конверты, — но банкомат, к сожалению, не выдаст требуемую сумму». — «Какая же сумма вам нужна? — удивился Иегуди. — Банкоматы выдают до четырехсот долларов!» — «Нужно десять тысяч, — сказал Вальд, смущаясь еще больше. — Ну, хотя бы пять». — «Хм». Двое переглянулись. Иегуди покачал головой. «О’кей, — махнул рукой Радж. — Переводите». — «Сколько?» — «Десять пятьсот». — «Крутовато!» — «Только для вас — десять четыреста…»
Вальд под диктовку заполнил ордер, закрыл свое окно и вежливо развернул «дипломат» обратно к индусу. Тот пощелкал клавишами и проверил свой счет, в то время как Вальд, подчеркнуто глядя неизвестно куда, вроде как невзначай нет-нет да и косился глазком на клавиатуру. «Очень хорошо, — удовлетворенно сказал Радж, закрыл окно на дисплее и вообще весь «дипломат». Затем он приоткрыл другой «дипломат», просунул в него руку, покопался там и извлек наружу аккуратную пачку: — Прошу вас, сэр». — «Все?» — спросил Вальд, опуская пачку в свой внутренний карман. — «Не совсем. Вот копия полученных и проверенных вами банковских кодов; прошу вас сличить ее с оригиналом и расписаться в получении». — «А куда оригинал?» — «Вообще-то он ваш; но вы уже запомнили коды?» — «Да». — «Замечательно. Тогда оригинал можно съесть». — «Фу», — поморщился Вальд. — «Зря вы так, — сказал индус. — Эта бумага изготовлена специально для подобных целей; она не только съедобна, но даже полезна для пищеварения». — «И хорошо очищает зубы, — добавил Иегуди; — а образцы, поставляемые непосредственно в вашу страну, выполняют еще и полезную функцию антиполицая». Еще раз послушавшись доброго совета, Вальд разжевал бумажку — и действительно, прямо-таки физически ощутил, как его зубы очищаются.
Вкусная была бумажка, тоскливо подумал он, возвращаясь от воспоминаний к действительности. Жаль, что не выполняет функцию антипограничника… Другой вариант: спокойно иду себе, нагло, как бы и не замечая человека в форме; только он сообразит, что мимо него прошел нарушитель, а я уже тама. Тут он — свистеть, кричать… а я — бежать со всех ног куда глаза глядят. Тоже не годится: догонят… уже, можно сказать, на родной земле… и опять-таки сдадут кому положено. Может, проползти под стойкой? Тоже не выйдет — там для того зеркала наверху… Подождать, когда отвернется?
Гнусная ситуация, подумал Вальд и отмотал взад еще виток свежих воспоминаний. Интервью… Не в кайф уже и воспоминание об этом интервью. Удивленные глаза мистера Z, принимающего двенадцать сотен — видно, не стоило отдавать… Еще более удивленные глаза Сида, принимающего десять штук без малого… «Вальдемар! если тебе так уж необходимо оставить здесь эти деньги, почему бы не устроить роскошный обед?» — «Я сказал, забирай». — «Я так не могу. Сейчас ты улетишь, а я — знаешь что? — первым делом напьюсь как следует, а с остатком денег пойду в казино». — «Дело твое; не забудь только о страусе». — «Ты хотел сказать, о Сьёкье?» — «Я тебе дам Сьёкье». — «Не годишься ты в воздухоплаватели, Вальдемар, чувства юмора у тебя никакого. Думаешь, я не заметил, что ты на нее глаз положил?» — «Ну, все; у меня такое ощущение, что мы что-то забыли». — «Помолиться на посошок». — «Ах, да…»
Еще виток: Гонсалес в наручниках, черт бы его побрал… Еще: хватающий за душу ночной перелет на шаре. Сид вместо страуса локтем к локтю — виртуоз, повелитель воздушных потоков… о, Сид! Еще: добровольное признание в незаконной депортации страуса… Да уж. Наподписывал… а что делать? Против лома нет приема. Как же, однако, быть с пограничником?
