— Надежда! — заговорил он строго. — Я на тебя просто удивляюсь! Вроде бы взрослая женщина, неглупая, с высшим образованием, а рассуждаешь как деревенская бабка! Это у них там к животным отношение потребительское: не дает корова молока — на живодерню ее, не может собака дом сторожить — пристрелить ее, чтобы даром не кормить!
— Ну при чем здесь коровы… — недовольно сказала Надежда, — мы же не в деревне живем…
— Вот именно! — загремел муж, нависая над Надеждой, как темно-фиолетовое грозовое облако нависает над озерным пляжем где-нибудь в Ленинградской области, и отдыхающие смотрят на него с тоской — спрятаться-то негде…
— Вот именно! — гневно повторил муж. — Это им все равно, какой кот, сегодня — серый, завтра — черный, лишь бы мышей ловил. А у нас он один. Член семьи!
— Главный… — протянула Надежда, но муж сделал вид, что не заметил подсказки.
Кот с порога смотрел ехидно — что, съела? Негодяй, привычно подумала Надежда.
— Ведь сколько раз говорил! — Муж в ярости бегал по комнате, так что Бейсик, решившийся было войти, отступил назад — как бы случайно не зашиб хозяин в пылу скандала. С одной стороны, кот шумных скандалов не любил, с другой — всегда радовался возможности приструнить Надежду. Извести ее совсем он и не пытался: во-первых, хозяин отчего-то эту женщину любит, а во-вторых, он много работает, а сидеть целыми днями одному скучно. И есть хочется.
— Твержу и твержу, уже, кажется, мозоль на языке натер, а ей как об стенку горох!
Надежда Николаевна была дамой воспитанной и сдержанной. То есть хотела ею быть. Кроме того, она очень уважала и любила своего мужа. Но однако, это уже переходит всякие границы. Она не девчонка, чтобы выслушивать нотации, да еще высказанные таким тоном. Следует такое безобразие прекратить.
— Сашенька, ну ничего же не случилось, — примирительно заговорила она, — вот же он, Бейсик, в полном порядке…
Но если дело касалось его обожаемого кота, Сан Саныч терял всякое чувство меры. Вместо того чтобы успокоиться, потребовать внеочередного чаю, посадить на колени кота или выдать ему порцию вкусненького, он еще больше разъярился.
— Вот чего я не понимаю, так это твоего наплевательского отношения к серьезным вещам! — сказал он, глядя на жену с неприкрытой ненавистью, а возможно, Надежде так только показалось. — Казалось бы, все делаю, чтобы тебе хорошо жилось! Работаю, деньгами обеспечиваю! А взамен требую только одного — чтобы ты смотрела за котом! И что? Даже этого она не может!
— Та-ак… — произнесла Надежда с очень похожей интонацией, — та-ак, — повторила она, медленно закипая, — дождалась, стало быть… Давно этих слов ждала и вот теперь дождалась. Значит, ты считаешь, что я сижу на твоей шее и ничего не делаю, значит, ты меня куском попрекаешь?
— Не передергивай! — слегка опомнился муж. — Вовсе я такого не говорил!
Но Надежду уже понесло.
— Не ты ли сам требовал, чтобы я оставила работу? — заорала она, постепенно все больше накаляясь. — Не ты ли уговаривал меня отдохнуть и заняться домом? И радовался, когда это случилось! И я согласилась, а что получила взамен? Бесконечные магазины, уборку и стояние у плиты! А вечером ты приходишь злобный, как стая бездомных собак, и упрекаешь меня в том, что я целыми днями валяюсь на диване, смотрю телевизор и истязаю кота?
— Я про телевизор ничего такого не говорил, — поспешно открестился муж.
— Завтра же устроюсь на работу! — объявила Надежда. — Куда угодно — хоть в регистратуру районной поликлиники, хоть приемщицей в химчистку, если диплом мой никому не нужен!
— Надя, я совсем не то хотел сказать… — Муж опомнился и пошел на попятную.
— Надо же, до чего договорился! — бушевала Надежда. — Куском попрекает!
— Я не попрекал тебя куском! — повысил голос муж.
Кот, глядя на такое безобразие, махнул лапой и ушел на кухню. Муж поглядел ему вслед и тоже ушел — в кабинет, к компьютеру. Надежда плюхнулась на диван и включила телевизор. Там очень некрасивые молодые люди очень плоско и глупо шутили со сцены, зрители же прилежно смеялись.
