Теперь лица уже не было видно. Звякнул ключ, брошенный на стеклянную поверхность комода, над покрытой белым одеялом кроватью промелькнула черная пола пальто, потом раздался щелчок включаемого радиоприемника, который начал разогреваться с подвывающим звуком. Брэйнс услышал, как парень громко зевнул. Он стоял в ожидании, держа наготове револьвер с импровизированным глушителем.
А затем все стало происходить со скоростью приведенного в действие затворного механизма фотоаппарата. Парень открыл дверь платяного шкафа, и они, разделенные расстоянием не более шести дюймов, уставились друг на друга. Одна рука противника Брэйнса словно прилипла к ручке шкафа, в другой же он все еще держал пальто, которое собирался повесить, пока оно не соскользнуло мгновение спустя вниз. Сам же Брэйнс даже не шевельнул рукой: револьвер был заранее приведен в нужное положение. Лицо намеченной им жертвы из розового стало белым, а потом и вовсе посерело. Медленно, стараясь на упасть, парень шагнул назад. Брэйнс столь же медленно сделал шаг вперед и, не глядя вниз, отшвырнул ногой лежавшее на полу пальто.
— Ну, Хитч, — мягко сказал он, — на трех первых пулях проставлено твое имя. Закрой глаза, если хочешь.
Хитч не стал закрывать глаза, вместо этого он вытаращил их, и они стали похожи на яйца, сваренные вкрутую и очищенные от скорлупы. Его рот и язык целую минуту находились в каком-то непонятном движении, но он так и не издал ни звука. И только спустя какое-то время выдавил наконец из себя:
— За что?
Эти слова были произнесены так тихо, что Брэйнс расслышал их только потому, что стоял совсем рядом со своей жертвой.
— Ну-ка, вытяни лапы вперед, как собака, которая просит кость, и повернись кругом, — приказал он.
Пока парень поворачивался, топчась на месте, с руками, вытянутыми вперед на уровне плеч, Брэйнс ловко похлопал его рукой по всем тем местам, где мог быть спрятан револьвер, чтобы убедиться, что его противник безоружен.
— Ну хорошо, — сказал он, — это было последнее твое упражнение.
Парень перестал крутиться. Колени у него подогнулись, он как бы повис на невидимой веревке.
Маленький радиоприемник к тому времени уже прогрелся, завывания прекратились, и в комнате зазвучал теперь голос, какой-то металлический и не очень четкий. Брэйнс бросил на приемник мимолетный взгляд и затем вновь уставился на бледное лицо перед ним.
— Я вышел из тюрьмы полгода назад, — прорычал он, — и первым делом решил отыскать мою прежнюю девочку, — ее звали Голди, ты видел ее со мной, припоминаешь?
Глаза Хитча забегали, словно дробинки.
— Но нигде не было никаких следов Голди, — продолжал Брэйнс. — Тогда я начал наводить справки, и что же я услышал? Что какая-то крыса по имени Хитч, которая считалась моим другом, увела Голди за моей спиной. Если начистоту, — он слегка повел револьвером, — меня не волнует эта девчонка, — я не захотел бы ее, даже если бы она была здесь, — но я никому не позволю так поступать со мной. Не имеет значения, бизнес ли это или женщина, а то и просто сказанные кем-то опрометчивые слова, которые мне не нравятся. Короче, я решил рассчитаться с тобой.
Палец, лежавший на спусковом крючке револьвера, начал двигаться назад. Хитч не спускал с него широко раскрытых глаз, напоминавших теперь увеличительные стекла.
— Можно мне сказать хоть одно слово? — прохрипел он.
— Это тебе не поможет, — пообещал Брэйнс. — Но попытайся, послушаем, что ты соврешь: ты все равно ведь получишь то, что припасено для тебя вот за этой картофелиной.
Хитч даже затрясся, стремясь выпустить как можно больше слов в отпущенный ему короткий срок.
