школы он снова приедет сюда и заберет труп, чтобы отдать на экспертизу.
— Отличная идея, — заметила я, возвратившись к машине. — Таким образом ты выяснишь, что ее убила дикая собака или еще какой-нибудь хищник. Уверена, что неподалеку обитают пумы.
Когда мы снова оказались в домике и я пошла за своими подушкой и ночной рубашкой, Томас заявил:
— А ты ведь возбудилась от вида крови, верно? Не надо мне ничего объяснять. Я спокойно к этому отношусь.
— Эту овцу убил не чупакабра.
— Берни сумасшедший, — констатировал Томас и тем самым закрыл тему. Он включил телевизор и, похлопав по кровати, заметил: — Здесь достаточно места для двоих. Приходи спать ко мне.
— У меня есть парень.
Раздраженно взглянув на меня, Томас возразил:
— Что непонятного во фразе «ты не в моем вкусе», а? Если бы я хотел тебя, я бы тебя получил.
— Ты совсем сбрендил, — заметила я. На диване было очень неудобно, а эта роскошная кровать размером походила на футбольное поле. — Ладно, но тогда тебе придется надеть боксеры. И если ты попытаешься что-нибудь выкинуть, я исколочу тебя до полусмерти.
— Я не собираюсь ничего «выкидывать». У тебя слишком высокое самомнение — ты считаешь, что тебя все хотят, — возразил Томас. — Обратись к врачу.
Я отправилась в ванную и, ополоснувшись, переоделась в ночную рубашку. Затем, прежде чем улечься в постель, я вырубила весь свет в спальне. Томас принялся быстро переключать каналы, и вдруг я увидела знакомое черно-белое изображение.
— Оставь! Это «Третий человек».[79]
Томас хотел посмотреть новости о знаменитостях, но я продолжала спорить до тех пор, пока не настояла на своем и мы оба не уткнулись в старый фильм. Это кино мне впервые показала Мерседес.
Она была в восторге от причудливых и эксцентричных мелодий Антона Караса,[80] исполняемых на одной-единственной цитре. Мерседес любила кинокартины, только если ей нравилась музыка.
Джозеф Коттен[81] сыграл американского новеллиста, автора дешевых романчиков, который приезжает в послевоенную Вену, чтобы встретиться с другом, но вдруг узнает, что друг умер. А может, и не умер. Все не так, как кажется на первый взгляд; писателя обманывают, вводят в заблуждение — им постоянно манипулируют. И в один прекрасный момент ему становится ясно: он всего лишь пешка в той игре, которую ведут гораздо более порочные и непростые люди, чем он мог предположить.
Еще до того, как фильм завершился, Томас почти убрал громкость телевизора.
— А ты знаешь, что прошлой ночью ты плакала во сне? — осведомился он.
— Мне снились кошмары, — смутившись, призналась я.
— Когда я был маленьким, мама ходила убираться в офисах и брала меня с собой. — Его скрипучий голос звучал так уютно, словно он был моим старым другом. — У одной из ее коллег-уборщиц была маленькая дочка. Не помню, как ее звали, но у нее были очень красивые карие глаза с длинными ресницами и длинные черные косы. На ночь мы обычно пили быстрорастворимый горячий шоколад. А потом наши мамы стелили нам постель на одном из больших столов — мы там спали. Девочка боялась звуков, которые издавали пылесосы, поэтому мы лежали, глядя друг на друга, вот так. — Придвинувшись, Томас повернулся ко мне. — Обернись ко мне лицом, — попросил он.
Мне стало интересно, и я повернулась.
— Я держал ту девочку за руку — вот так, — снова заговорил он, беря меня за руку. Я расслабилась и успокоилась. — Поэтому, если девочка просыпалась, она видела меня и переставала бояться.
—
Странно было лежать напротив него вот так, но я вдруг до того захотела спать, что мои глаза закрылись сами собой. Чувствуя теплое дыхание Томаса на своем лице, я слышала, как вода бьется о бортики бассейна. А потом провалилась в глубокий, изумительный сон без сновидений.
Глава шестнадцатая
Отказ от здравомыслия
Открыв глаза, я обнаружила, что по-прежнему лежу лицом к Томасу и держу его за руку. Наши лбы почти соприкасались. Утренний свет был благосклонен к нему — Томас выглядел значительно лучше, чем накануне.
Открыв глаза, он улыбнулся своей ослепительной голливудской улыбкой:
— Ты хорошо спала?
— Даже и не припомню, когда я так вырубалась; просто счастье, что мне не снилось никаких беспокойных снов с участием Иэна.
— Удивительно хорошо. А ты?
— Отлично. — Внимательно поглядев на меня, он спросил: — И как тебя угораздило попасть в этот сумасбродный мир кровопийц? Твой парень затащил?
— И да, и нет, — неопределенно ответила я. — В некотором роде это случайность, и теперь я одна из них.
— А где твоя настоящая одежда? Эти черные шмотки, которые вы обычно носите?
— Я оставила их дома — мне было нужно, чтобы Скип посчитал меня профессиональным человеком.
Томас выбрался из постели и потянулся.
— Томас, я сгораю от любопытства. Какие женщины тебе нравятся?
Он махнул рукой в мою сторону.
— Меньше похожие на девушек.
— То есть ты предпочитаешь парней?
— Разве я похож на человека, предпочитающего парней? — фыркнул он. — Мне нравятся женщины.
— Но ведь я женщина.
— Не из тех, какие мне нравятся.
Похоже, в более детальные объяснения он вдаваться не собирался. И обратился к более серьезным делам — например, к завтраку и к вопросу о том, нужно ли ему еще больше отрастить свои баки.
Прежде чем начать работу над «Зубами острыми», я позвонила на ранчо.
Взявшая трубку Эдна надменно заметила:
— Я смутно припоминаю некую особу по имени Милагро, которая очень неожиданно уехала.
Я собиралась поговорить со своими друзьями начистоту и потребовать ответа на вопросы о Сайласе и неовампирах, но вместо этого почему-то сказала:
— Так значит, Эдна, вы все-таки скучаете по мне.
— Юная леди, не стоит упиваться дешевой сентиментальностью.
— Но это же мое любимое занятие, — возразила я. — Мне звонил Освальд, только вот связь была ужасной. А у вас нет никаких вестей от него?
— Нет, но он ведь говорил, что звонить ему будет трудно. Знаю, что вы наверняка тоскуете по нему.
Такой любезный ответ прямо-таки покорил меня.
— Эдна, я скучаю по нему, как сумасшедшая, но и очень горжусь им.
— Юная леди, Сэм рассказывал, что вы пишете какой-то сценарий.
— Точнее, переписываю его. В этом и состоит моя работа.
— Гм-м.
