консулу в Харбине Миякава и другим лицам по усмотрению японского командования предлагаю в семь ноль-ноль 19 августа на самолете нашего десанта отправиться на командный путь командующего 1-м Дальневосточным фронтом».
Генерал Хата попросил три часа для «подготовки необходимых материалов». Его просьба была удовлетворена генерал-майором Шелаховым.
После принятия условий капитуляции японской стороной, перед десантом встали сложные и ответственные задачи по разоружению крупной Харбинской группировки и поддержанию порядка в городе и его окрестностях. Подход советских войск из-за проливных дождей задерживался, поэтому, по решению маршала Мерецкова, десантный отряд был усилен. Поздно вечером в тот же день в Харбине десантировался его второй эшелон численностью сто пятьдесят восемь человек.
Примерно таким же образом развивались события и на Забайкальском фронте. В течение дня 18 августа на многих его участках японские войска, частями и подразделениями, начали сдаваться в плен. Однако в Калганском укрепрайоне враг отверг предъявленный ультиматум, а парламентер из числа военнопленных был застрелен японским офицером. Гарнизон укрепрайона продолжал сопротивление.
Маршал Малиновский связался по телефону с Главкомом дальневосточной группировки, доложил:
— Александр Михайлович, — не все японские гарнизоны капитулируют. Танкисты генерала Кравченко находятся в ста пятидесяти километрах от Чанчуня и в двухстах тридцати от Мукдена. Готовлю в штаб Ямады специальную миссию, которой поручаю добиться подписания командармом акта о безоговорочной капитуляции, а в Мукден — воздушный десант.
Маршал Василевский поддержал смелое намерение:
— Согласен, Родион Яковлевич. А кто вылетает в расположение противника в качестве особоуполномоченных Военного совета фронта?
— В Чанчунь — начальник отдела комплектования Оперативного управления полковник Артеменко, в Мукден — начальник политотдела фронтового штаба генерал Притула.
— Одобряю обе кандидатуры. И еще, Родион Яковлевич. По нашим разведывательным данным, сейчас в Мукдене находится правительство Маньчжоу-Го. Поручите генералу Притуле добиться от него, чтобы официальный представитель правительства разъяснил по радио своему народу два принципиальных момента: первый — японские войска капитулировали, второй — Красная Армия никаких иных целей в Маньчжурии не преследует, кроме освобождения ее народа из-под ига японских оккупантов.
— Все ясно, Александр Михайлович. Десант в Мукден вылетает немедленно, а специальная миссия в Чанчунь стартует завтра утром. На всякий случай, вслед ей тоже готовится крупный воздушный десант. Так что в обиду наших парламентеров не дадим, ни при каких обстоятельствах.
В тринадцать часов свыше двухсот гвардейцев-смельчаков из состава войск генерал-полковника Кравченко десантировались в Мукдене. И сразу приятная новость. Десантников вышли встречать представитель императора Пу И и начальник японского гарнизона. При осмотре аэродромных помещений в одном из них был обнаружен и сам император со свитой. Накануне ему было приказано немедленно вылететь в Токио. Пу И явился в аэропорт, но подходящего самолета не оказалось. Ждать пришлось долго. А в середине дня на аэродроме приземлились наши десантники.
Император Маньчжоу-Го сразу попросил генерал-майора Притулу не выдавать его японским властям. Пожаловался по поводу угнетенного положения местного населения в период японской оккупации. А затем вручил нашему особоуполномоченному, заготовленное ранее послание: «С глубоким уважением к Генералиссимусу Советского Союза Сталину я выражаю ему искренние чувства благодарности и желаю Его Превосходительству доброго здоровья».
Обстановка в Мукдене была такова, что никто не мог поручиться за безопасность Пу И и его свиты. Во избежание каких-либо неожиданностей генерал-майор Пригула счел за благо поместить «императора» за решетку под надежную охрану и доложил о происшедшем Главкому дальневосточной группировки. Маршал Василевский тут же отменил «арест» Пу И и разъяснил нашему особоуполномоченному, как следует обращаться с персонами столь высокого ранга.
