— Я думаю, это просто замечательно, — сказал кузен Гарольд, одетый под лорда Байрона в атласные бриджи и рубашку с кружевным жабо. — Прекрасное представление, старик. Просто удивительное представление!
— Да-да… — согласилась кузина Крессида.
Как и Люсинда, она была одета в платье периода Возрождения, однако ее декольте было еще более глубоким, оставляя мало простора для воображения.
— Это показывает, что у тебя в жилах не просто течет кровь Кандервудов, но и то, что ты унаследовал наш задор, кузен. Тот, которого некоторым из нас очень не хватает.
— Если эта колкость была предназначена в мой адрес, — сказал кузен Гарольд, — то знай, что она тебе совсем не удалась.
— О, ты думаешь, что у тебя есть задор, кузен?
— Я знаю, что он у меня есть, ты, слезливая корова!
Поняв, что между кузенами вот-вот вспыхнет одна из их многочисленных продолжительных ссор, Люсинда с силой потянула Прескотта за рукав.
— Мне нужно поговорить с тобой сейчас.
Волнение, звучавшее в ее голосе наконец привлекло его внимание.
— Хорошо. Извините, я отлучусь на минуту. Наслаждайтесь сегодняшним представлением. И винами. Ужин уже готов.
Он последовал за ней в гостиную и затем в холл, где гром фейерверка уже не мог заглушить ее голоса.
— Что здесь происходит?
— Вот это-то я и хочу знать, — сказала она. — Почему Харгривс полез в подвал?
— Черт побери, откуда я знаю? Он взрослый мужчина и способен сам позаботиться о себе. У меня целый дом родственников, которых надо накормить, и мне некогда в данный момент беспокоиться еще и за него.
Она приподняла брови и многозначительно посмотрела на него.
— О, ну что в этом такого, дорогая? — сказал он. — Все, что там можно найти, это множество старых пыльных полок, заставленных вином и… темницу.
— Да?
— И Эмерсона в темнице.
— Ты уверен, что он все еще там? Когда ты в последний раз проверял его?
— Э-э, позавчера, кажется.
— Зато твой слуга Харгривс в последние дни проводит в подвале много времени. Или ты этого не заметил?
— Я заметил. Но он сказал мне, что проверял запасы наших вин.
— Мне очень неприятно, что приходится говорить тебе об этом, но тебя обманывают. У нас в погребе найдется столько вина, что, пожалуй, хватит до следующего века. Он ходит туда по какой-то другой причине.
— Нет. Нет, нет, нет. Ведь он не освободит Эмерсона. Правда?
— Я очень плохо знаю этого человека. Он твой камердинер, а не мой.
Прескотт стрелой бросился с места, направляясь к двери в подвал.
— Клянусь Богом, если он выпустил этого сукиного сына из его камеры, я… я сверну Эду его костлявую шею.
Люсинда побежала вслед за ним, скользя в своих туфельках по отполированному мраморному полу.
— Спокойно, Прескотт. Пожалуйста, постарайся оставаться спокойным. И тебе лучше взять с собой лампу. Там внизу ужасно темно.
— А ты куда идешь?
— С тобой, конечно.
— Нет. Ты останешься здесь.
— Ни за что. Куда ты пойдешь, туда пойду и я. Помнишь наши клятвы?
— Черт побери, Люсинда, у меня сейчас нет времени, чтобы спорить с тобой о наших клятвах. Не суй свой хорошенький любопытный носик куда не следует, ты меня слышишь? — он наклонился и поцеловал ее в щеку. — Я тут же вернусь.
Когда он исчез за дверью в подвал, Люсинда постояла мгновение, раздумывая, следовать ли ей своим инстинктам и пойти за ним или же, как покорная верная жена, которой она поклялась быть, вступив с ним в гражданский брак, послушаться его. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы остановиться на первом.
Схватив и засветив первую попавшуюся под руку лампу, она открыла дверь и начала спускаться по крутой лестнице в подвал.
Глава 22
— Когда ты это обнаружил? — Харгривс заглянул в узкую щель между стеной и винным стеллажом, за которым был едва-едва заметен проход в стене.
— Незадолго до вашего прихода сюда, — ответил Эмерсон. — Я обыскивал это место неделями с пола до потолка, как вы и сказали мне, и, наконец, нашел.
— Ты еще ничего не успел здесь тронуть?
— Ничего, сэр. Я попытался, конечно, но не смог в одиночку отодвинуть этот стеллаж.
— Хорошо. Его светлость сейчас занят своими гостями, выставляя себя совершеннейшим идиотом, так что нам они долго не помешают — ни он сам, ни его шлюха. Для начала мы уберем все бутылки с этого стеллажа, а потом посмотрим, может нам вдвоем удастся отодвинуть его от стены. Ладно?
Шлюха? Прескотт стоял, скрытый темнотой, в дальнем углу похожего на пещеру подвала, наблюдая за своим камердинером и Эмерсоном и прислушиваясь к каждому их слову. Он ничего не имел против того, чтобы его называли идиотом, даже совершеннейшим идиотом, потому что бывали времена, когда он и сам себя так обзывал, но то, что Эд назвал Люсинду шлюхой, выходило за рамки его терпения.
Он уже собирался выйти из темноты и открыто заявить о своем присутствии и о своих возражениях, когда чьи-то тонкие пальцы схватили его за руку и потянули назад.
— Не горячись, Прескотт, — прошептала Люсинда, благодаря Бога за то, что ее голос заглушался звоном переставлямых бутылок.
— Но этот сукин сын только что назвал тебя…
— Я знаю. Я слышала, что он сказал. Подожди.
— И вообще что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе оставаться наверху.
— Очевидно я просто тебя не послушалась. Боже мой, что это они здесь делают?
— Я тоже хотел бы это знать. По крайней мере они не осматривают винные запасы Рейвенс Лэйера — это уж наверняка.
— Уже некоторое время назад у меня возникли подозрения, что он что-то ищет в замке. Может быть, теперь мы узнаем, что именно ему понадобилось здесь.
— Кто обыскивал замок? Эмерсон?
— Нет, твой камердинер, Харгривс.
— Ты видела его?
— Не только видела, но и слышала. И девочки тоже.
— Почему ты мне ничего не сказала об этом?
— Я думала, что он, может быть, выполняет твои приказания.
— Мои приказания?
— Да, ты был очень скрытным в своих делах в последнее время.
— О сегодняшнем празднике и фейерверке — да, но больше ни в чем.
Они замолчали, увидев, что Харгривс взял со стеллажа последнюю бутылку и осторожно поставил ее на пол в ряд с другими.
