?
Ник старался не думать о том, на какой высоте стоит замок.
— Ты как — с альпинизмом дружишь?
— До десяти лет дружила, а потом — нет.
Джиллиан хотя бы какое-то время занималась альпинизмом. Одно из самых худших их свиданий было на тренировочной стене скалолазов, куда она ходила каждую среду. Она, смеясь, забралась наверх, по- паучьи быстро, а Ник все еще возился внизу, пытаясь сообразить, как надеть страховочные ремни. А когда он наконец все-таки забрался на стену (на высоту около восьми футов), у него целую неделю болело запястье.
— Я все же, пожалуй, попробую.
Он смотрел на утес, пытаясь сообразить, как Джиллиан поднялась по нему. На черной скальной поверхности, казалось, совершенно не за что было зацепиться. Он провел ладонью по камню, надеясь нащупать трещину или уступ — что угодно, с чего удалось бы начать. Небольшой выступ на уровне колена — ладно, можно попробовать.
— Вряд ли получится.
Он поставил подошву на выступ, оттолкнулся, шаря руками по скале в поисках опоры. Но ничего, кроме скользкого льда, не нашел. Опоры не было — он потерял равновесие и свалился на землю. Снег, вероятно, смягчил его падение, хотя он этого не почувствовал.
Эмили наклонилась над ним.
— Как ты?
Он встал, стряхнул с себя снег.
— Джиллиан была скалолазом, но даже она не смогла бы подняться по отвесной обледенелой стене.
Он снова подошел к скале и принялся исследовать ее, обшаривая широко разведенными руками. Эмили отошла назад, сунула руку в карман, достала и принялась разглядывать бумажки, оставленные Джиллиан. Теперь они помялись и намокли от снега.
— Может, она и не поднималась. — Эмили похлопала Ника по плечу и показала на бумажку. — Марианненбад означает пруд Марии. А в книге, которую мы читали в ресторане, говорилось, что тут, неподалеку от средневекового монастыря, было посвященное ей место поклонения.
— Ты думаешь, что Джиллиан вознеслась туда молитвами?
— Святилища Марии часто строились над ручьями. Считалось, что вода обладает целебными свойствами. — Эмили даже в этом снежном царстве говорила совсем тихо, словно деревья могли их подслушать. — Мы шли по руслу ручья. Он ведь должен откуда-то течь.
Они двинулись вдоль основания утеса, утопая в глубоком снегу. Он, казалось, лежал тут уже
