— Я не хочу, чтобы меня тщательно и осторожно выбирали. Я хочу, юная леди, чтобы ко мне испытывали безумную страсть.
На мой взгляд, она должна была радоваться, что в нее влюблен такой потрясающий мужчина, как Освальд.
— У тебя просто предсвадебная трясучка.
Я взяла Уинни за руку — она казалась такой изящной и мягкой, — чтобы защитить от ее же собственных страхов.
— Ты, наверное, очень волнуешься из-за того, что выходишь замуж.
— А кто бы не волновался?
Уинни едва заметно улыбнулась, но ее напряжение, похоже, передалось окружающим, поэтому после ужина я без всяких возражений поехала с Иэном.
— У меня есть оригинальный сюрприз для тебя, — заявил он.
— Ты ничего не должен мне покупать.
— А я ничего и не покупал. Ты просто попробуешь кое-что, и, я полагаю, тебе это понравится.
Когда мы приехали в гостиницу, Иэн открыл дверь пристройки, и мы вошли в комнату, где горело с десяток свечей.
— Это все для тебя.
Комната была переполнена цветами, чей аромат в теплом воздухе только усилился. Я не сразу заметила девушку в нижнем белье, которая лежала на кровати, покрытой полиэтиленовой пленкой. Она лежала и моргала своими водянистыми голубыми глазами, которые обрамляли густо накрашенные тушью ресницы. На столике возле кровати покоился серебряный поднос; на нем, поблескивая, лежали колющие и режущие предметы.
— Тиффани? — удивилась я.
— Привет, я твой сосуд. Забирай у меня прану, энергию, пей меня, восстанавливай свою темную силу и естество.
Я повернулась к своему спутнику.
— Иэн, что ты хочешь этим сказать?
— Хочу тебя угостить. Человеческая кровь во много раз лучше крови животных, а твоя… — ах, Милагро! — Он обнял меня. — Я никогда не знал, что существует нечто похожее на это. На тебя. — Иэн погладил меня. — Конечно, эта девушка и близко не похожа на тебя по вкусу, но все равно неплохая. Я бы предложил тебе себя, но последствия могут быть непредсказуемыми.
Ну да, все мужики извращенцы. Возьми любого и подпусти поближе — он тебе такое изощренное желание выскажет, что мама не горюй. Например, Себастьян. Для них это естественно, и я могу это понять, даже несмотря на то, что соглашаюсь исполнять далеко не все их безумные требования.
Иэн подошел к кровати и взял в руки старинную бритву. Тиффани поежилась и приоткрыла рот. Он уже собирался было сделать надрез на ее коже, как я, отдернув его руку, крикнула:
— Прекрати!
— Что ты делаешь? — удивленно спросил он. — В этом нет ничего такого. Она хочет этого. Ей это нравится. Верно ведь, Тиффани?
Тиффани покивала головой в знак согласия.
— Мой темный лорд может делать все, что ему заблагорассудится. Моя единственная мечта — потакать всем его желаниям и быть его сосудом.
— Эта девушка сама не знает, чего хочет, — сказала я. Взяв Тиффани за руки, я помогла ей принять сидячее положение. — Тиффани, — сурово произнесла я, — никакой он тебе не темный лорд. Этот парень просто хочет использовать тебя.
Иэн налил себе коньяку.
— Разве это необходимо, Милагро? — осведомился он. — Почему ты не хочешь смириться со своей ролью в этом мире? Некоторые из нас хищники, а некоторые — добыча.
— Это круто, — заявила Тиффани. — Темный лорд может использовать меня для подпитки своей потаенной, то есть как там… окаянной силы.
— Нет, это совсем не круто, — возразила я. — Во-первых, можно заразиться инфекцией, которая переносится с кровью. Во-вторых, ты можешь заработать шрамы. — Взглянув на ее руки, я поняла, что мое предупреждение явно запоздало: на ее предплечьях красовались застарелые метки и довольно-таки свежие болячки. — В-третьих, ты ему нравишься совсем не в том смысле, в каком он нравится тебе, muchacha' [85]. — Сказав это, я заметила, как вспышка сомнения наконец-то мелькнула в глазах девушки. — А в-четвертых, если уехать из этого городка, можно найти массу занятий поинтересней дурацкого поклонения дьяволу. А еще тебе стоит выбрать подходящую религию. Я слышала много хорошего об унитариях.
— Ты закончила или как? — поскучневшим голосом спросил Иэн.
— Да.
Двигаясь так быстро, что я не успела остановить его, Иэн подошел к кровати и слегка надрезал бритвой кожу на груди Тиффани. Из ранки тут же начала сочиться кровь.
— Пей, Милагро, пей! — велел мне Иэн.
Я покачала головой, а он произнес спокойно:
— Разве это отличается то того, что ты позволяла делать мне?
Он склонился над девушкой и принялся сосать ее кровь. Мне было невыносимо смотреть, как Тиффани извивается в экстазе, но, едва я собралась уходить, Иэн протянул руку и крепко схватил меня за запястье. Когда он привлек меня к себе, чтобы поцеловать, я заметила, что его рот испачкан кровью девушки.
— Нет! — закричала я, уворачиваясь и стараясь вырваться из его объятий.
Отпустив меня, он изучающе взглянул мне в лицо.
— Ты даже не представляешь, что значишь для меня. Я готов сделать для тебя все что угодно. Я буду заботиться о тебе и выполню любое твое желание, сделаю все, чтобы тебя порадовать. Буду беречь тебя, как большую редкость, ведь ты и есть редкость. Только скажи мне, чего ты хочешь.
Он был очарователен, и его речи звучали убедительно. А еще, когда он приезжал, мне было весело.
— Я хочу, Иэн, достичь чего-нибудь самостоятельно. Я пока еще не знаю, чего именно, но твердо уверена в одном — я не желаю, чтобы со мной обращались как с сосудом или рабыней, относились как к собственности или любимой игрушке.
— Ну, если ты действительно хочешь этого… — Он не без удовольствия смотрел на Тиффани, но, обратившись к ней, сказал: — Одевайся и уходи, девочка.
Она стала неторопливо собирать свои вещи. Выражение ее лица напоминало застывшую физиономию байкера Арти.
— Иэн, этого не будет. Я прощаюсь с тобой и ухожу.
Тиффани возилась со своими ботинками. Я помогла ей справиться с ними. Потом Иэн внимательно наблюдал, как я с трудом засовываю безвольные руки Тиффани в рукава свитера.
— Мое сердце, — проговорил он. — Я спрашивал тебя, чему ты угрожаешь — моему уму, телу или душе. Моему сердцу — вот ответ.
Я вспомнила, как в своем видении чувствовала сердцебиение Освальда. Мне хотелось ощутить это единение снова, пусть даже оно было выдумкой.
— Не знаю, плохой ли ты человек, Иэн, но что хороший, не думаю.
Открыв дверь, я поджидала Тиффани. Ее глаза наконец остановились на Иэне, и она вдруг заныла:
— Позвольте мне остаться, мастер!
Я оставила их вдвоем.
На ранчо я возвращалась пешком по длинной и пыльной дороге, размышляя, почему меня совсем не смущало то, что Иэн режет меня, и почему меня так расстроило то, что он режет Тиффани, когда она сама так этого хочет. Может, потому что мне кажется, будто она ничего не понимает и вообще не в своем уме, но ведь для меня все это тоже темный лес.
