Едва дверь за хозяином закрылась, Вероника бросилась к бронзовому Робеспьеру.
Она только для того и попросила у Воронова чаю, чтобы остаться один на один с этой скульптурой.
Поспешно достав из своей сумки бронзовый пентакль, она повернула бюст и приложила пятиугольник к свободному месту.
Хотя бронзовая звезда была точь-в-точь такой же, как остальные пятиугольники, украшавшие подставку бюста, и точно совпадала с выемкой на этой подставке, она никак не хотела вставать на место.
Вероника нажала изо всех сил, потом ударила по пентаклю ручкой подвернувшегося ножа для разрезания бумаг.
Раздался негромкий щелчок, и бронзовая звезда встала на свое место, как влитая.
И одновременно на другой стороне основания пирамиды открылась маленькая квадратная дверца, за которой Вероника увидела крошечную замочную скважину.
Наверняка это была скважина, к которой подойдет найденный ею в табакерке ключик!
Вероника потянулась к табакерке, чтобы достать оттуда ключ...
Но в это самое мгновение у нее за спиной заскрипела открывавшаяся дверь.
Вероника торопливо отодвинула бронзовый бюст на другой конец стола, задвинула его стопкой книг и отскочила в сторону, делая вид, что увлеченно разглядывает старинную гравюру, изображавшую оратора в напудренном парике – может быть, того же Робеспьера.
В комнату вошел Леонид Платонович. В руке у него был чайник, наполненный водой, на лице – странное, какое-то обреченное выражение.
– Он приехал... – проговорил Воронов едва ли не с отчаянием. – Ну, может, все еще обойдется... Давайте пить чай...
Но в голосе его не было уверенности, а только покорность судьбе.
– Приехал? Кто приехал? – удивленно переспросила Вероника.
– Григорий Ломакин! – едва слышно ответил Воронов. – Наш третий сосед!
– Вы же говорили, что с ним почти не бывает проблем?
–
Воронов не закончил фразу, настороженно прислушиваясь к доносившимся из коридора звукам.
Там вроде бы было тихо, и он приободрился:
– Ну что ж, давайте пить чай! Возможно, мы успеем договорить...
«Мне бы успеть разобраться с чертовым бюстом, – раздраженно подумала Вероника, – надо же, и растяпа он такой, и мямля, а никак с ним не управиться...»
Из того же буфета появились красивые синие с золотом чашки – как видно, Воронов решил принять журналистку по высшему разряду. Часть письменного стола была расчищена, Леонид Платонович довольно ловко накрыл на освободившемся месте чай и пригласил Веронику к столу. Вдруг в самый последний момент он спохватился:
– Варенье! У меня же есть варенье!
Он снова выскочил в коридор.
Вероника, воспользовавшись его отсутствием, нашла заветный ключик, выдвинула бюст Робеспьера и уже собралась вставить ключ в замочную скважину, но не успела: дверь снова открылась и в комнату вбежал Леонид Платонович.
Он был бледен как мел. Никакой емкости с вареньем у него в руках не было.
Вероника еле успела вторично прикрыть бюст стопкой книг и встала к нему спиной, наполовину спрятавшись за шкаф.
Впрочем, Леониду Платоновичу было явно не до нее и не до ее сложных отношений с Робеспьером.
– Это конец, – сказал он хриплым голосом, – все пропало! Сейчас он будет здесь!
Внезапно возле двери послышался шум, звон посуды, женский визг, кто-то чертыхнулся, потом снова на пол грохнулись санки и дико заверещал кот. Дверь распахнулась настежь, хлопнула створка окна, потому что по комнате пронесся веселый ветер.
Ветер дальних странствий, поняла Вероника. Морской бриз. Норд-вест, или как он там называется?
На пороге стоял занятный мужичок. Росту он был невысокого, но удивительно широк в плечах и коренаст. Лицо было смуглым и задубелым на морских ветрах и южном солнце. На левую бровь свешивался пышный цыганский чуб. Глаза отливали шальным блеском. Морской волк. Моряк – с печки бряк.
Одет мужичок был в гражданское – во что-то дорогое, иностранное, но мятое и даже кое-где запачканное. Носил он одежду с явным пренебрежением, и видно было, что главное для него – тельняшка. На левом его запястье был, ясное дело, наколот якорь, а на правом – грудастая русалка. На левом же его плече повисла брюнетка в красном коротком платье, а на правом – блондинка и вовсе в чем-то крикливо- пестром, здорово напоминавшая русалку с татуировки.
– Леонид! – с чувством сказал мужичок и широко развел руки, отчего девицы едва не попадали на пол. – Леонид! Сколько лет, сколько зим!
– Здравствуй, Гриша, – напряженным голосом сказал Воронов. – С прибытием тебя...
– О! – Григорий снова подхватил своих девиц. – Соседушка мой, прошу любить и жаловать! Мы с ним друганы!
– Таня, – пискнула брюнетка, выглянув у Григория из-под мышки.
– Аня, – пробасила блондинка и хихикнула.
– Мы за тобой! – заявил Григорий. – Сей же час собирайся, там мужики стол накрывают. А я тебе вот подруг привел, выбирай любую, нам не жалко!
– А у него уже одна есть! – сказала Вероника, выходя из-за шкафа на середину комнаты.
– О! – Григорий поднял голову и заслонился рукой, якобы от нестерпимого света. – Какая женщина! Познакомь!
Воронов медлил, страдальчески морщась.
– Леонид, ты что это думаешь? – возмутился бравый моряк. – Григорий Ломакин чужих женщин не отбивает!
– Да он ничего не думает, – успокоила его Вероника, – все хорошо, все путем...
– Это...
– Знакомая по работе... – тут же встряла Вероника. – Леня такой славный...
– Точно! – расцвел Григорий. – Ленька – душа-человек! Я его знаю как свои пять этих... пальцев! Идем!
– Зачем вы согласились... – в коридоре Воронов тихонько сжал ее руку, – это не очень-то приятное мероприятие...
– Ничего, – улыбнулась Вероника, – вместе веселее.
Ей совершенно не хотелось пьянствовать в незнакомой компании, но вряд ли Воронов еще раз пустит ее к себе в комнату. Вероника сама удивлялась своему упрямству. Она должна открыть этот потайной ящичек! И узнать, что там прячет бюст Робеспьера!
Проходя мимо двери зловредной Дарьи Викентьевны, Григорий задел ногой тумбочку. Оттуда высыпались валенки и галоши. Запахло резиной, в воздух поднялась огромная туча моли. Воронов испуганно втянул голову в плечи, и не зря. Тотчас распахнулась дверь, и хозяйка возникла на пороге.
– Это вы чтой-то чужим добром распоряжаетеся? – заорала она, но Вероника отметила, что в голосе ее не было должного драйва.
Девицы с визгом прыгнули в стороны. Григорий принялся ловко бомбардировать соседку-злыдню старыми валенками, и еще и пнул захлопнувшуюся дверь ногой. Оттуда послышалось рычание.
Комната Григория была поменьше, чем у Воронова, но не такая заставленная. Из мебели присутствовали там потертый платяной шкаф с зеркалом, который хотелось назвать по-старинному – гардеробом, большой стол, который в раздвинутом состоянии занимал почти все свободное место, и диван с продранной до мяса обивкой – надо полагать, профессиональная работа кота. Стены украшал один- единственный предмет – старинный морской прибор, кажется, барометр, Вероника не разглядела толком, да