— Я не собираюсь врать, ты прихватил меня, и я знаю, что это ни к чему хорошему не приведет. Она голодала, — ныл он. — Деньги, которые ты ей оставил, кончились… — Даже в том состоянии страха, в котором он находился, Хитч наблюдал краем глаза за реакцией Брэйнса. — Я знаю, что ты обеспечил Голди, но кто-то там подвернулся и обчистил ее. Тогда она пришла ко мне. Ей не на что было купить еду, и к тому же еще она осталась без крыши над головой. И я… я взял заботу о ней на себя, потому что ты — мой друг…
Брэйнс с отвращением фыркнул. По лицу Хитча струился пот. Голос на радио теперь сменила сентиментальная музыка. Брэйнс снова скосил глаза на приемник, но тут же перевел взгляд на Хитча.
— А ты что, не сделал бы этого для кого-нибудь? — взмолился Хитч. — Я так думаю, мы должны помогать друг другу…
Брэйнс не отвел от него взгляда, но немного опустил револьвер. Теперь оружие было нацелено на бедро его жертвы, а не в грудь. Может быть, он сделал так из-за веса картофелины. Голова Хитча двигалась вслед за револьвером. Он не спускал с него глаз и теперь смотрел в пол, словно кающийся грешник.
— Мы знали с ней оба, что делаем что-то не так. Мы много об этом говорили. И говорили еще, какой ты славный парень…
Цвет постепенно возвращался на его лицо. Оно не стало румяным, но уже не было и серым. Он делал глотательные движения, словно был переполнен эмоциями. А если это было не так, то, возможно, он просто старался прочистить горло.
— Наконец мы сдались… поскольку больше не могли ничего с собой поделать… И поженились.
Легкая спазма перехватила его горло.
В первый раз Брэйнс выказал некоторое удивление — его рот немного раскрылся, да так и остался в таком положении. А Хитч, похоже, нашел что-то интересное в рисунке на гостиничном ковре и поэтому не отрывал от него глаз.
— Но не только это… У Голди ребенок. У нас маленький беби… — Он печально поднял глаза. — Мы назвали его в твою честь…
Револьвер теперь был направлен прямо в пол, а между носом Брэйнса и подбородком отверстие стало еще шире. Во рту у него пересохло.
— Подожди, у меня здесь в комоде есть одно из ее последних писем, можешь сам прочитать. Открой его, — предложил Хитч. — А чтобы ты не думал, что я нападу на тебя, то я буду стоять вот здесь, у стены.
Брэйнс прошел к комоду и, отодвинув ящик, заглянул в него.
— Достань его сам, — как-то неуверенно произнес он. — И покажи мне.
Хитч молниеносным движением дотронулся до радиоприемника, и мелодия зазвучала громче. «Лучшая песня в сумерках…» Потом торопливо пошарил в ящике, отыскал конверт и открыл его дрожащими пальцами. Вытащив оттуда письмо, развернул его и показал Брэйнсу ее подпись:
— Видишь? Это от нее, от Голди.
— Покажи мне то место, где про ребенка, — хрипло сказал Брэйнс.
Хитч повернул письмо и показал на нижнюю часть первой страницы:
— Вот здесь, читай, я подержу.
У Брэйнса было отличное зрение, и ему не надо было подходить поближе. Он и отсюда видел то, что было написано черным по белому: «Я забочусь о твоем ребенке, как только могу, и делаю это ради тебя. Думаю о тебе всякий раз, когда смотрю на него…»
Хитч выпустил письмо. Его челюсть дрожала.
— А вот теперь давай, приятель, делай то, что задумал, — выдохнул он.
Брэйнс в нерешительности нахмурился. Он переводил взгляд с радиоприемника на лежавшее на полу письмо и обратно.
«И вот снова в сумерках зазвучала для нас сладкая песнь о любви», — несло свою обычную чушь радио.
Он моргнул пару раз. Разумеется, глаза у него остались сухими, но взгляд заметно смягчился. Хитч перестал тяжело дышать, а потом и совсем затих.
Послышался звук от падения картофелины-глушителя на пол. Она не удержалась в опущенном стволе револьвера и, соскочив с него, раскололась. Брэйнс спросил с видимым усилием:
