– Я тоже не буду молчать! – перебила меня Лариса. – Записывайте! Все записывайте! Нотариус у Семена свой… то есть своя. Она не была полностью в курсе дела, просто не очень внимательно проверяла документы. Вот ее помощник, Виталий, – тот всегда был в курсе, с ним Семен делился прибылью. Виталий готовил документы на подпись нотариусу и ставил на них карандашом специальную пометку – мол, это наши люди, к ним не нужно слишком придираться. Вот нотариус и смотрела на все сквозь пальцы…
– Позвольте, – до меня начало доходить, – ведь для того, чтобы заверить доверенность, нотариус должен был убедиться, что перед ним сидят Татьяна и Сергей Капустины и в его… присутствии подписывают этот документ?
– Ну да, – кивнула Лариса. – Она, Инна Михайловна, носит очки очень сильные. Минус девять или даже минус десять. Но иногда она их снимает, и тогда ей трудно разглядеть, кто перед ней сидит…
– И кто же перед ней сидел? – осведомилась я.
– Мы с Семеном! – ответила Лариса Прокофьевна, скромно потупившись.
– Так-так… – кивнула я, и тут в стену постучали, и Василий Макарович крикнул, чтобы мы шли в кабинет, будем преступникам очную ставку устраивать.
– Значит, как вы действовали дальше, мне понятно. Вот только нужно же было их выписать и все такое…
Лариса бросила на нас весьма выразительный взгляд, из чего я сделала вывод, что паспортистка и вообще все в жилконторе у нее давно прикормлены.
– А в квартире? Что вы сделали с вещами? – спросила я. – Ведь остались же после Капустиных вещи…
– А там ничего не было, – спокойно ответила Лариса. – Мебель кое-какую мы, конечно, вывезли, а вообще-то у них почти все встроенное – кухня, прихожая, гардеробная. Ремонт хороший там, почти ничего переделывать не нужно.
– Но вещи…
– Не было, – повторила Лариса, – ни книг, ни фотографий, вообще никаких бумаг. Ни документов, ничего, пустые полки. Техники бытовой тоже не было – телевизор только. И одежда только верхняя – шубы две у Татьяны было приличных, пальто… Я их, конечно, пристроила, не пропадать же добру…
Я представила, как мерзкая баба вот этими загребущими руками хватает одежду своей соседки, при этом точно знает, что соседку убили. Ну и люди!
– Мы можем идти? – спросил Ривкин. – Поверьте, мы не причастны к смерти Капустиных и Нину Баранкину тоже не убивали. Я ведь не убийца, я…
– Ты жулик и подлец! – в гневе рявкнул дядя Вася. – Пошел вон из моего дома!
Двоих прохиндеев как ветром сдуло.
Мы посидели молча.
– И как таких земля носит… – вздохнула я.
– И не говори, – дядя Вася смотрел грустно, – уж я всякого повидал, но вот честно тебе скажу, тезка, лучше дело иметь с обычными ворами да грабителями, чем с этими.
– А зачем вы их отпустили? Нужно было милицию вызвать и сдать их! Ведь Капустиных убили!
– Убили… – повторил дядя Вася с непонятной интонацией.
– Что не так? Вы думаете, эта Лисонька-Ларисонька все выдумала?
– Да нет, такое не выдумаешь… Но где доказательства? И потом, она же от всего отопрется! Будет насмерть стоять! Ничего не знаю, ничего не видела – и точка!
– Эта, конечно, может… – нехотя признала я, – а с квартирой мы не можем заморачиваться, чтобы клиентке не навредить. Так что опять мы с вами зашли в тупик…
От грустных мыслей нас отвлек телефонный звонок.
– Василиса, – голос капитана Творогова был необычайно приветливым, – спешу тебе сообщить, что дело об убийстве Баранкиной мы успешно раскрыли!
– Да что ты? – ахнула я.
– А ты чего удивляешься, чего удивляешься? – мгновенно завелся Леша. – Думаешь, мы только кофе у Милки пить можем?
– Милка-то тут при чем? – заметила я.
Леша понял, что, правда, заводится зря, и успокоился.
– Я что звоню-то? – опомнился он. – Ашот велел тебе спасибо сказать. Это, говорит, Василиса нам удачу принесла, как сказала, что если соседей поспрашивать, то все выясним, – так и вышло.
