и сильно призадумался. Нужна была д?ятельная помощь, нужны были л?карства, но прежде всего нужны были деньги. Онъ вернулся домой задумчивый и печальный.
— Мама, — сказалъ онъ, присаживаясь противъ матери, когда та, по обыкновенію, сид?ла у окна зальца и вязала. — Мама, въ Шахов? плохо, помощь нужна немедленная. Я над?юсь, что выхлопочу вс? нужныя средства, но медлить нельзя. Не можешь ли пока ссудить мн? хотя сколько нибудь? Своихъ денегъ мн? врядъ-ли хватитъ.
Татьяна Алекс?евна удивилась.
— Что это ты говоришь, Платоша? Я ничего не понимаю.
Платоша повторилъ свою просьбу и еще разъ объяснилъ причины ея. Но ч?мъ дольше онъ говорилъ, т?мъ гуще красн?ло лицо Татьяны Алекс?евны, а выраженіе его становилось раздраженнымъ, почти непріязненнымъ.
— Ты что же это, Платоша, см?яться, что-ли, вздумалъ надъ матерью? — спросила она, видимо сдерживаясь.
— Отчего см?яться? Я говорю серьезно.
— А если не см?ешься, то я и ровно ничего не понимаю. У меня ты денегъ просишь? На свои мужичьи причуды у меня денегъ просишь? Да что-же, лопатами я, что-ли, деньги-то загребаю, что буду ихъ въ окно швырять? Кладъ я нашла? Отъ тебя я ждала помощи и поддержки, а не теб? на разныя причуды готовила.
— Зач?мъ ты сердишься, мама? — тихо упрекнулъ Платонъ. — Денегъ я у тебя прошу не на причуды: еслибы ты вид?ла то, что я вид?лъ сегодня! Наконецъ, деньги я верну, я прошу ихъ у тебя только на время.
— Ни на одинъ дены, ни на одну минуту! — неожиданно вскрикнула Татьяна Алекс?евна. — Платоша! — уже мягче продолжала она:- разскажи ты мн? толкомъ, что же у насъ будетъ теперь? Не серьезно же ты говорилъ, что хочешь остаться зд?сь л?чить мужиковъ? Ты шутилъ, Платоша? Къ чему же ты учился? Къ чему я радовалась твоимъ усп?хамъ, гордилась тобой, полагала на тебя вс? мои надежды? — Татьяна Алекс?евна достала платокъ и вытерла имъ покрасн?вшіе глаза. — Ты не долженъ забывать: у тебя сестра, Платоша; у тебя есть обязанности относительно твоей семьи.
— Но разв? сестра и ты въ чемъ-нибудь нуждаетесь, мама?
Платонъ Михайловичъ поднялъ на мать вопрошающіе глаза, но та такъ мало ожидала подобнаго вопроса, что сразу растерялась и только развела руками.
— Да что-же ты не видишь? сл?пъ? — наконецъ заговорила она. — Нуждаетесь ли, спрашиваешь? Или ужъ очень хороши показались теб? наши палаты? Не въ лохмотьяхъ еще ходимъ? Сладко, весело живемъ?
— Да ничего, кажется… Я не думалъ, — смутился Платонъ.
— Не думалъ? чего же ты не думалъ? — сердилась Татьяна Алекс?евна; — суму еще на насъ над?ть хот?лъ бы? въ курную избу запрятать? Хороша, вишь, ему наша жизнь показалась!
— Не волнуйся, мама! — попросилъ Платонъ Михайловичъ. — Ничего такого я, конечно, не хот?лъ бы; ч?мъ лучше вамъ, т?мъ пріятн?й для меня, пов?рьте. Но чего вы отъ меня ожидали? чего вы требуете?
Въ залу тихо вошла Ольга.
— Богъ ты мой! — всилеснула руками Татьяна Алекс?евна, — кажется, требованія не велики! Слышишь, Оленька, онъ спрашиваетъ, чего отъ него требуютъ? Я, Платоша, не могу зарабатывать денегъ, а ты можешь. Тебя учили, за тебя изъ посл?днихъ грошей платили, не одно лишеніе, можетъ быть, изъ-за тебя терп?ть приходилось; такъ в?дь думала я, что ты вспомнишь, почувствуешь…
— Я ничего не отрицаю… — тихо сказалъ Платонъ.
— Такъ какъ же спрашиваешь ты, чего отъ тебя требуютъ? Оленьк? за двадцать л?тъ. Въ этой глуши- то кто ее видитъ? Подумалъ ты о ней? Обносились вс?: ни платьевъ, ни б?лья… Домъ чуть стоитъ… Да Богъ съ нимъ, съ домомъ! Думала я, кончишь ты, — все въ аренду сдадимъ, домъ на свозъ, пока не совс?мъ сгнилъ, и пере?демъ въ городъ.
