– Двадцать.
«Пожалуй, все тридцать», – подумал он.
– Давно этим занимаешься?
– Чем? – спросила она, открыв сумочку и доставая сигарету с марихуаной.
– Ну, этими делишками, кроме работы?
– О, но я этим вообще не занимаюсь, – ответила она уклончиво и зажгла сигарету. – Но на этой неделе мне понадобились лишние деньжата… Ну и, я уже тебе сказала, ты вострый.
«Это точно», – подумал Ник.
Она предложила ему разок затянуться и начала расстегивать блузку.
Он глубоко затянулся – еще никогда не курил марихуану – и смотрел, как она медленно снимает блузку. Он уже видел ее формы в баре, но было интересно смотреть, как она медленно раздевается, и только для него.
Под блузкой оказались маленькие грудки, прикрытые крошечным черным бюстгальтером. Театральным жестом она бросила блузку на пол, расстегнула «молнию» на юбке и грациозно перешагнула через нее. Штанишек не оказалось, что и до этого было ясно. Он почувствовал такое знакомое возбуждение.
– Что-нибудь оставить? – спросила она. Он заметил, что она жует жвачку.
– Серьги, – ответил он.
Она засмеялась и слегка потерла пальцами соски:
– Никогда еще такого не слышала.
Он тоже сбросил одежду. Эта девушка стоила того, чтобы ею заняться. Она профессионалка. И ему хотелось знать, удастся ему заставить ее чувствовать, как ему всегда удавалось с другими.
Кэнди шлепнулась на кровать и кивнула ему.
Он одним скачком преодолел расстояние и поднялся на борт.
Она опять затянулась и положила окурок в разбитую стеклянную пепельницу около кровати.
– А тебе не двадцать один, – хитро заметила она. – Скажи правду!
Но он ни за что не признается, что ему семнадцать.
– Нет, мне двадцать два, – ответил он, принимаясь за дело.
Кэнди, очевидно, всю свою энергию истратила в баре. Она была как мертвая, только резинку жевала, с отсутствующим видом, хотя он уделил ей кое-что из своего анджеловского обаяния.
Когда все было кончено, ему сразу захотелось уйти. Нет, никакого удовольствия он ей доставить не смог, и он платит за это первый и последний раз.
Он положил деньги на стол и побыстрее убрался.
Немного погодя Джои зашел за ним в бар, и они отправились домой.
– Ну, как это было, парень? – полюбопытствовал Джои. – Выкладывай во всех грязных подробностях.
– Если хочешь подробностей, сам в другой раз ей заплати.
– Да в чем дело? Влюбился ты, что ли? – стал дразнить его Джои.
Ник застонал:
– Ты даже слова этого не произноси.
Любовь. Что это такое? Чувство, которое он ощущает к Лорен? Ему не хватало ее, и, однако, он нервничал, думая, как опять увидит ее в школе, когда начнутся занятия, и он не знал, что будет. Он так привык к тому, что девушки всегда были в его власти. Дома его били и только командовали, так что хоть в этом он был всегда победителем.
Но сейчас у него появилось какое-то странное ощущение, и оно не проходило.
Лорен Робертс. Она была особенная из всех девушек, что ему встречались до этого, но она принадлежала другому. И, по правде говоря, надо что-то с этим делать.
16
Рождество у Лорен было невеселое. На каникулах приехали из Филадельфии брат матери Уилл и его жена Марго. На этот раз Брэда, уже девятнадцатилетнего, они не привезли. Впрочем, увлечение им у Лорен давно прошло, и его отсутствие не расстроило.
Второй день Рождества они провели у Браунингов. Сток подарил ей мохеровый свитер и две поваренные книги – очевидно, все выбрала его мать.
Лорен подарила ему скромный мельхиоровый клип для денег и рамку для фотографии.
И весь день-деньской она гадала, чем занят и что делает Ник Анджело.
Ночью, лежа в постели, она думала о будущем. Еще два года, и она окончит школу. Она уже подала заявление о приеме в Восточный колледж. Родители сказали, что отпустят ее не дальше Канзас-Сити, но она неотступно думала о Нью-Йорке.
Мег зашла к ней потолковать о новогоднем вечере.
– Ты что наденешь? – Она, как всегда, думала только о нарядах.