Может, я идиот, подумал Вальд. Что может быть проще? Подойду к нему и начну говорить по- испански. В смысле, по-английски (по-испански-то я не могу). Да погромче, да понастойчивей! это мы умеем… Спросит документы — закричу еще громче… не вздумаю ничего показать… Конечно, идиот — только идиоту придет такое в голову… Солнце… двадцать пятое шоссе… Хотя Сид и изнасиловал «круизёр» — принял, должно быть, за нагревательную установку… да и черт с ним, с «круизёром»; денег теперь вдосталь и на бронированный «мерседес»…
Уже объявили снижение; уже и Гонсалес проснулся, посмотрел в иллюминатор и выдал по обыкновению несколько высокопарных фраз; уже прогремело шасси под ногами, и колеса коснулись бетонной полосы — а Вальд так еще и не решил своей главной задачи, и чем ближе подходил критический момент, тем хуже становилось его настроение. Вот самолет вырулил куда положено… вот распахнулась герметическая дверь… Рядом с невразумительно бормочущим Гонсалесом, посреди отягощенной поклажей толпы, Вальд налегке шел по полутемной аэропортовской анфиладе и до последнего момента понятия не имел, что же он сделает — до того, пока его навостренный приключением взор не выхватил из окружающего пространства нечто спасительное. Оп-па!
Он не мог бы сразу сказать, что случилось. Такое он впервые заметил за собой еще в школьные годы. Он читал книги быстро, не вдумываясь в отдельные слова и постигая смысл фраз в целом, и в какой-то момент ему начинало казаться, что в тексте что-то не так. Он начинал вчитываться во фразы более внимательно и обязательно находил опечатку… то же произошло и сейчас. Мозг среагировал автоматически — на что же именно? Он возвратился взглядом в коридор, откуда только что вышел — нет еще; медленно осмотрел холл… кажется, горячее… пьяный валяется? нет, не это… вот оно! Ну конечно. Полуоткрытая дверь, одна из тех дверей непонятного назначения, что не предназначены для посторонних… дверь, ведущая неизвестно куда… Именно через такие двери проходят в триллерах, чтобы проникнуть, похитить, убить. Чем он хуже?
Вальд остановился и ухватил Гонсалеса за ворот.
— Эй, Гонсалес, — сказал он внятным и тихим голосом, — я с тобой не летел. Ты понял меня?
— Да, — сказал ошеломленный Гонсалес.
— Вот это положи к себе в чемодан, — Вальд сунул в руки Гонсалесу пару продолговатых конвертов. — Сейчас я исчезну, и мы можем встретиться на каком-нибудь опознании. На этот случай — я по-прежнему твой директор и все такое, но я просто приехал в Шереметьево тебя встречать. Из Москвы приехал, из офисины. Все ясно?
— Да.
— Повтори.
— Сеньор не летел со мной. Сеньор просто приехал меня встречать. Но почему сеньор не прислал вместо себя водителя?
— Не твое дело. Хотел сделать сюрприз. И не вздумай покидать аэропорт, пока не увидишься со мной, понял?
— Теперь понял окончательно, — сказал Гонсалес.
— Ну, то-то же.
И Вальд скрылся за полуоткрытой дверью.
Он шел куда глаза глядят. Он дергал наудачу какие-то еще двери и открывал некоторые из них, спускался по ступеням при свете редких слабых лампочек, пересекал трубы, затем поднимался по другим ступеням, пару раз проходил мимо каких-то людей, делавших непонятно что и косившихся на него с подозрением — и, видно, мог бы таким образом даже выбраться наружу. Но это было бы уж слишком большой удачей. Свет карманного фонарика ударил сзади в полутьме, высветил четкую Вальдову тень на ящиках с неведомым содержимым, и Вальд инстинктивно зажмурился. В тишине щелкнул затвор. Раздался злой лай большущей собаки.
— Стой, — звонко донеслось из-за спины, — стрелять буду!
Вальд остановился и поднял руки.
— Документы!
— Да вы что, мужики, — заныл Вальд, — так и заикой можно оставить… Ну, какие у меня могут быть документы? Если б я летел куда… а то…
— Поговори у меня, — сказал молодой голос. — А ну, Рекс, как у нас насчет пластиковой взрывчатки?
Рекс промолчал.
— Насчет наркотиков?
Рекс поворчал, но не гавкнул.
Небось, в бумажку было что-то подмешено, догадался Вальд. Карибская дрянь какая-то… лучше бы это был антиполицай, ей-Богу.
— Чисто, — доложил другой голос.
— Вперед не оглядываясь, — скомандовал первый голос. Вальд повиновался. — Налево, — звенел голос, — прямо… Толкнуть дверь. Направо. Наверх…