– Да ладно, будто бы вы сами не догадались… – заскромничала я.
– Вот и я ему то же самое говорю, а он велел благодарность тебе объявить!
Тут я поняла: капитан Бахчинян в данном случае ни при чем, это Лешка усовестился, что грубо со мной разговаривал в прошлую нашу встречу, и решил мириться.
– Так что мы свое дело успешно сделали, по такому поводу приходи к Милке, я тебя кофе угощу! – радостно продолжал Леша. – А может, и чем покрепче! И еще – давай куда-нибудь сходим, а, Вась?
Так, кажется, наши отношения вступают в новую романтическую фазу. Я не успела подумать, надо мне это или нет, но нельзя было расхолаживать Лешу.
– Конечно, дорогой, обязательно, – промурлыкала я. – А что там с Баранкиной-то?
– Да понимаешь, пошли мы по соседям. Как водится, никто ничего не видел, никто ничего не слышал. А на следующий день одна бабка с дачи приехала, что ниже этажом живет. Она накануне рано из дому умотала, на электричку семь сорок. И когда из своей квартиры выходила, то переступила через еще одного соседа, Бусыгина. Он, понимаешь, сильно зашибает, и вот когда пьяный домой приходит, жена его в квартиру не пускает, и он на лестничной площадке спит. Она, бабка-то эта, еще в свое время коврик ему постелила, жалко, говорит, собака и то в лучших условиях у них живет.
– Собака не пьет… – заметила я.
– Да не перебивай! – отмахнулся Леша. – Значит, пошли мы к Бусыгиным, а там он трезвый и какой-то пришибленный. Мы его в оборот взяли и нашли на куртке пятна крови. Ну все, Ашот говорит, если кровь той же группы, что и у Баранкиной, пойдешь, дядя, на зону за убийство. Тот прямо заплакал – мужики, говорит, ну не помню ничего, спал я, как обычно. А потом жена на работу пошла, дверь открыла, я и просочился. Мы тут призадумались: где сумка-то Баранкиной этой? Деньги там, телефон мобильный… И потом, хоть он и полный дурак, но догадался бы кровь на куртке замыть… Однако хотели уже его забирать, но тут со страху мужик и вспомнил, что кто-то его рано утром ногой пнул, обругал и рукой так мазнул. Я так прикинул – получается, что кто-то руки окровавленные об этого Бусыгина вытер. А еще, Бусыгин говорит, я возле себя шприц нашел пустой. На всякий случай выбросил его в мусоропровод, поскольку боялся, что жена еще и наркоманию ему инкриминирует. А он к этому делу – ни-ни, честно пьет дешевую бормотуху и в жизни никого не ударил, а не то что убить…
– Кошмар какой… – вздохнула я.
– Ну мы, конечно, Бусыгина в обезьянник на всякий пожарный случай определили, – продолжал Творогов, – а сами прошлись по наркоманам местным. И что ты думаешь? В этом же доме в соседнем подъезде один такой жил. Нашли у него смартфон Баранкиной. Они деньги-то сразу спустили на дозу, сумку хватило ума выбросить, а на смартфон еще покупателя не нашли. Хозяин квартиры мигом своего приятеля сдал. У них ночью ломка была, к утру совсем озверели, ну и пошли в соседний подъезд. Баранкина им первая попалась. Они ее кирпичом стукнули сзади, ну и насмерть. Так что уже сидят…
– Да… – протянула я, повесив трубку. – Дядя Вася, вы все слышали?
– Да он так орал, что в соседней квартире слышно было! Вот так, тезка, хорошо, конечно, что они убийцу сразу нашли, но нашему делу это только помеха. Поскольку теперь Ривкина с Ларисой этой ничем мы прижать не сможем. Опять вывернулись, мерзавцы!
– Так что – возвращаем госпоже Руслановой аванс и ждем других заказов? А она пускай сама разбирается, кто там у нее в квартире хозяйничает?
Это была примитивная подначка, но дядя Вася поддался на нее мгновенно.
– Да ты что? Да как можно? – завопил он дурным голосом. – Да что она о нас подумает?
– А вам не все равно? – Я пожала плечами.
– Василиса… – Дядя Вася смотрел строго, – ты нарочно, да? Как мы можем так поступить? Жалко девку. Несчастная она какая-то, одинокая, неприкаянная…