«Какая же я дура, — думала Надежда, прикрутив звук, — ведь, кажется, решила уже, что ничего не стану мужу рассказывать. Себе дороже обойдется! Так нет, снова наступила на эти грабли! Учит жизнь, учит, а все без толку…»
Рядом материализовался кто-то теплый и пушистый. Это Бейсик явился просить прощения.
— Все из-за тебя, — привычно вздохнула Надежда.
«Сама виновата, нечего было язык распускать», — просемафорил кот желто-зелеными глазами.
Кот прижался к Надежде и тихонько мелодично запел. Когда Сан Саныч вошел в гостиную, он застал двоих своих домочадцев сладко спящими на диване.
Прошло два дня. Надежда за это время помирилась с мужем и по зрелом размышлении выбросила из головы всю историю с убийством соседки. В самом деле — никто этой девицей не интересовался, даже Антонина Васильевна, так что Надежда решила, что так тому и быть.
Муж принял ее слова про тяжкий домашний труд буквально и в наступившие выходные решил Надежду развлечь. В субботу они ездили на дачу к приятелям, а в воскресенье ходили в театр, так что те самые домашние дела Надежда забросила. В супермаркет муж свозить ее не успел, но взял с Надежды слово, что тяжеленных сумок она таскать не будет. Во вторник он вернется пораньше, а пока обойдутся тем, что есть в холодильнике. Надежда слово легкомысленно дала, потому что очень хотелось спать.
Утром она ревизовала холодильник и приуныла. В морозилке отдыхали мороженая треска и пакет фарша. Надежда представила, в какое неистовство придет кот при виде огромной рыбины и сколько нервов ей придется потратить, чтобы отбиться от его приставаний, и решила сделать котлеты из фарша. А суп нынче сварить из сушеных грибов — вон они, голубчики, лежат в буфете. Отборные белые, сама собирала и сушила на костре, когда они ездили в сентябре к приятелям, у которых дом в глухой деревне Вологодской области.
Надежда замочила булку, разморозила фарш, достала из шкафчика соль, специи и похолодела: она вспомнила, что в доме нет нисколько чеснока!
Казалось бы, что такое чеснок? Не самый нужный продукт, не предмет первой необходимости. Не то что хлеб или соль. Однако всякая уважающая себя хозяйка знает, что именно по тому, сколько чеснока положила она в котлеты, определяется ее профессиональный уровень, ее статус, ее, если можно так сказать, спортивный разряд в такой древней и уважаемой дисциплине, как домашнее многоборье. А уж котлеты вовсе без чеснока — это не котлеты, а форменное недоразумение, позор на ее голову. К счастью, с недавних пор рядом с домом появился маленький ларек, в котором улыбчивая восточная девушка Зульфия продавала спелые крупные помидоры, сочные мандарины, гладкие синие баклажаны, румяные яблоки, свежую зелень и прочие дары полей и огородов. В том числе, разумеется, и чеснок.
Надежда всунула ноги в старые сапоги, набросила куртку и выскочила из квартиры.
В ту же секунду ей стало мучительно стыдно.
Надеждина двоюродная тетя Таня из Москвы не уставала ей повторять, что уважающая себя женщина не должна выходить из дома, не уложив волосы и не набросав кое-что на лицо.
«Даже в магазин! — с пафосом восклицала тетя Таня. — Даже с мусорным ведром на помойку! Если женщина вышла на помойку без прически и без макияжа — значит, она махнула на себя рукой, значит, там, на помойке, ей самое место!»
Самой тете Тане было уже за восемьдесят, но она была верна своим принципам. Она всегда аккуратно укладывала волосы, не забывала их своевременно подкрасить, а без макияжа не выходила не только в магазин или на помойку — даже на даче, прежде чем подойти к забору и спросить соседку, выпустили ли ее огурцы третий лист, она непременно подкрашивала глаза и губы.
Надежда Николаевна тетю Таню любила и уважала, но иногда в спешке все же отступала от ее заветов. Вот и сейчас она забыла (точнее, не успела) накрасить губы и причесаться.
Оставалось надеяться, что ей не встретится на лестнице никто из соседей…
И конечно, эта надежда не оправдалась!
Вот отчего всегда так бывает — если женщина наденет свое лучшее платье, тщательно накрасится, сделает укладку в парикмахерской и отправится под ручку с мужем в оперный театр или в итальянский
