Оставив еду стынуть, японец забрался в ванну, и вода сразу стала серо-коричневой. После купания Отару побрился, причесался, прибрал в комнате и облачился в одежду парня, убитого в тумане.
Через несколько часов у двери Хиро появилась Фелипа.
— Я все узнала, — сообщила девушка, — завтра рано утром есть поезд на север. Еще пара пересадок — и через неделю мы в Лиме. — Она помолчала, словно хотела что-то добавить.
— Болтать о наших намерениях неблагоразумно. Надо было повременить, — ответил японец бесцветным голосом.
Креолка стиснула кулаки, на висках вздулись вены.
— Послушайте, Отару, я сыта по горло вашими штучками. Как и обещала, провожу вас до Лимы. Когда вы отплывете, постараюсь войти в согласие с собой и забыть… всю эту историю.
Хиро глядел на нее, не меняя выражения лица. Фелипа начала закипать. Глаза ее сузились, веснушки яснее проступили на щеках.
— Ну как можно оставаться все время таким холодным? Что прячется под вашей маской? — Голос ее зазвенел. — Кого вы хотите поразить? Какого дьявола о себе воображаете… Я… я…
Японец водрузил на нос очки и теперь глядел на нее как на диковинное растение.
— Негодяй. Я видела, как ты, со всем своим высокомерным обличьем и отчужденным взглядом, обделался и трясся от страха… Трус, подлец и убийца! Мне пришлось остаться с тобой только потому, что внутри меня еще живет Дитрих и помочь тебе — все равно что в последний раз побыть с ним рядом. — На глаза у нее навернулись слезы, и она стиснула зубы, чтобы не заплакать.
Хиро с еле заметной усмешкой проговорил:
— Ты и вправду думаешь, будто герр Хофштадтер был настоящим героем с чистой душой? Так знай, на Мато-Гроссо, и не только там, твой храбрый рыцарь исключительно из жажды власти и славы мучил и убивал мужчин, женщин и детей. И никому из них не посмотрел в лицо, и ни с чем не посчитался ради своей цели. Тебе все давно известно. Только ты притворялась, что ничего не видишь…
По щекам креолки потекли слезы, и она посмотрела на Отару сквозь соленую пелену, застилавшую глаза. Все та же маска закрывала лицо японца, и Фелипу захлестнула ненависть, какой та никогда не испытывала. Девушка размахнулась и ударила Хиро по лицу:
— Пошел в жопу! Убирайся к той шлюхе, которая тебя родила! И уразумей, что ты — блядье отродье!
Фелипа повернулась спиной к японцу, подбиравшему с пола очки, и скрылась в своей комнате.
23
Лима, Перу, июль 1948
Путешествие из Боливии оказалось изнурительным. Поезда часто останавливались в чистом поле безо всякой причины, и Отару каждый раз холодел от страха. Особенно тягостными казались остановки, когда сменялась охрана. Японец мало спал. Шнурок от ботинка, которым он прикрутил себе к запястью чемодан, до крови резал руку. До самой Лимы Хиро не обменялся с креолкой ни словом.
Несколько дней прошли в столице в ожидании парохода до Японии. Отару затаился в убогом пансионе в центре. Фелипа постаралась поселиться как можно дальше от него и много бродила по городу. Она не вызвалась сообщать ему о состоянии дел, и Хиро подрядил человека из гостиницы, чтобы самому не показываться на глаза.
Однажды вечером нанятый им парень явился, запыхавшись, и сообщил, что судно за океан отходит через несколько дней. Отару жил в полумраке, с закрытыми ставнями и с заряженным пистолетом. Даже оставаясь один, он не отвязывал от себя чемодан. Пока посыльный силился на ломаном английском растолковать детали отплытия, японец сверлил его тяжелым взглядом. Слова поначалу доходили до него, но потом Хиро погрузился в свои мысли. Родина не сохранилась в памяти. Ученый пытался сосредоточиться, собрать крохи воспоминаний, но свести их воедино не получалось. Очень хотелось увидеть цветущую сакуру: Отару совсем позабыл, как она выглядит.
На следующее утро японец долго прислушивался к шагам в коридоре и, узнав походку Фелипы, открыл дверь.
