дворце. Именно непосредственное окружение представляет наибольшую опасность для жизни Императора. И от этой опасности тщательная проверка чужаков не спасет. А что касается вашего собственного окружения: чиновников, членов правительства, близких — вы лишены возможности досматривать за ними так же, как за мной. Клеон ответил:
— Мне это известно не хуже, чем тебе! Я стараюсь быть справедливым по отношению к ним и стараюсь не вызывать неприязни.
— Какая глупость, — начал Селдон и осекся, смутясь.
— Продолжай, — зло приказал Клеон, — я позволил тебе говорить то, что ты думаешь.
Так, по-твоему, я — глупец?
— Слово сорвалось, Сир. Я хотел сказать — это самообман. Вы все равно вынуждены быть подозрительным. Это свойственно людям вообще! Одно неосторожное слово, подобное тому, что вырвалось у меня, неверный жест, сомнительное высказывание — и вы вынуждены удалять от себя окружение. А любая тень подозрения приводит в движение порочный круг. Ваше окружение почувствует вашу подозрительность, и у них возникнет ответная реакция, их поведение изменится. Ваша подозрительность усилится; в конце концов, это может привести к покушению. И это неизбежно сопутствовало правлению любого Императора в прошлые века.
Доказательство этому — прошедшие четыре столетия. И это всего лишь одна из сторон все более возрастающей сложности Императорского правления.
— Тогда не стоит и предпринимать никаких усилий, чтобы обезопасить себя.
— Да, Сир, — ответил Селдон. — С другой стороны, вы можете оказаться более удачливым, чем другие… Пальцы Клеона слегка подрагивали на подлокотнике кресла. Резким тоном он ответил:
— От тебя, как и от твоей психоистории, нет никакой пользы. Оставь меня!
При этих словах Император отвернулся. Неожиданно Селдону показалось, что он стал намного старше своих тридцати двух лет.
— Я сказал, что мои математические выкладки не могут быть вам полезны, Сир. Примите мои глубокие извинения. — Селдон хотел поклониться, но в одно мгновение вошли двое охранников и вывели его из апартаментов. До Селдона донесся голос Императора:
— Верните этого человека туда, откуда он был доставлен!
Неожиданно возник Эдо Демерзел и бросил в сторону Императора исполненный глубокого почтения взгляд.
— Сир, у вас испортилось настроение?
Клеон поднял на него глаза и, не без видимых усилий, попытался улыбнуться.
— Пожалуй, так. Этот человек говорил весьма неутешительные вещи.
— Но ведь он и не обещал того, что не мог выполнить.
— Он ничего не может выполнить.
— Но ведь он ничего и не обещал, Сир!
— Это-то и огорчает.
Демерзел заметил:
— Возможно, даже несколько хуже — этот человек, как непристрелянное орудие, Сир!
— Непристрелянное — что? Демерзел, ты так часто употребляешь странные выражения… Что значит орудие?
Дермезел спокойно пояснил:
— Это выражение я услышал в юности, Сир. Император и сам часто использует странные высказывания, неизвестные на Транторе, а также многие выражения, бытующие на Транторе и неизвестные в других местах.
— Ты пришел, чтобы напомнить мне, что Империя велика? Что ты хотел сказать этим сравнением с непристрелянным орудием?
— Только то, что оно может причинить много беспокойства, если его не отрегулировать. Этот человек сам не знает своей силы. Или значимости.
— Тебе удалось что-либо выяснить, Демерзел?
— Да, Сир. Он провинциал. Он не знает Трантора и его обычаев. Он никогда не был на этой планете раньше и не может вести себя как воспитанный человек, как придворный. И, однако, он держался достойно в вашем присутствии.
— А почему бы ему не держаться достойно? Я позволил ему говорить. Я обошелся без церемоний. Отнесся к нему, как к равному.
— Не совсем так, Сир. Вы не можете относиться к другим, как к равным. Вы привыкли повелевать. И даже при вашем расположении к человеку мало найдется людей, которые смогут так держать себя. Большинство из них были бы бессловесны или, хуже того, раболепствовали или льстили вам. Этот же — выстоял.
— Ну, можешь восхищаться им сколько угодно, Демерзел, но мне он не понравился. — Клеон выглядел задумчивым и раздосадованным. — Он даже не попытался объяснить мне свои математические выкладки! Это выглядело так, словно он был уверен в том, что я не смогу понять ни одного слова.
— Вряд ли бы вы и поняли, Сир. Вы не математик, не ученый, не артист. Существует множество областей знаний, в которых вы знаете меньше других. Их дело разбираться в своих вопросах, чтобы служить на благо вам. Вы — Император и призваны воспользоваться их знаниями в совокупности.
— Неужели? Меня бы нисколько не задело, если бы мне дал это почувствовать человек умудренный опытом и годами. Но этот Селдон… он ведь моих лет. Когда он успел узнать так много? Приобрести такие познания?
— Должно быть, ему никогда не приходилось изучать искусство повелевать и принимать решения, от которых зависит жизнь всех людей в Империи.
— Демерзел, иногда мне кажется, что ты смеешься надо мной!
— Сир?! — укоризненно произнес Демерзел.
— Ну, хорошо, — оставим эту тему. Вернемся к твоему непристрелянному орудию. Почему ты решил, что он опасен? Мне он показался простодушным провинциалом.
— Так оно и есть. Но в его руках — перспективная идея.
— Он только и делал, что убеждал меня в обратном!
— И, тем не менее, вы по-прежнему убеждены в полезности его теории. Я в этом уверен после ваших объяснений. Возможно, и другие думают аналогично. Кроме того, и сам математик может изменить свое мнение, стоит ему сосредоточить свое внимание на этом предмете. И кто знает, может быть, он уже нашел приложение своим теориям. А если это так, то возможность предвидения и управление будущим, как ни фантастично это звучит сейчас, — может дать человеку огромную власть над другими. И даже если он не стремится к этой власти сам, а такое самоотречение всегда кажется мне подозрительным, то этим могут воспользоваться другие.
— Я пытался склонить его на нашу сторону. Он сказал, что он не может принять такого предложения.
— Но ведь он и не отказался. Вполне вероятно, что он передумает. И если его не заинтересовало предложение Вашего Величества, то не стоит исключать вероятность того, что его уговорит, скажем, Мэр Вии.
— Какая ему разница, кому помогать! Почему Вие, а не нам?
— Очевидно, следуя его же объяснениям — трудно предугадать человеческие поступки и эмоции.
Клеон помрачнел и сидел некоторое время в глубокой задумчивости.
— Ты допускаешь, что он может развить психоисторию до такого уровня, что она принесет нам реальную пользу? Он так уверен в обратном!
— Пройдет время, и он может решить, что ошибался в своих оценках.
— Тогда, я полагаю, нам следует удержать его.
Демерзел возразил:
