— Готов сдвинуть с места этого слона? Эмерсон поплевал на руки.
— Сначала дайте мне занять устойчивое положение.
Мужчины взялись за стеллаж с двух сторон и на счет три сделали отчаянную попытку отодвинуть его от стены.
Однако он даже не двинулся с места, несмотря на то, что вены вздулись у них на шеях и мускулы буграми выступили на спинах.
— Благослови Бог крепкий английский дуб, — сказал Харгривс.
— Благослови его или пошли к черту, но нам его не сдвинуть.
Под покровом темноты Прескотт с усмешкой обернулся к Люсинде.
— У них в головах вместо мозгов солома.
— Ш-ш-ш.
— Может быть, нам следует попробовать вдвоем взяться за один и тот же конец?
— Да, тогда, может, что-нибудь и получится, сэр.
— Теперь они начинают думать, — прошептал Прескотт.
Эмерсон подошел к Харгривсу, и они предприняли еще один мощный толчок. Стеллаж с ужасным скрипом отодвинулся от стены на десятую долю дюйма, оставив за собой глубокую канаву на земляном полу.
— Еще раз, — сказал Харгривс.
— При таком темпе они будут двигать его всю ночь, — сказал Прескотт.
— Ты можешь помолчать? — зашипела Люсинда. — Они услышат тебя.
Наконец, совершив не менее дюжины подобных попыток, Харгривс и Эмерсон отодвинули винный стеллаж от каменной, покрытой вековым слоем пыли стены, но не больше, чем на два фута[13]. Но и этого оказалось достаточно, чтобы они могли протиснуться через эту щель.
Прескотт отправился вслед за ними, но Люсинда опять остановила его.
— Ведь ты не собираешься пойти за ними, не так ли?
— Наоборот. Именно это я и хочу сделать.
— Прескотт, ты забыл, что Гарик это… это сумасшедший. Я не хочу, чтобы для тебя все закончилось плохо.
— О, ты такая прелесть, — он нагнулся, чтобы поцеловать ее, но она отстранилась.
— Если ты пойдешь за ними я… я…
— Что, отправишься наверх, где тебе и место?
— Нет! Я пойду с тобой.
Он обнял ее за шею и притянул к себе.
— Дорогая, я никогда в жизни не поднял руку на женщину. Но сейчас мне, возможно, придется это сделать, только для того, чтобы убрать тебя со своего пути. И к тому же спасти от ненужных неприятностей.
— Ты не посмеешь это сделать.
— Нет, конечно нет. Но я не хочу, чтобы ты следовала за мной по пятам. Тебе надо подняться наверх и посмотреть, как там дела у девочек? Могу поспорить, что гром фейерверка, разбудил их.
— Когда они спят, — ответила Люсинда, — их и из пушки не разбудишь. Так что тебе придется придумать другую причину, по которой я не смогу пойти с тобой.
— Ты не будешь путаться у меня под ногами?
— Я буду держаться на добрых два фута позади тебя.
— У-гу, конечно.
— Клянусь, Прескотт, так оно и будет.
— Боже, спаси меня от несговорчивых женщин. Хорошо, пошли. Но возьми вот это, просто на всякий случай.
Он протянул ей один из своих револьверов и чуть не рассмеялся, увидев, как под его тяжестью у нее опустились руки.
— Может быть, я и понесу его, но не пущу в действие.
— А ты даже знаешь как?
— Конечно, знаю. Ты просто прицеливаешься вот так и нажимаешь на курок.
Прескотт пригнулся, когда она направила ствол пистолета на него, затем протянул руку и отодвинул его в сторону.
— Просто держи при себе эту чертову штуковину, хорошо? Если возникнет необходимость пустить его в действие, то это сделаю я.
Люсинда одарила его ангельской улыбкой.
— Как скажешь.
Прескотт что-то пробурчал себе под нос и направился к отверстию в стене. Как и обещала, Люсинда держалась на порядочном расстоянии позади него, когда они протиснулись через щель и пошли по темному, кажущемуся нескончаемым тоннелю, который оказался за стеной. Чем дальше продвигались они в неизвестность, тем все меньше становилась дистанция между ними, сократившись сначала до одного фута, потом еще, и вскоре Люсинда подошла к нему вплотную, коснувшись своим телом его спины.
— Ты боишься? — чуть громче, чем шепотом, спросил он.
— Н-нет, конечно нет.
Он усмехнулся на ее очевидную ложь.
— Вот и хорошо. Лучше дай-ка мне лампу.
— Зачем?
— Я выше ростом, смогу держать ее выше и впереди. Так нам будет лучше видно.
— О! — она подала ему лампу и вновь заняла свое место позади него. — Как ты думаешь, где они?
— Не имею понятия. И вообще, что это за место?
— Я подозреваю, что это пещера баронов-контрабандистов.
— Баронов-контрабандистов?
— Да, помнишь, я рассказывала тебе о них?
— Нет, я что-то этого не припоминаю.
— Не может быть Прескотт.
— Ты рассказывала мне о первых графах, но никогда не говорила ни о каких баронах- контрабандистах.
— А, да, наверное, так оно и было.
— Они тоже носили женские платья и бродили по холлам замка, воруя женские украшения?
— Нет, глупый, бароны задерживали и грабили случайные корабли, которые они заманивали на скалистый берег.
— Так они были пиратами?
— Только некоторые из них. Большинство же были обыкновенными мошенниками, которые еле сводили концы с концами, грабя…
— Случайные корабли, которые заманивали на скалистый берег. Мне кажется, я понял. Что случилось с ними?
— Последний уплыл со своей семьей и помощниками на Джамайку или какой-то другой остров в Карибском море, когда Оливер Кромвель сверг с престола и обезглавил Карла Первого.
— Так ему пришлась не по душе политика Кромвеля?
— Вероятнее всего, последний барон опасался за свою собственную жизнь. Кромвель был отвратительным типом, алчным и беспринципным в своем желании очистить от греха всю Англию. Его последователи, судя по тому, что я читала, были еще хуже. Они закрыли все театры и игральные дома в Лондоне, сделали религию и набожность единственными приемлемыми формами развлечения, если, конечно, их можно назвать развлечениями. И вешали или сжигали на костре каждого человека, которого подозревали в колдовстве.
— Для меня это решение кажется разумным. Если бы мне пришлось жить в то время, вероятнее всего, я тоже уплыл бы на Джамайку.
