Я закрыла книгу, потому что заметила, что Павел Васильевич утомленно прикрыл глаза. Мне и самой требовалось передохнуть, хоть чашку чая выпить, а то в горле пересохло.
И только я уселась в кухне за стол, как на пороге возникла Августа Васильевна. Вроде бы такая женщина крупная, а умеет подкрадываться неслышно, как кошка!
По обыкновению поджав губы, она осведомилась:
– Вы, как обычно, ничем не заняты? Тогда будьте добры, сделайте для разнообразия что-то полезное!
Я хотела возмутиться, перечислить все, что я сделала только за последние три часа, но поняла, что Августа меня не слушает и ничуть не интересуется моим ответом.
Она протягивала мне тяжелый пакет и маленький картонный квадратик.
– Отвезите эти шторы в химчистку. Вот адрес.
Я взглянула на адрес и удивленно осведомилась:
– Но ведь это на другом конце города! Разве нельзя отдать ваши шторы в другое ателье? Тут есть одно неподалеку, в пяти минутах ходьбы!
– Нельзя! – отрезала она. – Это очень ценные старинные шторы ручной работы, и их качественно чистят только в одном ателье города. Так что уж не сочтите за труд, прокатитесь туда. Ведь я, кажется, именно за это вам плачу!
Я хотела возразить, что платит она мне за уборку в квартире, готовку и походы по продуктовым магазинам, но Августа так на меня посмотрела, что я предпочла промолчать.
Что-то последнее время я утратила свой бойцовский дух…
Я надела босоножки без каблуков, взяла пакет и отправилась в химчистку.
Чертова химчистка действительно располагалась у черта на куличках – на Пряжке, неподалеку от известной психиатрической больницы. Она занимала первый этаж старинного пятиэтажного дома.
Я вошла в просторный холл.
Здесь было тихо и безлюдно, за окошечком скучала приемщица, унылая толстая тетка средних лет с коротко стриженными черными волосами, на которых криво держалась заколка в виде пунцовой пластмассовой розы.
Я выложила перед ней свои, точнее, Августины шторы – и удивилась: это были какие-то жуткие допотопные занавески из дешевого синтетического материала грязно-зеленого цвета в безобразных блекло-оранжевых маках.
Но делать нечего, я уже приехала.
– Синтетику принимаем без гарантии! – сурово проговорила приемщица.
– Как это – без гарантии? – не сдержалась я. – Почему без гарантии? Что значит – без гарантии?
– Без гарантии – значит, могут остаться пятна! – огрызнулась приемщица. – Сами видите, грязь застарелая… и явно вручную застирывали, так что вряд ли отойдет!
– Ничего не застирывали! – уперлась я. – Обычное загрязнение! На то и химчистка, чтобы отчистить!
– Розалия Ферапонтовна! – крикнула приемщица куда-то в глубину помещения. – Тут клиентка очень настойчивая, выйдите, поговорите с ней!
Ей никто не ответил.
– Мне не нужно, чтобы со мной говорили! – возмутилась я. – Мне нужно, чтобы шторы отчистили!
– Вам заведующая все объяснит насчет синтетики… Розалия Ферапонтовна!
Ответом ей снова была тишина.
Приемщица подождала полминуты, поднялась и вперевалку, по-утиному отправилась на разведку.
Я ждала, нервно постукивая по прилавку и от нечего делать разглядывая полки с готовыми заказами.
На одной из полок ровными рядами стояли мягкие игрушки – медведи, обезьяны, зайцы. Чуть в стороне стояли игрушки очень большого размера – пони чуть ли не в натуральную величину, голубой слон с большими выразительными глазами, серая собака…
Удивительно знакомая собака!
Густая серовато-голубая шерсть, седеющая на загривке, шрам на морде… точь-в-точь как та собака, которая облаяла на улице подозрительного слепого, как та, которая напугала меня во дворе…
Странно, почему приемщица так долго не возвращается?
Я просунула голову в окошко и окликнула ее:
– Эй, вы где там пропали?
Мне никто не отвечал. В помещении повисла гнетущая, тяжелая тишина.
– Ну здесь и порядки! – пробормотала я, теряя терпение.
И тут в глубине комнаты, там, куда удалилась приемщица, послышались приближающиеся шаги. Только это были не утиные шаги приемщицы – это были, несомненно, шаги мужчины.
Мне отчего-то сделалось невыносимо страшно, ноги словно приросли к полу, я окаменела, как соляной столп, и в ужасе вслушивалась в эти приближающиеся шаги…
Вдруг с другой стороны послышался какой-то шум. Я повернула голову и снова увидела полку с игрушками. И тут… не знаю, что со мной случилось, но мне показалось, что серая игрушечная собака ожила, оскалилась и зарычала на меня…
Я вскрикнула, схватила чертовы занавески и пулей вылетела из химчистки.
По инерции пробежала еще метров двадцать, оглянулась и увидела, что следом за мной едет длинная черная машина. Точно такая, как та, в которую меня чуть не затащил слепой.
В страхе я дернула дверь магазинчика, возле которого случайно оказалась, и влетела внутрь…
Над моей головой звякнул колокольчик.
Я огляделась.
Это был очень странный магазин. На полках и витринах были разложены какие-то безделушки – статуэтки, колокольчики, коробочки, всякая ерунда, на мой взгляд, ничего не стоящая.
За прилавком стоял тщедушный старичок в очках с толстыми стеклами, с круглой розовой лысиной, обрамленной редкими легкими волосиками, похожими на пух одуванчика. Он разглядывал в лупу игрушечную балеринку, но, услышав звон колокольчика, поднял голову, взглянул на меня и доброжелательно проговорил:
– Вас ожидают!
– Кто? – спросила я растерянно. – Почему? Где?
– Вас ожидают! – повторил он и взглядом показал на дверь у себя за спиной. Точнее, не дверь, а дверной проем, завешенный шторой из блестящих разноцветных шнуров.
Я хотела что-то еще спросить, что-то возразить, но боковым зрением увидела остановившуюся возле магазина черную машину и, перестав раздумывать, устремилась вперед, за блестящую радужную штору.
Пройдя сквозь нее, как сквозь водопад, я оказалась в коротком полутемном коридоре, который упирался в неплотно прикрытую дверь. Из-под этой двери выбивалась полоска теплого оранжевого света. Я сделала еще шаг вперед, открыла дверь и вошла.
