лучше, и духу бы моего здесь не было. А что еще делать, если дом, доставшийся по наследству, не продается в течение полутора лет? Приходится самой заниматься… Не желаете ли купить, кстати? Недорого бы отдала…
Воздухоплаватели промолчали.
— Вижу, не желаете, — вздохнула Сандра. — Ну и правильно. На фиг европейцам дом в этой глуши?
— Так ты все-таки поверила, что мы европейцы?
— Конечно, ведь я и сама европейка. Я сразу поняла, что по крайней мере в этом вы мне не врете, потому что американцы ничего такого не могут; они только в своих говенных фильмах хороши. Знали бы вы, как они меня достали за эти три месяца!
— А откуда ты, Сандра? — спросил Вальд.
— Из Норвегии. И я вовсе никакая не Сандра; по-настоящему меня зовут Сьёкье, вот так.
— Сьёкье, — задумчиво повторил Вальд. — Мне кажется, это не норвежское имя.
— Ты прав, это имя голландское; так назвали меня в честь Сьёкье Дийкстры, знаменитой чемпионки по фигурному катанию. Мои родители — фанаты этого спорта; уж больно им хотелось, чтобы я вернула Норвегии былую славу… такую же, как когда-то добыла Соня Хени — кстати, еще более знаменитая.
— В таком случае, — спросил Вальд, — почему тебя не назвали Соней?
— А потому что к тому времени, как я родилась, Соней уже звали мою старшую сестру.
— Вот как! И никто из вас не добился успехов?
— В спорте — нет; впрочем, Соня до сих пор упорно тренируется. Я же предала фигурное катание еще в детстве. Это было ранней весной; лед на родимом фьорде растаял в то самое время, когда мы с моим другом Ингваром выписывали по нему кренделя на коньках. В одно мгновение мы оказались в воде… конечно, вначале покатились со смеху… а потом, разгоряченные, давай шалить да резвиться, кувыркаться да барахтаться. Ах, как здорово было! В один и тот же день я потеряла невинность, а взамен обрела любовь ко всем водным видам спорта — прыжкам с трамплина в особенности.
— Ух ты! — сказал Вальд с восхищением.
— Но зачем, — спросил Сид, — тебе потребовалось называть себя Сандрой?
— Затем, — ответила Сьёкье, — что мое настоящее имя американцам не выговорить ни за что; возникает психологическая напряженность, а это уменьшает шансы продать дом, и без того не слишком высокие.
Она помолчала и задумчиво добавила:
— Если бы в свое время дядя Пер не попер бабушку за собою в Америку, а потом не выпер из Нью- Йорка да и не запер в этой дыре… Представляю, как она скучала тут, бедненькая. Она была такой жизнелюбкой, совсем как я! Хотите посмотреть на ее фотографию?
Воздухоплаватели переглянулись, не очень-то уверенные, что хотят идти в дом. Сьёкье поняла их молчание как знак согласия. Она взяла в руки свой кулон и, не снимая его с шеи, бережно поднесла ближе к глазам воздухоплавателей. Три головы соприкоснулись. Сьёкье нажала на кнопочку сбоку, и кулон раскрылся; взорам явилась маленькая фотография — Сьёкье лет через двадцать.
— Какая красивая, — сказал Сид.
— Да уж, — сказала Сьёкье, закрывая кулон, — и вообще она была чудесным человеком; ее уважала даже эта старая сплетница Эбигайль.
— Кстати, насчет Эбигайль, — сказал Вальд. — Что-то долго она не звонит; может быть, тебе еще разок ее побеспокоить?
— «Побеспокоить»! — передразнила Сьёкье, комично скривившись. — Ее побеспокоишь, как же! Будьте уверены, сейчас вся округа только о вас и чешет языки; если она не звонит, значит, просто не нашли еще страуса. Неужели вы думаете, что такая упустит момент сообщить новость?
