Присоединение Грузии к России

II

Прежде чем окончательно присоединять царство грузинское, простимся с грузино-персидскими отношениями. Племянник и наследник Ага-Магомета, Баба-хан или, торжественнее, Фетали-шах, далек был от мысли уступить Грузию России. Но и ему пришлось бороться из-за престола с соперниками, и он пока не имел возможности силой оспаривать у России Закавказье[138]. Под угрозой его нашествия Грузия находилась, однако, довольно долго[139]; и на Кавказской линии принимались деятельные меры к тому, чтобы в случае вторжения ввести в Грузию для ее защиты достаточное количество войск.

Приезд в Тифлис русского резидента окончательно открыл глаза Персии на судьбу Грузии. Император Павел отозвал свои войска из Закавказья, действовал, по-видимому, миролюбиво, но с таким миролюбием не мирилась присылка резидента в Тифлис. Персидская оценка грузино-русских отношений с большой выпуклостью выражена в письме к резиденту визиря Фетали-шаха, Хаджи-Ибрагим-хана, видного государственного человека Персии того времени[140]. «Дело сие (т. е. приезд резидента), — пишет он, — сверх чаяния, ибо как свет солнца изливается на землю, так равномерно всем известна истина, что с самого того времени, как весь земной шар разделился на четыре части, Грузия, Кахетия и Тифлис заключались в Иранском государстве…» Жители обязаны были повиновением и службой по шахским указам, а под властью России не находились, «кроме того случая, когда царь Ираклий, князь над князьями, современник блаженные памяти самодержавного государя Ага Магомет хана, вздумал, отторгнувшись от власти всегдашних владетелей своих, идти неприятельской против Персии стезею». Но он за это получил возмездие. Теперь нам говорят о миролюбии русского монарха. Зачем же желает он «уничтожить запечатленные веками права и преимущества»? Какую силу могут иметь обязательства царя Ираклия? Персидский дипломат так поясняет свою мысль: «Например, если бы один из народов, в пределах Российского государства состоящих, предался самопроизвольно персидскому владению, учинил с ним трактат и другие условия, то сильны ли таковые сделки?» Правда, при царе Ираклии не было в Персии верховного обладателя, но и «во время сих, так сказать, двух дней» Грузия не могла отложиться от Персии. Теперь, благодарение Богу, перед престолом шаха склонили выи все ханы, и «того не предусматривается, чтобы чрез тысячи лет принадлежавшее владение отдать другому». В заключение иранский канцлер приглашает уважать взаимные права и границы, «не прерывая цепи тишины и дружбы, дабы область Тифлисская не была паки попрана ногами коней и удачных воинов наших…». Впрочем, лучше, «чтобы дверь обоюдного дружества всегда была открыта»[141].

Мы знаем уже, что Вахтанг отказался от подданства Персии, затем более десяти лет господствовали в Грузии турки, пока не были вытеснены оттуда Надир-шахом.

После смерти Надира не было ни одного настолько признанного в Персии властителя, чтобы можно было говорить о его власти в Грузии[142].

Как возвысился и усилился Ираклий, пользуясь персидскими смутами, об этом мы достаточно говорили, это общее место во всех сочинениях, посвященных истории Персии того времени. В течение последнего полустолетия Грузия не знает зависимости от Персии. Заключая трактат с Россией, Ираклий делал по отношению к Персии политически рискованный шаг (как это объяснено выше), но никакого права Персии на Грузию он не нарушал, так как это право давно испарилось да и в дни его действительности с ним не мирилось христианское правосознание грузин. Спор мог быть решен силой, но в борьбе с Ираклием Ага-Магомед-хан проиграл его, несмотря на внешнюю победу: действительно, он не добился признания своих прав со стороны Ираклия и, не будучи в состоянии утвердиться в стране, торопливо вернулся восвояси.

Фетали-шах возобновил свои притязания, и мы видели, как его канцлер их формулировал. Ему пришлось спорить уже с русским оружием, и Гюлистанский мир через 15 лет, решил вопрос опять-таки не в его пользу.

Но приведенная нота показывает, как судорожно Персия противилась утверждению России в Закавказье и как упорно она защищала, очевидно, несостоятельную мысль о своем «праве» на Грузию.

Была, впрочем, и среди грузин небольшая группа лиц, готовых признать права Баба-хана, так как они считали возможным с помощью Персии сохранить за Грузией известную самостоятельность. Главный выразитель этого течения, царевич Александр, сын Ираклия, открыто перешел на сторону Персии и был ее орудием в войнах с Россией; он умер на чужбине и никогда не примирился с уничтожением самостоятельности Грузии. Большинству же, верному вековой традиции — сближения с Россией, суждено было окончательно и навсегда освободиться от всякого влияния Персии, прежде многостороннего и веками длившегося. Так начали изменяться коренным образом условия жизни грузин.

Глава одиннадцатая Присоединение Грузии к Империи

I

Теперь близится день присоединения Грузии. Манифест 18 января 1801 г. объявит об этом всем и каждому, и Грузия станет частью России.

Мы показали, как в 1799 г. с получением инвеституры и принесением присяги царь Георгий становится в такое же отношение к Империи, в каком был Ираклий, т. е. Грузии дается «пред лицом всего света» гарантия целости и неприкосновенности, а также обеспечивается престол за национальной династией под условием службы и верности.

Мы должны рассмотреть, как совершился этот переход от двустороннего договорного отношения, в котором Грузия и Россия находились еще в 1799 г. и в 1800 г., к положению, созданному манифестом 18 января 1801 г., т. е. к «присоединению Царства Грузинского на вечные времена под Державу» Империи.

1

Для юридической оценки присоединения Грузии к России, а также для оценки взгляда, выраженного в императорских манифестах и затем усвоенного всеми, относительно добровольного присоединения Грузии, необходимо отыскать и рассмотреть в отдельности звенья той цепи, которая начинается договорными отношениями 1799–1800 гг. (по силе обновленная тогда трактата 1783 г.) и кончается инкорпорацией Грузии, т. е. распространением на нее территориального верховенства России, ее власти во всей полноте проявлений и во всей необъятности ее компетенции.

Переход от первого положения ко второму мог бы быть юридически безупречным, корректным; тогда бы мы имели действительно непрерывную цепь юридических отношений, из которых каждое последующее заимствует свою правомерность от предыдущего, им освящается и, в свою очередь, дает юридическую основу новому отношению. И если бы даже в конце концов мы пришли к чему- нибудь вовсе отличному от начального положения, тем не менее не оставалось бы места для юридической критики: все было бы как следует, безукоризненно с точки зрения права.

Для того чтобы — с юридической точки зрения — можно было говорить о добровольном присоединении Грузии к России, необходимо, чтобы акту инкорпорации предшествовало обоюдное согласное волеизъявление заинтересованных сторон.

2

Инкорпорация есть акт, посредством которая власть государства распространяется на так или иначе присоединяемую к нему область. Инкорпорации могут предшествовать различные события и правоотношения, создающие власть государства над присоединяемой территорией. В одном случае это может быть завоевание, в другом — добровольная уступка, в третьем — купля-продажа и т. д.

Но когда речь идет о добровольном присоединении, то этот (всегда односторонний) акт инкорпорации должен следовать за другим актом (или актами), в котором обнаруживалось бы соглашение относительно утраты самостоятельности с одной стороны и принятии в подданство — с другой.

Словом, утрата государством независимости и инкорпорация действительно возможны путем