Она испытующимъ взглядомъ уставилась на сына; Оленька стояла у окна и жадно ждала отв?та брата. Платонъ сид?лъ съ опущенной головой и медленно, задумчиво гладилъ рукой свою бородку.
— Вотъ чего ты ждала отъ меня! — тихо сказалъ онъ. — А ты, Ольга?
Д?вушка вспыхнула.
— Чего я? — посп?шно отв?тила она, — конечно же, въ этой глуши отъ тоски помереть можно. Разв? это жизнь?
Платонъ Михайловичъ словно не слыхалъ этого отрывочнаго отв?га; глаза его задумчиво переб?гали съ предмета на предметъ и бл?дныя губы сложились въ свойственную ему кроткую и грустную улыбку.
Татьяна Алекс?евна и Ольга ждали, что онъ еще скажетъ что-нибудь, но онъ всталъ, поправилъ спустившіеся на лобъ волосы и все съ той же улыбкой на губахъ вышелъ изъ комнаты.
Глафира Осиповна опять сид?ла у Шишкиныхъ. Она наклонилась къ Татьян? Алекс?евн? и горячо шептала ей что-то, поминутно оглядываясь на дверь.
— Да н?тъ его, н?тъ! — успокоила ее Татьяна Алекс?евна, — можете говорить громко. Разв? онъ когда дома бываетъ!
Она махнула рукой. Глаза ея были заплаканы, а рядомъ съ ней, на подоконник?, лежалъ скомканный носовой платокъ.
Глафира Осиповна еще разъ опасливо оглянулась.
— Такъ вотъ, — продолжала она уже громко, — прихожу это я къ куму; начали разговоръ про то, про ее, а я и закидываю словцо: что-молъ и какъ? докторъ у васъ новый объявился?
— Ну? — поторопила ее Татьяна Алекс?евна.
— Хвалить сталъ. Ужъ такъ-то хвалилъ! и добръ-то, и сердцемъ мягокъ, и денегъ не жал?етъ. Какъ же, спрашиваю, свои онъ деньги отдаетъ, или какъ? Свои, говоритъ, свои! Покуда что, а пока все свои тратитъ. Сколько одной всячины изъ города навезъ: од?ялъ, тряпья, снадобья л?карственнаго и всего, всего… Больше, говоритъ, ч?мъ на сто рублей навезъ. Да, больше, говоритъ…
— На сто рублей! — вскрикнула Оленька, — слышишь, мама?
Татьяна Алекс?евна схватила платокъ и утерла имъ лицо.
— Теперь Андрохинымъ корову купилъ. Купилъ ли, пооб?шалъ ли, не могу сказать в?рно. Да и не учтешь, не учтешь, что у него денегъ ушло! Теперь такъ, а что дальше-то будетъ? В?дь мужицкая нужда, ужъ это, будемъ такъ говорить, все равно, что утроба ненасытная: сколько въ нее ни вали, — все мало, все мало. Такъ-то, радость моя, Татьяна Алекс?евна.
Она пронизала ее своими маленькими, насм?шливыми глазками.
— Что? злишься? жаль теб? денегъ-то! — ясно говорилъ этотъ взглядъ.
Татьяна Алекс?евна не зам?тила его: она гляд?ла въ окно и поминутно утирала платкомъ красные глаза.
— Ростишь ихъ, заботишься, себя всего лишаешь, а выростишь — простой благодарности себ? не видишь, — жалобно заговорила ана. — Что есть у меня сынъ, что н?тъ у меня сына, — прокъ одинъ. А ужъ о немъ ли я не заботилась?
— И не говорите, голубушка, не говорите! знаю сама, какъ это горько. Своихъ д?тей у меня не было, а знаю, понимать могу. Bсе ли не ждали, не над?ялись? Думали, сынокъ-то жизнь вашу устроитъ, а онъ на — поди! Для мужика кармана перевернуть не жалко, а для матери родной гроша не находится. А просили вы у него денегъ-то?
— Не просила, а намекала. Самъ бы долженъ знать.
— Олечку-ангела жалко, — сочувственно вздохнула Глафира Осиповна, — какая ей тутъ партія найтись можетъ? Сиволапые одни кругомъ! Ахъ, не хорошо разсудилъ Платонъ Михайловичъ; не по сыновнему разсудилъ!
Долго говорила Глафира Осиповна въ этомъ тон?, а Татьяна Алекс?евна и Ольга слушали ее, жадно ловили каждое ея слово и сами разсказывали ей про Платона все, что только могли упомнить изъ его словъ и подм?тить въ его поведеніи.
Одинъ разъ, когда Платона по обыкновенію не было дома, Татьяна Алекс?евна водила Глафиру Осиповну въ его комнату и тамъ он? вм?ст? рылись въ его книгахъ и разглядывали его вещи.
