выживанием, все меньше стали надеяться на чудеса. Да и тот, кто хотел здесь побывать, уже давно побывал, а переправляться на катере через все водохранилище во второй-третий раз было и дороговато, и не имело особого смысла. К тому же, после критических выступлений некоторых авторитетных ученых, вера в целительные способности Алатырь-камня в местном населении стала постепенно подтаивать, тогда как скептицизм, удобренный негативным отношением к реставрации язычества со стороны возрождающейся Православной Церкви, напротив, укреплялся.
И только члены «астровского братства» продолжали верить своему духовному наставнику и регулярно справляли на острове языческие праздники, во время которых водили хороводы, пели старинные песни, обращенные к Вышню и его множественным богам-ипостасям, в день весеннего равноденствия сжигали чучело Коляды, а на Купалу, в день летнего солнцестояния — соломенную «копию» Костромы. Сам же Астров все больше и больше проникался духом язычества, и с некоторого времени стал называть себя «побудком», т. е. великим волхвом, воплощением знаменитого волшебника Мерлина, а его организация мало-помалу превращалась в самую натуральную неоязыческую секту со строгим членством, жестким регламентом и обязательными правилами.
Вот и этим летом «астровцы» собирались устроить очередное пышное празднование, посвященное дню рождения Купалы и Костромы, для чего потихоньку начали приводить остров в порядок. Но за несколько дней до праздника Новый Аваллон стал свидетелем удивительных событий, к рассказу о которых мы сейчас и переходим…
Глава 8. Наследница Ихтиандра
Отправляясь на отдаленный и менее благоустроенный пляж, носивший в народе имя Студенческого (а почему он так назывался, вряд ли смог бы объяснить даже самый продвинутый святогорский краевед), Лена Кострова надеялась, прежде всего, избежать встречи с обманутым любовником Андреем, который со своими друганами всегда тусовался на многолюдном и обихоженном Центральном пляже. Последний был и больше по площади, и располагался ближе к центру города, отличался более чистым песком и гораздо интенсивнее обслуживался многочисленными торговцами пивом, чипсами, вяленой рыбой, раками и прочей снедью. Так что неудивительно, что Лена чаще отдыхала именно там. Но сегодня перспектива встретить кого-либо из своих друзей и знакомых ей была совсем не симпатична, напротив, ей хотелось побыть хотя бы в относительном уединении и покое, по-крайней мере, чтобы никто не доставал своими расспросами и бесцельной болтовней «ни о чем». Именно поэтому она и поспешила на неприхотливый Студенческий пляж, располагавшийся почти посередине дугообразного западного берега Жуковского водохранилища. Южнее были только несколько садовых товариществ, а затем вереницей тянулись еще реже посещаемые дикие пляжи, становившиеся в выходные дни местом пикников горожан, имевших собственные автомобили. Наконец, еще ближе к югу, точнее даже к юго-западу, водохранилище переходило в болотистое мелководье — вотчину рыболовов-любителей — и постепенно сходило на нет, точнее, вновь становилось речкой Смородинкой.
Сегодняшняя суббота оказалась действительно жаркой. Уже в полдень солнце палило нещадно, а к двум часам разъярилось не на шутку, погнав даже тех, кто не любил водную стихию, поближе к прохладе водоема. Поэтому обычно полупустой Студенческий пляж сегодня тоже оказался напичкан людьми так, что нахождение свободного места отдыха — небольшого прямоугольника земли, на котором можно было бы расстелить подстилку и улечься, — представлялось нешуточной проблемой. Увидев многочисленность кишащей людской плоти, Лена почти уж забыла о своем хорошем настроении: последнее улетучилось, а вот плохое, наоборот, набирало обороты тем сильнее, чем ближе девушка приближалась к шумящему людскому муравейнику, запрудившему песочное побережье.
Впрочем, как одна из самых продвинутых студенток экономического факультета, Кострова не могла не иметь запасного варианта на тот случай, если зона отдыха окажется перенаселенной. «Что же, значит, это судьба, — убеждала она саму себя. — Значит, придется вспомнить молодость и отправиться на ту сторону. Только вот как быть с вещами? Кому бы их оставить?» Но не успела Лена сделать и десяти шагов, лавируя между тесно уложенными телами, грибообразными пестрыми зонтиками и временно пустыми ковриками, чьи хозяева плескались в воде, как услышала звонкий девичий голос: «Ленка! Кострова! Иди к нам! У нас тут место для тебя есть! Давай быстрее!»
