по голове. Надеюсь, пока ты со всем согласна?
Беверли кивнула.
– Патологоанатом утверждает, что нападение произошло около полуночи, плюс-минус два часа. Судя по всему, это случилось на той самой пустоши, где и был обнаружен труп. Стариковская Печаль – заброшенное место, рядом с ним почти никто не живет.
Все это было неоспоримо, поэтому Беверли просто молча слушала.
– Нападение явно было совершено не с целью ограбления, так как у жертвы найден бумажник и мелочь, хотя в бумажнике находилась всего одна пятифунтовая банкнота. Мы обыскали дом, и, хотя он был не заперт, в нем было обнаружено несколько ценных вещей.
Таким образом, мы имеем крайне жестокое нападение, совершенное не с целью грабежа. Поскольку труп был обнаружен на заброшенной пустоши, вряд ли нападавшим был случайный прохожий; следовательно, мы имеем дело с умышленным убийством.
Все это соответствовало действительности, и тем не менее Беверли продолжала упорствовать.
– И поскольку целью нападения не был грабеж, нам остается искать другие мотивы, и это подводит нас к Майклу.
– Он не скрывал своей ненависти к отцу, – наконец прервала молчание Беверли.
– Вот именно! Он же сам говорит, что винил отца в смерти своей матери и в том, что тот выгнал из дома его сестру. Ты ведь слышала, он открыто заявляет о том, что старик убил и закопал ее.
Беверли кивнула и вздохнула.
– Послушай, Эндрю. Может быть, в провинции все иначе – здесь все иначе, – но в Лондоне дела делаются по-другому. Майкл все признает, он даже не пытается изобразить печаль по случаю смерти отца. У него нет алиби на минувший вечер, и он вполне откровенно говорит о том, что у них была размолвка в пабе.
– Да, размолвка, – вскочил Сорвин, – закончившаяся тем, что он вышвырнул старика. Размолвка, во время которой он в присутствии свидетелей угрожал убить своего отца.
Беверли кивнула, однако настороженное выражение так и не сошло с ее лица.
– Тогда в чем же дело?
– Ты сам только что сказал об этом, Эндрю. Он признает все, кроме убийства.
Сорвин не понял.
– Это всего лишь вопрос времени.
– Нет, – возразила Беверли. – Не думаю. Если бы ему было в чем признаваться, он бы уже признался.
Сорвин пожал плечами.
– Не понимаю. У нас хватает улик, чтобы выдвинуть против него обвинение. Не думаю, что у прокуратуры будут какие-то проблемы. Особенно если нам что-нибудь предоставит судмедэкспертиза.
– Мм, – с сомнением промычала Беверли, и Сорвин воспринял это как знак того, что его доводы ее не убедили.
– Беверли, это он, – с пророческим пафосом произнес он. – Неужели тебе не знакомо это чувство? Смотришь на подозреваемого и знаешь, что это он. Опыт, инстинкт, шестое чувство – называй как хочешь, но это так же достоверно, как отпечатки пальцев на оружии.
Беверли устремила на него взгляд, но Сорвин не мог проникнуть в ее мысли, меж тем она вспоминала, как однажды тоже ощутила эту богоданную власть и то, к чему это привело.
Беверли думала о Джереми Итон-Лэмберте.
– А если судмедэкспертиза не даст результатов? – медленно произнесла она.
Сорвин пожал плечами.
– Я думаю, у нас достаточно улик для возбуждения дела.
– Перед смертью он много пил, – заметила Беверли.
– Ну и что?
– И известно по меньшей мере два случая, когда он перебирал.
– И какое это имеет отношение к происшедшему? – осведомился Сорвин.
Беверли не могла объяснить, но это не меняло положения дел, и когда она в очередной раз стала возражать, Сорвин раздраженно воскликнул:
– В чем, черт побери, дело?
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.
– Во-первых, он умолкает в самый неподходящий момент. Он признает все, что ему инкриминируется, кроме убийства. Обычно убийцы стараются отвести от себя любые подозрения. Они стараются не привлекать к себе внимания и делают вид, что вообще ни в чем не виноваты. Блум же, напротив, делал все возможное, чтобы все вокруг знали о его ненависти к отцу. Этот аргумент было несложно разбить.
– Он во всем признается потому, что ему ничего другого не остается. Все давно знали о его взаимоотношениях с отцом, а последняя ссора произошла в присутствии свидетелей. Так что было бы бесполезно отпираться.
– Кроме того, данные судмедэкспертизы…
– Мы еще не получили отчет, – перебил ее Сорвин.
– Для этого не нужен отчет, Эндрю. Сколько было нанесено ударов ножом? Семьдесят с чем-то? На нем должно было быть столько крови, что хватило бы на дюжину кровяных колбас. Однако я ее не видела. А ты?
Сорвин смутился.
– Возможно, он уничтожил одежду, которая была на нем, – неуверенно ответил он. – Может, сжег. Мы обнаружили какие-то остатки в печке. Да и под ногтями у него что-то есть.
Беверли не стала возражать и вместо этого добавила:
– И в-третьих, дело Билла Мойнигана. Каким образом в него вписывается Блум?
– Допускаю, это интересно, но, думаю, здесь нет проблем, – более уверенно ответил Сорвин. – Во- первых, по-прежнему сохраняется вероятность того, что Мойниган покончил с собой; если же это было убийство, то убийцей вполне мог быть Блум – хотя бы потому, что маловероятно появление сразу двоих убийц в таком маленьком местечке, как Вестерхэм. А Блум, кстати, был знаком с Мойниганом.
– Что-нибудь еще?
– Мы знаем, что в прошлом между ними произошла ожесточенная драка, – продолжил Сорвин. Это выглядело малоубедительно, а Беверли лишь усугубила ситуацию, заметив:
– Это было восемь лет тому назад.
– Возможно, Мойнигану было что-то известно о Блуме, о его прошлом, – поспешно ответил Сорвин. – Может быть, Блум имел какое-то отношение к делу Итон-Лэмберта, – помолчав, добавил он. – Может, Мойниган шантажировал его.
«Возможно, но маловероятно», – было написано на лице Беверли.
– У Блума нет криминального прошлого, – заметила она, – по крайней мере, ничего связанного с насилиями и грабежами.
У него уже сняли отпечатки пальцев и взяли образцы ДНК, но результаты должны были поступить лишь на следующий день.
– И все же я бы спросил его об убийстве Флемингов.
Беверли согласилась, хотя и нехотя. Она продолжала надеяться на то, что Блум никак не был связан с делом Итон-Лэмберта; ей совершенно не хотелось, чтобы по прошествии восьми лет внезапно объявился свидетель этого преступления, способный разрушить так красиво выстроенное ею дело.
– И все же ты неправ, Эндрю. Ты утверждаешь, что сначала Блум убил одного, который его шантажировал, а через несколько дней, в приступе ярости, второго. Мне в это не верится.
Сорвин вздохнул, чувствуя, что и сам верит в это с трудом. И все же он не сомневался в том, что Блум убил своего отца, а если смерть Мойнигана не вписывалась в общую картину, значит, она была следствием самоубийства.
– Пойдем, – произнес он, вставая. – Вряд ли мы что-нибудь выясним, если не зададим ему еще пару вопросов.
– Рано или поздно нам придется предъявить ему обвинение. Если ты считаешь, что улик достаточно,
