— Дать Завет, — сказал Отец, — это не наказание.
— Дурной у нас, Батюшка, разговор, — сказала она с упреком. — Вначале бы уехали… а уж потом насчет какого-то там Господина… Неужели Ты не можешь по-простому? Ну что Ты за человек такой?
— Грубишь, дочь.
— Просто всякому разговору свое время…
— Время пришло.
— Хорошо, — с досадой согласилась она. — Говори, что хотел… Найти Господина. Зачем?
— Чтоб Меня заменил.
— Глупости какие-то. Кто это и когда Тебя заменит? А главное, зачем?
— Затем, что ты не сможешь без Него.
Теперь чем-то тревожным повеяло от Его слов, тревожным и властно влекущим одновременно. Отец- бог говорил с ней. Она вздрогнула, затрепетала, приподнялась над Ним, вгляделась в Его слабо поблескивающие глаза.
— Как отличить Господина?
— Это Царь, не возвращающийся вослед за уползающим змеем, но победно изгоняющий оного.
— Дальше.
— Все.
Она перевела дух.
— Ну, тогда это просто.
Отец улыбнулся.
— Как сказать…
Ей вдруг стало сладко. Отец-бог слишком долго жил только в ее воображении; нежданно-негаданно Он возник наяву и слился с Отцом-человеком. Отец стал един. Она почувствовала, что это ненадолго, и попыталась удержать если не единство Отца, то хотя бы полузабытое ощущение чистого, ничем не подпорченного сладкого часа.
В ту же ночь Он повесился на оконной решетке. Отец-человек давно собирался уйти; он, наверно, давно к этому готовился, то ли раскаиваясь в смертном грехе, то ли считая свою миссию завершенной, а дальнейшее существование — бессмысленным; он так и вел себя, будто не желая никого отягощать и напоказ выставляя свою ненужность. Узнав о случившемся, она пригорюнилась, тихо поплакала в уголке; видно, и она была уже готова, простилась с ним — с человеком, с пациентом психиатрической клиники — раньше, чем это произошло… возможно, с момента Его раздвоения… Она даже немножко удивилась, как легко перенесла известие; затем пожурила себя за это — и снова удивилась, что ругает себя так вяло и рационально.
Даже то, как она узнала об этом, было удручающе обыденным. Никто не прибежал к ней, сбиваясь с дыхания; никто не готовил ее, не подводил понемногу к трагической вести, подбирая слова… Информация появилась обычным порядком… тело вынесли через ту самую дверь… Из-за ее скромного, ровного поведения все уже и забыли, что один из пациентов — ее отец; в первые часы по его смерти никто об этом не вспомнил…
Уже позже, когда она в качестве родственницы обратилась за справкой, когда появился припоздавший в тот день Григорий Семенович, сам нашел ее в коридорах, обнял, слезу уронил — тогда вспомнили, заспешили с сочувствиями, помогли схоронить… Сами пришли на кладбище в большем количестве, чем она ожидала; организовали поминки — обнимали ее, пили и говорили ненужные, странно звучащие слова, и это было ей неприятно.
Когда все кончилось, был красивый спокойный вечер. Солнце садилось; первая звезда зажглась в густеющих небесах. Кометы, не видимые обычным глазом, неслись по расчисленным траекториям вокруг далеких туманных светил… Ни до чего этого Марине не было дела; в кармане у нее лежал железнодорожный билет, а единственный небольшой чемодан дожидался ее в автоматической камере хранения. Неторопливо, по Отцом Вседержителем назначенному пути она шла среди людей и деревьев, шла среди машин и домов, никому по-настоящему не нужная, ни в ком больше не нуждающаяся, шла до конца освобожденная от любви и смерти, от искушений и страстей, от долга и совести… шла свободная, как никто другой в целом свете; шла свободная, как никогда.
— Прежде чем приступить к делу, — сказала старшая медсестра, — ты должна изучить инструкцию. — И с этими словами она вручила Марине тонкую книжицу под названием: «Инструкция. Как работать хуже»[6].
— Но как же, — удивилась Марина, — я всегда думала, что нужно работать лучше… Значит, это не так?
Старшая сестра приподняла брови.
— Это твое первое место работы?
— По трудовой книжке — да…
— Тогда понятно. Ты отчасти права, как бы считается, что нужно работать лучше. В общем смысле. Но всякая конкретная работа выполняется по инструкции; согласно же ей — ты видишь собственными глазами.
— Странно, — задумчиво сказала Марина. — И что, на любой работе бывает инструкция, как работать хуже?
— Не всегда письменная, — ответила старшая сестра. — Например, когда я работала официанткой, такая инструкция была устной, потому что состояла всего лишь из двух пунктов — первого и второго.
— Вы работали официанткой? — опять удивилась Марина. — Но как же вы стали медсестрой… тем более, старшей медсестрой? Ведь для этого нужно специальное образование, не так ли?
— Все так, — усмехнулась старшая сестра, — а почему ты решила, что я его не имею? Как стала старшей… ну, это история отдельная…
Она выдвинула ящик письменного стола, достала оттуда пачку дорогих сигарет и копеечную зажигалку, придвинула к себе идеально чистую пепельницу и закурила.
— Вообще-то, — сказала она, — в работе официантки и медсестры много общего. Там много ходишь взад-вперед — и здесь тоже. И там, и здесь разносишь спиртосодержащие препараты. Там к тебе мужики пристают, смотрят, как на мяса кусок — и здесь… По рукам даешь там и здесь одинаково… Зарплата тоже там и здесь одна… и живешь не с нее тоже… Только там официально не можешь сделать ему побольней — а здесь запросто… еще и спасибо скажут.
Марина подивилась такому сопоставлению.
— А что это были за пункты? — спросила она.
— Какие пункты?
— Я имею в виду, в инструкции для официантки.
— Ах, да. Не знаю, можно ли тебе говорить, — замялась старшая медсестра. — Это информация служебного назначения… Впрочем, поскольку я уже не официантка, значит, мы с тобой в одинаковом положении; а поскольку я этой информацией располагаю, то почему бы не располагать также и тебе.
— Мне кажется, это разумно.
— Вот именно. Первый пункт был такой. Для того, чтобы обсчитать клиента, необходимо использовать не изменение цифр, но увеличение объема заказа. Например, если хочешь прибросить сотню, то нельзя просто добавить к счету сто рублей, а нужно найти в меню напиток на примерно такую же сумму — допустим, сто двадцать пять рублей с мелочью — и дополнительно включить его в счет.
Марина подумала над услышанным.
— Но ведь клиент может заметить, — сказала она.
— Ты невнимательно слушала, — строго сказала старшая медсестра. — В инструкции не говорится, что обсчитывать обязательно. Говорится, что если уж обсчитываешь, это необходимо делать по определенной системе. Кто же будет обсчитывать клиента, который может заметить?
— А разве заранее ясно, заметит он или нет?
— Конечно. Например, если это большая, веселая компания, заказавшая много всего — особенно если в течение вечера заказывали разные члены компании, — то такой клиент никогда ничего не заметит.
Марина осмысливала эти новые для нее факты.