Почти сразу наша «менада» поняла, что голос этот принадлежит стройной белокурой девице, махающей рукой в полусотне метров от нее, а девица эта не кто иная, как Аня Прохорова — хоть и не подруга, но приятельница-сокурсница по академии. «Ну, вот!… Всё один ко одному! И Анька вовремя подвернулась, будто её кто-то свыше послал, — удовлетворенно вразумляла себя Кострова. — Вот она и последит за вещами… Конечно, эта Анька не сахар и сразу начнет доставать своими душевными излияниями, наверняка будет грузить своими проблемами с парнями и предками, но все же она существо ответственное, так что можно ей доверить свое барахло!»
Но сначала, конечно, надо было немного потерпеть, то есть прикинуться внимательно- заинтересованной, а еще лучше — заинтригованно-благодарной собеседницей-слушательницей, а потому через минуту Лена уже лежала рядом с Аней под защитой её желто-сине-красно-зеленого восьмилепесткового зонтика и слушала звонкое щебетание, повествовавшее о последних академических новостях. Впрочем, новостей особенных не было, если не считать, что одна студентка из параллельной группы на днях сделала аборт, забеременев, по-видимому, от одного из сокурсников, а другая забрала документы накануне первого экзамена по причине приобретения к концу третьего курса толстой пушистой вязанки из многочисленных «хвостов», пересдача каждого из которых обошлась бы ей в немаленькую для рядового святогорца сумму — 200 тысяч рублей.
Заинтересованному читателю разъясняю, что девушки учились в первом и едва ли не единственном частном вузе Святогорска, точнее, это был филиал одного из московских вузов — Московской финансово- экономической академии. Само слово «московская», стоящее на первом месте, было неплохим «брендом» для далекой зауральской провинции и приманивало под крышу академии немалое число абитуриентов. Правда, став студентами, они узнавали довольно неприятные вещи, например, о том, что учиться они будут в здании обычной школы, в тех же классах с ободранными стенами и искаляканными партами, с которыми, как им казалось, уже навек распрощались, что преподавать им будут не московские профессора, а местные доценты и старшие преподаватели, а порой и рядовые школьные учителя, знающие свой предмет порой хуже тех, кого они учат, что занятия будут не каждый день как в обычном государственном вузе, а через день — именно так собственники образовательного учреждения экономили на зарплатах преподавателей. Наконец, студенту академии на первой же сессии предстояло узнать, что каждая пересдача будет стоить денег — за зачет надо будет отстегнуть 100 тысяч рублей, а за экзамен — все 200! Но не факт, что ты сдашь с первого раза, особенно если сдавать приходится старым девам или пожилым доцентам, которым вдруг пригрезилось, что «отл» по их нудной и, как правило, совершенно непрофильной дисциплине стоит целой ночи с юным телом приглянувшейся студентки… Одним словом, частный вуз не только обладал всеми недостатками государственного, но имел допольнительный набор собственных дефектов. Осознав всё это, студенты быстрехонько понимали, что их обманули, и многие норовили забрать документы уже после первой же сессии… Но деканы и их замы сначала уговаривали их учиться до лета, поскольку тогда они смогут получить справку о завершении первого курса, с которой им несложно будет устроиться в государственный вуз, но как только летняя сессия оставалась позади, то оказывалось, что справки о полученных оценках им никто давать не собирается, да и в государственных вузах их никто не ждет!
В Святогорске ситуация осложнялась еще и тем, что ни в политехническом, ни в педагогическом институтах экономического факультета не было — его собирались открыть только следующей осенью, а потому перевестись, в сущности, было некуда, а ехать на учебу в соседние города-миллионеры — Екатеринбург, Челябинск, Омск — едва ли кто жаждал. Радовало лишь то, что стоимость обучения была относительно не высока — всего 2 миллиона рублей в год, так что покидали академию единицы, остальные же смирялись, постепенно привыкая к «гнусным порядкам», привязываясь к сокурсникам.
Уже через пять минут «задушевного» трёпа с подругой Кострова поняла, что слушать ей уже ничего не хочется, через следующие пять выяснилось, что сокурсница её начинает раздражать и долго она так не
