Отравленный трон

больно по Рази да раскроет всем ее незаметные раньше предрассудки.

«Осторожно, — подумала, собираясь с мыслями, — вино изрядно вскружило тебе голову».

— Твой маленький приятель выглядит уставшим, Рази. — Мелодичный голос Кристофера пробился сквозь туман в голове. — Может, отпустишь его поспать?

— Ох, ну бога ради! — воскликнула Винтер, хлопнув по столу ладонью и прижав вторую к колотящемуся виску. — Ты прекрасно знаешь, что я не мальчик! Прекрати вести себя как шут, тебе недостает остроумия!

Она скорее почувствовала, чем увидела, как юноша напрягся. «Ага, вот оно. Ты страдаешь от гордыни, опасный хвастун! Гордость управляет тобой».

— Я всего лишь не хотел раскрывать твой маскарад, проказница, — его голос был холоден, — но и тебе бы не помешало потрудиться над нарядом. Ты никогда не сойдешь за парня со всеми своими выпуклостями и изгибами!

Она изобразила, как надеялась, уничижительную усмешку:

— Я не маскируюсь, я — то, что ты видишь!

— Мальчик, который безжалостно рубит деревья, чтобы заработать на жизнь? — Каждое слово сочилось сарказмом, и Винтер взглянула ему в глаза:

— Подмастерье четвертого года, одобренный гильдией, с «зелеными» привилегиями.

Ни одно слово для Кристофера ничего не значило! Она видела, что он пытается понять смысл сказанного, но тщетно. «Откуда ты такой взялся, — внезапно подумала она, — что ничего не смыслишь в рангах гильдии такого распространенного дела, как плотницкое?»

Даже последний уборщик навоза из какого-нибудь мелкого княжества знает их ранги и задачи наизусть. Для придворного быть настолько несведущим в символах профессиональных рангов равносильно тому, чтобы быть слепым, глухим и немым.

Она выпрямилась и посмотрела на него по-новому. Значит, он совсем новичок, чуждый дворцовой жизни. Это делает его опаснейшим из идиотов: честолюбивым, но невежественным. Она видела такой тип людей, прорубающих кровавые просеки сквозь дворцовую челядь. Намеренно или нет, они становятся ядом, от которого тело государства чернеет, сеют смерть и разложение вокруг.

Он заметил неприязнь в ее взгляде, а она увидела в его глазах холодную сталь.

Рази встал, но Винтер не посмотрела на него, ее глаза по-прежнему были прикованы к Кристоферу. Юноша неожиданно улыбнулся, так, что на щеках показались ямочки. Его глаза зло блеснули, и Винтер вдруг поняла, что попала в ловушку. Между ними началась глупая игра в гляделки, когда никто не хочет первый отвести взгляд.

«Как же так получилось? — В ней росло отчаяние и паника. — Как я позволила этому болвану загнать себя в угол?»

Он был, по сути, еще одной назойливой мухой, летающей над навозной кучей. Ей следовало отогнать его от Рази, даже не сбившись с шага. А она вместо этого занята детским соревнованием, кипя негодованием и будучи слишком гордой, чтобы отвести взгляд.

Рази кашлянул.

— Дети, дети! — пожурил насмешливо, но на этот раз мягкий голос звучал предостерегающе.

— Когда твоя труппа уезжает? — холодно спросила Винтер, не отводя глаз.

На лице Кристофера отразилось непонимание, он покачал головой и прищурился:

— Что ты имеешь в виду?

Она помахала рукой вверх-вниз, указывая на его одежду. Бессознательно ее глаза отвлеклись на жест. Проклятие! Но Кристофер, похоже, не заметил.

— Ты же актер, не так ли? Акробат, циркач или музыкант?

Рази присвистнул, а Кристофера охватило странное, холодное спокойствие.

— Кристофер Гаррон — ветеринар, ухаживающий за моими лошадьми… — Голос Рази был твердым, но звучал странно. — За те три с половиной года, что я его знаю, он научил меня гораздо большему, чем я мог узнать, про лошадей и уход за ними.

