– Нет папы.
Мишка и Славка осеклись, и Вовка, которому подобные паузы были явно в тягость, сам ответил на повисший в воздухе вопрос:
– Ушел от нас. Давно уже. А у вас-то есть родители?
– Да! – засмеялся Славка. – Мама.
–.. на заводе работает, – громче Славки захохотал Мишка.
Вовка только головой покачал:
– Тоже повезло. А отец?
Смех оборвался. И Вовка, почувствовав, что задел пацанов за живое, прищурил левый глаз.
– Тоже что ли ушел?
– Нет. Он умер недавно, – пробормотал Славка и стал перевязывать шнурок на левом ботинке.
– Ему сначала ногу отрезали… – вдруг зашептал Мишка, но Славка пихнул его в бок.
Вовка подмигнул новым знакомым.
– Щас магазин откроют.
И действительно, загрохотал засов, распахнулась дверь, и пареньки бойко вошли внутрь. Славка и Мишка купили себе по альбому для рисования и по набору акварельных красок, Вовка – глобус; заняло все это вкупе с рассматриванием других, пока не доступных радостей ровно десять минут – и ребятишки бойко выкатились из магазина.
– Здорово! – восхищались Славка и Мишка глобусом, пока Вовка разглядывал альбомы и карандаши. – Нам уж такого не видать. Учительница сказала мамке, что нам в художку надо, вот мы и покупаем все для художки.
– Год глобус выпрашивал, – признался Вовка. – Думал, самому придется шар земной клеить-колотить, ан нет, раздобрилась.
– А вам папа денег не высылает? – между делом поинтересовался Мишка и получил от брата второй за короткий промежуток времени предупреждающий тычок в бок.
– Не-а, – как-то легко ответил Вовка. – Он тоже умер. И ему тоже ногу отрезали. А потом вторую стали отрезать, он и…
– А кем был твой папа? – медленно поднимая голову от глобуса, выдавил Славка.
– Военным! – гордо ответил Вовка, но тут же махнул рукой. – Через это и ушел. Я родился. Мать, понятно, со мной дома сидеть стала. А ему все танцы, кино…
Здесь в голосе Вовки почувствовались чужие интонация, и то ли от этого, то ли от чего-то другого Славка поморщился.
– В этот поселок и ушел жить, – продолжал между делом Красновский. – Я потом к нему приходил, не домой, правда, у сапожника здешнего, знакомого нашего, кантовались. Отец пряников приносил. Он уж на костылях был и без ноги. Гангрена.
– А чего домой к себе не позвал? – настороженно поинтересовался Мишка и почему-то отодвинулся от нового знакомого.
– А у него еще пятеро народилось. Да и жена его новая меня там видеть как-то не хотела, – пожал плечами Вовка и вновь прищурил левый глаз. – А у вас-то папа кем был?
– Военным, – медленно произнес Славка.
Вовка прищурил левый глаз еще сильнее.
– А фамилия ваша как?
– Красновские мы, – выдохнул Мишка.
– А где вы живете, Красновские? – поинтересовался Вовка, встав со скамейки и взяв в руки глобус.
– У почты, – хором ответили Мишка и Славка…
Вовка уходил не оборачиваясь. Пройдя шагов десять, он вдруг рванул с места в карьер и через минуту скрылся за поворотом.
Славка и Мишка переглянулись.
– Мамке будем говорить? – спросил Мишка.
Славка покрутил пальцем у виска, подхватил со скамейки альбомы, карандаши – и пошел от магазина прочь. Мишка побрел следом за братом.
Мать встретила их руганью.
– Где шляетесь? За хлебом марш! Разберут, чем я потом эту ораву кормить буду? – и она кивнула на полуторагодовалую Анютку и трехлетнего Кольку.
На руках у матери, несмотря на весь ор, мирно спала Лизавета.
Битый час Славка и Мишка отстояли в очереди, за что дома получили очередной втык:
– Где опять бродите, заброды? Полы-то мыть кто – дядя будет? Праздник ведь послезавтра. Завтра матери стирать-гладить. Когда завтра уборку разводить?
– Дак чего ты, если праздник… – взъелся было Славка, но получил увесистый подзатыльник и, глотая горькие слезы, пошел в чулан за тряпками и ведром. Мишка не отставал от брата ни на шаг.
Пока мальчуганы приводили в порядок ветхое двухкомнатное жилище в двенадцатиквартирном доме из числа тех, про которые будут говорить позже: «гулаговское жилье развитого социализма», – мать отошла. Да и сами Славка с Мишкой, почуяв громыхание кадки с мукой, пришли в лучшее расположение духа. А уж когда с кухни потянуло вкуснятиной, и вовсе возликовали.
Но как только в семье Красновских воцарились мир и согласие, как только все семь человек, включая столетнюю бабку Дуню, втиснулись за кухонный стол, на который мать ухнула тарелку с блинами, в дверь сначала позвонили, а потом уже и постучали.
– Особо непонятливым объясняю, что я брат всей этой молодежи, – заявил Вовка, сняв у порога кеды, протопав на кухню и бухнув на пол объемистый рюкзак. В руках он держал еще и авоську.
Далее Вовка высыпал из рюкзака прямо на пол тюк с одеждой, несколько кукол, взвод оловянных солдатиков, фуфайку защитного цвета и кроличью зимнюю шапку с надорванным ухом.
– А это вам, художники, – буркнул он и водрузил на кухонный стол извлеченный из авоськи глобус.
На кухне воцарилось молчание..
– Чаевничать не останусь, и не просите, – покачал головой Вовка. – Через два часа должен быть на свадьбе. Народу тьма, а одного гармониста нет. Помыться надо еще успеть. Вспотел, как…
Он всплеснул руками, круто развернулся и, не прощаясь, направился к выходу, едва не забыв у порога кеды.
На пороге Вовка остановился и буркнул не оборачиваясь:
– Картошку выкопаем, в сарае разгребусь, там добра всякого…
Он махнул рукой и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.
Шура, Володина мать, и Маруся, или Муся, тетка Володина, завтракали перед работой, пили чай и разговаривали шепотом.
– Ну и парень, ну и парень, – качала головой Муся. – Я в одиннадцать ушла, еле ноги унесла. Духотища, а я еще шесть рюмок красного выпила. Ухожу – Вовка сидит да наигрывает. Полный стол пряников да конфет перед ним, а он знай шпарит.
– Ладно, в люди гож, – устало улыбнулась Шура. – Как посмотрю на него с гармошкой, так отца евонного и вспомню.
– Но! – кивнула Муся, наливая себе третью чашку. – Вчера гляди-ка, чего выкинул.
Шура потянулась тоже налить себе чаю, но отчего-то раздумала, поставила чашку на место и пару раз всхлипнула:
– Добрый какой… Я-то с ихней доброты четыре года в две смены…
Муся молча кивнула.
– А давай, Муся, мы в сарайке на выходных разберем. Шут с ним, пускай несет. Одна кровь. Распашонки надо ей отдать, там дите грудное. Вот кобель! Без ноги, а изладил напоследок!
– Но! – осадила Муся Шуру. – Не надо о покойнике.
Порешив на выходных взяться за кладовку, сестры встали из-за стола и, сполоснув посуду, пошли трудиться. Работали они в одном цеху, стояли рядом у конвейера, но в жизни виделись не очень часто и все по случаям. Вчера, например, погостить в Сокол прикатила их деревенская родственница, тоже сестра, только двоюродная. В полночь Шура и Муся вместе встретили Аннушку на автостанции, Муся даже со