С этими словами Сьёкье открыла последнюю банку пива и моментально поглотила ее. Затем она посмотрела по очереди на обоих мужчин, и лицо ее сделалось озабоченным.
— Минуточку, — сказала она и соскользнула в воду рядышком с Вальдом. — Мне нужно пи-пи… Признаюсь вам в своем пороке: я страшно люблю делать пи-пи в бассейн. Вас это не шокирует?
— Не сильно.
— Меня тоже. Совсем без порока жизнь не в кайф.
Лицо Сьёкье выразило блаженство. Вальд ощутил в своих чреслах слабость; это был чудесный порок. Незаметно для Сида он дотянулся рукой до упругого женского бедра, нашел теплое подводное течение и коротко приласкал его мягкие истоки. Сьёкье бросила на него благодарный взгляд и выпрыгнула из воды на прежнее место.
— Люблю разнузданность, — сказала она. — Разнузданный секс, разнузданные отношения… А вот американцы этого не понимают.
— Разве разнузданность — это хорошо? — усомнился Вальд.
— Конечно, — улыбнулась Сьёкье. — Это значит, что на тебе нет узды. Разве мы лошади?
Вальд подивился такому словесному выкрутасу.
— Но тогда можно отрицать все приличия, — сказал он. — Что ни говори, это общественный институт…
— А я и общество не люблю, — призналась Сьёкье, — вместе с его говенными институтами. По мне, единственный серьезный общественный институт — это брак; но тогда уж ты делаешься заодно со своим супругом, как лошадь со всадником… только лошадь ходит под уздой поневоле, а человек выбирает это сам. К примеру, если б я вышла замуж, многие из моих привычек были бы пересмотрены. Кстати… не хочет ли кто-нибудь из вас взять меня в жены? Клянусь, я была бы ему верна…
— Сьёкье, — сказал Вальд, — ты отличная женщина; но, видишь ли, воздухоплаватели — конституционные холостяки.
— Жаль. А вы случайно не парочка голубых?
— Нет, мы обыкновенные…
— Учтите, — заметила Сьёкье, — обычно я практикую безопасный секс; я просто потеряла голову, когда вы появились, и забыла все свои правила. Наверно, — стыдливо предположила она, — я отдалась бы вам, даже если бы вы вытащили меня из бассейна.
— Ну, это вряд ли, — успокоил ее Сид.
— Вы очень милые, — ласково сказала Сьёкье. — Честное слово, ради вас я бы даже потерпела здесь страуса, несмотря на то, что это заставило бы меня покидать бассейн значительно чаще.
— То есть, — обрадованно уточнил Вальд, — как только Ники найдется, мы можем привезти его к тебе?
— Увы, — покачала Сьёкье головой, — к сожалению, придется искать какой-то другой вариант; дело не только в моем согласии.
— Как это? — удивился Вальд.
Сьёкье помялась.
— Видите ли, — сказала она с явной неохотой, — объявление о продаже дома дано в прессе, а также через Интернет; как только первый же покупатель увидит здесь страуса, поднимется жуткий скандал. «Вы не предупредили меня, что дом обременен страусом», — так, слово в слово, скажет этот говенный американец, даже если он и не собирался покупать дом (что скорее всего), а просто зашел от безделья прицениться или, может, повернее определить, за сколько же ему продавать свой собственный. А уж «Королевская Дорога Недвижимость» — жалкая компашка несчастных лентяев, у которых я забрала их комиссию — прознав об этом, непременно поможет этому якобы покупателю затаскать меня по судам за введение в заблуждение.
Разочарованные воздухоплаватели помолчали.
— Мне кажется, ты уж слишком ополчилась на американцев, — заметил Вальд.
— Не слишком.
— Но разве это справедливо? Среди американцев тоже попадаются разные люди — например, спортивные чемпионы…
— Среди них есть истинные энтузиасты воздухоплавания, — добавил Сид.
— Вообще, такая богатая и влиятельная нация не может состоять из одних дураков и лентяев, —