Три с половиной года? Они так давно знают друг друга? И судя по телу Рази, лошади стали его страстью, так что он и Кристофер, наверное, проводят много времени вдвоем каждый день. Больше трех лет вместе занимаются тем, что любят. «Все это время, которое я гнила на промозглом Севере». Она подавила эту мысль так скоро и жестко, как могла, — это было бы нечестно по отношению к Рази. Разве она запретила бы ему иметь друзей все эти годы? Не хотелось ли ей самой быть рядом с верным другом? «Нет. Мне хотелось быть дома. Дома, рядом с Рази и Альбероном, ни с кем другим. И в любом случае, я бы выбрала лучше… кого-нибудь получше этого… этого опасного сибарита».

Даже думая про Кристофера столь нелицеприятно, Винтер уже понимала болезненно ясно, что главная причина неприятия — его дружба с Рази. Она так ревновала, что готова была пронзить его ножом в самое сердце!

Кристофер снова заговорил — с певучим северным акцентом. Глаза холодные, выражение лица отчужденное, ямочки исчезли.

— Ты права. Очень наблюдательна, я — музыкант. Я ухаживаю за лошадями Рази, потому что люблю и умею это делать, но не это страсть моего сердца. Я — лучший музыкант Северных Земель и прославился в Хадре, откуда я родом, своей игрой на гитаре и на скрипке.

Позже, лежа в постели и пытаясь заснуть, Винтер будет вспоминать, как он это сказал, сверля ее взглядом: «Я — музыкант!» Не «был музыкантом», а именно «Я — музыкант!». Словно музыка горит и бьется внутри него, как живое существо, запертое в клетке и рвущееся на волю, желая выбраться и сбежать.

— Я не притворяюсь, несмотря на твои подозрения. Я не выдаю себя за кого-то другого, чтобы завоевать внимание, — желчным тоном сказал Кристофер, взглянув на ее плотницкий костюм. — И хотя знаю некоторых, кого забавляют подобные игры, но не верю, что наш маленький дружок из их числа.

Рази сделал короткий вздох.

— Кристофер! — предупредил он мягко.

Винтер протянула руки ладонями вверх, выставив все бугорки, шрамы и мозоли:

— Не одежда делает меня той, кто я есть. И не моя близость к трону обеспечивает насущный хлеб. Я иду своим путем. Это руки мастерового, они говорят сами за себя! — Она сунула растопыренные ладони ему в лицо, и этот жест тоже будет преследовать ее во снах. Почему именно растопыренными пальцами она решила подтвердить свое достоинство?

Кристофер стоял, просто глядя на нее, с непроницаемым выражением лица.

— Ты думаешь, что я извлекаю выгоду из расположения нашего общего друга, — холодно сказал он. — Уверяю, это не так. Может, весь этот расфуфыренный балаган дворцовой жизни тебе и нравится, но я хочу здесь быть, как кот — танцевать…

— О боже! Хватит! — Рази, по-прежнему не повышая голоса, хлопнул ладонью по столу, и Винтер с Кристофером подпрыгнули, пораженные его внезапной резкостью. — Почему бы мне не встать, а вы поделите меня, как собаки, метящие территорию! Винтер, тебе достанется левая нога. Кристофер, тебе остается правая. Теперь мы знаем, где — чье, и этот проклятый дележ добычи наконец-то закончится!

Рази был раздражен, но его слова затрагивали, попадали точно в цель, пристыдив обоих: спорщики выпустили пар, как сдутый свиной пузырь.

— Я лишь хочу, чтобы вы были друзьями, — тихо сказал Рази, — чтобы вы понравились друг другу. Разве нельзя приложить хотя бы немного усилий для этого?

Винтер взглянула на Кристофера. В его серых глазах читались неуверенность и боль, она сама все еще была полна горькой ревности и вполне объяснимого страха по поводу его возможного пагубного влияния. Черт побери, его влияние точно было разрушительным. Но ради Рази девушка привстала, протянув ладонь для рукопожатия.

Когда ее оппонент мгновение промедлил, Винтер разозлилась и убрала руку. Кристофер расстроенно вздохнул, зачем-то оглянулся по сторонам, а затем подчинился — вытянул руки, но не для пожатия, а чтобы она увидела. Винтер ахнула и непроизвольно отшатнулась.

Она видела немало ран и шрамов, которыми война и тяжелый труд отмечали тела мужчин, но руки