— Корабль готовится к отплытию, мне надо собираться в порт, — проговорил ей Хиро.
Креолка пристально на него посмотрела. Выглядел тот не блестяще: глаза запали, одежда болталась. Ученый чувствовал себя так, словно изнутри его пожирали злые духи они. Отару понимал, что наговорил обидных слов, забыть которые очень трудно. Призрак Дитриха все еще витал в ее памяти, и резкие высказывания Хиро обожгли сердце. Чтобы залечить раны, ей понадобится время. Кто знает, может, когда японец покинет город, девушка уедет в Буэнос-Айрес, как сказала сплетникам, аргентинцам из персонала.
Фелипа не стала медлить:
— Я помогу вам оформить проезд.
Избегая смотреть на японца, она вышла и сбежала вниз по скрипучей лестнице.
Три дня спустя солнце едва светило сквозь туман. В воздухе висел густой запах йода. В пелене с трудом просматривался лабиринт из припортовых бараков и огромных контейнеров. На причалах было еще мало матросов и грузчиков, где-то звучал смех, вдалеке звенел колокол. Договор подписали при свете лампы в тесной каморке у пристани. Морские пути к концу войны заработали на полную мощность. Человек из корабельной компании рассказал креолке о маршруте со всеми стоянками. Служащий пояснил, что судно торговое, а не пассажирское, поэтому японец будет лишен многих удобств и питаться ему придется вместе с командой. Девушка все тщательно перевела Отару.
Спустя некоторое время Хиро и Фелипа пробирались между контейнерами вдоль причала. В тумане, как огромные железные животные, маячили краны и пришвартованные корабли. Отару был на взводе. Одна рука находилась в кармане на рукоятке пистолета, а другой он держал чемодан с дневниками. Очки часто сползали, и ученый то и дело их поправлял.
Вдруг послышались сиплый, клокочущий кашель и звук плевка. Хиро с девушкой обернулись и вгляделись в темноту узкого переулка. Хриплый голос отдавался от стенки к стенке.
— Эй ты, желтая морда, куда глядишь? Я здесь… Да не там, а тут… — Фелипа и Хиро растерянно озирались кругом. — Что такое? Боишься попасть мне в руки?
Креолка продолжала всматриваться в туман, как вдруг ее кто-то схватил рукой за горло. Отару быстро обернулся и узнал Понтичелли. Губы его, как всегда, были перепачканы табачной жвачкой. Джордж демонстративно приставил дуло пистолета к голове Фелипы.
— Вот и снова встретились, Отару-сан, — с сарказмом сказал американец. — Из-за тебя у меня пропал чудесный отпуск. Твою желтую морду я уже несколько месяцев поджидаю в этой вонючей дыре. Люди из ведомства день и ночь вели наблюдение в аэропорту Буэнос-Айреса, так как посчитали, что ты не сможешь добраться до Перу и полетишь на самолете. Они истратили кучу денег и наняли много народу следить за тобой, а если бы послушали меня… Ведь только из Лимы отплывают корабли в вашу хренову страну. Да и ты слишком осторожен, чтобы попасть в ловушку.
Джордж махнул рукой, не отрывая пистолета от виска девушки.
— Поставь чемодан и медленно отходи, если не хочешь, чтобы я вышиб ей мозги. — Отару не двинулся с места. — Ты слышал, самурай? И не заставляй меня повторять.
Фелипа выронила дамскую сумочку, и все содержимое рассыпалось по земле. Расческа, почерневшее зеркальце, пачка денег, перевязанная ленточкой, легшие веером карты Таро. «Башня», «Суд», «Смерть», «Повешенный».
Хиро заглянул в глаза креолки, и она горько усмехнулась, прошептав сквозь зубы: «Мерзавец». Не моргнув глазом, японец выхватил браунинг и всадил пулю ей в лоб. Понтичелли отпустил девушку, и она стала медленно оседать к его ногам. Лицо и глаза Джорджа залила кровь Фелипы, и он ничего не видел. Вторая пуля перешибла американцу сонную артерию, разорвав в клочья адамово яблоко.
Карты на земле окрасились красным.
