это плавучий остров, а у Вячеслава Иванова остров — стоячий корабль (Острова из Света вечернего), метафора могла быть ему подсказана этимологизацией греческого ????? «остров» как «пловец», от ???? «плыть, плавать»: другие зеркальные пары см. во Взаимном переносе Б. Мильорини. Но при искусственном обращении первой метафоры во вторую аналитичность и синтетичность меняются местами, переворачивается порядок старшинства. Метафора думания «говорить себе» или «про себя» предполагает, что сперва слово, причем вслух другому, потом мысль, а зеркально обратная ей метафора говорения «думать вслух» (пословица «Говорить — это значит думать вслух» в Книжном обозрении от 16.12.1997) и незеркально обратная «выражать мысли» предполагают, что сперва мысль, причем про себя, потом слово. Но хотя моя мысль старше моего слова, чужое слово всё равно старше моей мысли. Обосновывая обращение метафоры «абсолютно произвольной связью звука и значения», В. Просцевичус, Прямое знач. (с. 24–39), ничего не сказал о том, что эта поэтическая вольность создает анахронизмы. Вот еще «железное дерево», очень твердой породы, но «деревянная железка», про бессмыслицу: зеркальность лишь внешняя.
г534: Старое-новое. г631: Потебня о молчании Мысль и язык, 7 и 9:
ЙЙЙ молчание есть искусство не давать представлению переходить в движения органов, с которыми оно связано, — искусство, приобретаемое современным человеком довольно поздно и совсем незаметное в детях.
ЙЙЙ без сомнения, молчать понимая труднее, чем давать вольный выход движению своей мысли. Так дети и вообще малограмотные люди не могут читать про себяЙЙЙ
г651: Звучащее слово и немое. г711: Мировой судья и милиционер. Мировой судья вызывал страх пополам с насмешкой, судя по «шут, презр.» мирон, мироха, мирошка «мировой судья» при Мирон в смотреть Мироном «быть с виду простоватым» или прикидываться Мирошкой. т. е. дурачком, но ср. Мирон: у-мер-еть в Хватит Мирошка/Кондрашка, далече уйдешь; к инакости Мирона: Мирон (имя) из ряду вон и Ты, Миро, поди вон — СВРЯ3, ст. Мирить и Мирон; ПРН, с. 665 и 278. Таков и образ милиционера, например Валентина Ходасевич вспоминает, что когда бульдогу Шаляпина «говорили: „Милиционер пришел!“, он падал как подкошенный на бок и делал вид, что умер, даже дыхание задерживал.» (Портреты словами, с. 131), а есть анекдоты про милиционера, сюда же Милицанер Пригова.
г712: Игра в молчанку и минута молчания. Игра в молчанку описана в Играх. 1145—48. молчащим игрокам соответствует царевна Несмеяна или молчаливая царевна сказок АТ 559 и АТBC 559* (ср. 1351 Кто заговорит первым?). Есть переносное играть в молчанку про того. кто упорно не говорит о чем-либо (СВРЯ3, ст. Молкать), запирается, например В молчанку играешь? — угрожающе на допросе. Но разговорить и правда одно с рассмешить: слово и смех оба обращены к другому, другим, а молчание обращено к иному. А минута молчания показывает от противного связь слова с дыханием, как у Томаса Манна в сцене смерти Иакова (Иосиф и его братья. 4.7, гл. Собрание перед смертью):
— Так я повелеваю вам. — прошептал он без голоса.—
Тут смерть прервала его, он вытянул ноги, откинулся на постель, и жизнь его замерла.
Они все тоже приостановили свою жизнь и свое дыханье, когда это случилось[65].
г713: К миру. Мир прежде всего «дружба, согласие». отсюда «покой (согласия)» и «(дружная) община», потом «вселенная*. Формула мир да лад. К миру см. В. Топоров. От имени к тексту. Мир и воля. Элемент *MIR- и другие его работы (слав. mirъ: индо-иран. Mit(h)ra, но ср. В. Орел в Этим. '9А—'96. с. 64–66); С. Бочаров. „Мир“ в ВМ; В. Бибихин. Мир, с. 111 слл… и Язык филос… с. 372 слл. Созвучие мир: мереть значимо, ср. пословичные усопшему мир и мертвым покой (ПРН, с. 288 сп.), католическую эпитафию Requiescat in расе или ветхозаветную формулу „и приложился к народу своему“ об умершем.
г721: Тяга к иному-ничему. К иному-ничему стремятся апофа-тическое богословие, но и нигилизм включая нетовщину и ничевоков, Брихадараньяка-уланишада с ее na iti па iti и Набоков (Дар. 5): „Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится всё-всё.“ Оборотная сторона тяги к „потусторонности“-иному у Набокова (см. Вера Набокова в предисловии к его Стихам) — отвращение к тому, что этот индивидуалист обзывал пошлым. Так и в Самопознании Бердяева, тоже родовитого индивидуалиста:
Если бы я писал дневник, то, вероятно, постоянно записывал в него слова: мне было это чуждо, я ни с чем не чувствовал слияния, опять, опять тоска по иному, по трансцендентному. Всё мое существование стояло под знаком тоски по трансцендентному.
Верно было бы сказать, что у меня есть напряженная устремленность к трансцендентному, к переходу за грани этого мира. Обратной стороной этой направленности моего существа является сознание неподлинности, неокончательности, падшести этого эмпирического мира.
Когда пробудилось мое сознание, я сознал глубокое отталкивание от обыденности. Но жизнь мира, жизнь человека в значительной своей части эта обыденность, то, что Гейдеггер называет das Man. Меня отталкивал всякий человеческий быт, и я стремился к прорыву за обыденный мир. — Меня притягивает всегда и во всём трансцендентное, другое, выходящее за грани и пределы, заключающее в себе тайну.
(предисловие, гл. 1 и 2, разд. Одиночество). Но противники пошлости и обыденности не понимают, что нет ничего обыденнее и пошлее их тяги к иному. „Она хотела не только в книгах и в театре видеть иную жизнь, ей и свою хотелось сделать особенной, не похожей на ту. которую она отказывалась разделить.“ „Мария Потаповна мечтала об „ином“ и всюду это „иное“ выискивала.“ — Тамара Иванова, О себе самой (Мои совр., с. 495 и 520) — это был простой человек, не чета Набокову или Бердяеву, но как раз „простые люди“, по слову Гончарова[66] , „не любят простоты“. (v1: Русская тяга к иному. — 2: „Символически воспринимать