Жизнь в Мукдене била ключом. Население юрода приближалось к двум миллионам. Особое место в нём принадлежало японской колонии, насчитывающей свыше семидесяти тысяч человек. Колония русских белоэмигрантов не превышала полутора тысяч. Мукден быстро наполнялся остатками отходящих под ударами Красной Армии японских войск, войск Маньчжоу-Го и князя Дэ Вана. Управиться в таком городе двумстам, двадцати пяти десантникам было, конечно, невозможно. Срочно требовались подкрепления.
В двадцать три часа 18 августа командующий 4-й отдельной армией генерал Микио представил особоуполномоченному 1-го Дальневосточного фронта приказ командующего Квантунской армией о прекращении боевых действий и разоружении, именной список генералов и сведения о численном составе Харбинского гарнизона, насчитывающего свыше сорока трех тысяч личного состава. К этому времени генерал-майор Шелахов уже переехал в особняк советского консульства в центре города, где ему оказывал всевозможную помощь сведущий в местных делах консул Павлычев. Десантники же оперативно взяли под свою охрану мосты, электростанции, вокзал, а также здания японской миссии, жандармерии и полицейского управления.
По дороге, у первого перекрестка, Шелахов обратил внимание на группу вооруженных ребят в гражданской одежде, с красными повязками на рукавах. Спросил Павлычева:
— Что это за люди, Георгий Иванович?
— Это ребята из семей русской колонии, в основном, гимназисты и студенты, — уверенно ответил консул.
— Так они на чьей, собственно, стороне? Красную Армию приветствуют или отвергают? — снова спросил Шелахов.
Павлычев на минуту задумался, йотом ответил:
— Судя по происхождению, это — пестрая масса, товарищ генерал. Есть среди них, конечно, и враждебно настроенные к советской власти, но в своем большинстве ребята с нетерпением ждали прихода Красной Армии. Они быстро разоружили китайский гарнизонный отряд, активно помогают десантникам в установлении контроля над ключевыми объектами города, почти с самого начала войны несут круглосуточную патрульную службу на дорогах.
— Вот на эту, лучшую часть соотечественников, Георгий Иванович, мы и должны опираться в предстоящей работе, — заключил особоуполномоченный Военного совета 1-го Дальневосточного фронта.
Харбин в это время находился на осадном положении: на бульварах деревья спилены на завалы, на улицах — дзоты, проволочные заграждения; за массивными бетонными укрытиями — танки, артиллерийские орудия. Окраины города опоясаны противотанковыми рвами, глубокими траншеями и проволочными заграждениями. Кое-где были установлены мины. Все это должно было обеспечить длительную оборону важного стратегического узла сопротивления.
Советский консульский особняк за железной оградой, так же как и Харбин, производил впечатление осажденной крепости. Японские солдаты плотной цепочкой несли охрану по внешнему обводу ограды. За оградой же, во дворе, консульство охранялось своими вооруженными сотрудниками. В первый день войны все сотрудники консульства с семьями были арестованы, посажены в товарные вагоны и вывезены в порт Дальний с целью последующей их отправки в Японию. Но стремительный разгром войск Квантунской армии нарушил эти планы. Пополудни 15 августа весь состав консульства был срочно возвращен в Харбин, в свои помещения, под непроницаемую охрану японских пехотинцев.
На рассвете 19 августа транспортный «Си-47» с парламентерской группой полковника Артеменко поднялся в воздух с аэродрома в Ванемяо и взял курс на Чанчунь. Вместе с особоуполномоченным Военного совета Забайкальского фронта на его борту находились четыре офицера и шесть солдат. Их сопровождал воздушный эскорт — эскадрилья истребителей.
Вслед убывшим парламентерам маршал Малиновский передал на имя генерала Ямады радиограмму: «Сегодня, 19 августа, в восемь ноль-ноль парламентерская группа в составе пяти офицеров и шести рядовых, возглавляемая особоуполномоченным Военного совета Забайкальского фронта полковником Артеменко, самолетом «Си-47» в сопровождении девяти истребителей отправлена в штаб Квантунской армии с ультиматумом о безоговорочной капитуляции и прекращении сопротивления. В последний раз
