похудее, он в нос клюнул, а у второй парик стащил!
– Батюшки! – ахнула Лола. – Перришон, что ты наделал! Теперь тебя уволят!
– Ничего подобного, – заявил Маркиз. – Режиссер сказал, что у Перришона отличный типаж, но характер ужасный. И что раз он такой невоспитанный, то сериал будут снимать без него, а потом отработают все сцены с попугаем за три дня и смонтируют, вот!
– Сами они все невоспитанные, верно, Перришончик? – обиделась Лола. – Просто ты – тонкая творческая натура…
За разговором они незаметно добрались до квартиры, где насмерть разобиженный Пу И лежал на Лолиной кровати и делал вид, что страдает. Пу И страшно жалел сам себя и осуждал Лолу. Всеми фибрами своей собачьей души он не уставал поражаться ее вероломству. Восхищение талантом попугая понемногу сошло на нет, и теперь позабытый и позаброшенный Пу И мучился от ревности. Кот, как всегда, держался невозмутимо – его-то никто не бросал. Все же по некоторым признакам было заметно, что Лолино поведение Аскольд не одобряет, но никакой моральной поддержки песику он не оказывал.
Увидев своего любимца в скорбной позе, Лола почувствовала угрызения совести.
– Пуишечка, детка! – начала она ласково, но попугай тут же заорал в клетке, захлопал крыльями и затопал ногами.
Лола махнула рукой и решила оставить примирение с песиком на потом.
– Дорогая! – позвал Леня. – Тебе удалось что-нибудь выяснить?
– Да, и очень много, только ты первый начинай.
– Ну что, – начал Леня, усевшись в кресло и почесывая за ушами невесть откуда взявшегося у него на коленях кота Аскольда, – как я и предполагал, речь идет о наследстве старухи Лопатиной. В наследстве у нее предположительно числится картина не кого-нибудь, а самого Симоне Мартини. Но судя по тому, какие папуасские танцы развиваются вокруг этого наследства, картина действительно существует. То есть ее даже видели.
– Кто? – невинно спросила Лола.
– Это… неважно. – По тому, как Маркиз сделал легкую запинку при ответе, Лола сразу же поняла, что в деле замешана женщина, да не какая-нибудь посторонняя, а близкая знакомая ее ветреного компаньона.
– Короче, бабуля узнает, что у нее в доме имеется такая ценность, – начал Леня, старательно отворачиваясь от своей проницательной подруги, потому что неоднократно имел случай убедиться, что Лолка не только умеет читать по глазам, но и запросто влезет ему в душу, – она решает обезопасить себя от воров и грабителей, вызывает нотариуса…
– Селиверстова Владимира Константиновича, нотариальная контора находится на Каменноостровском проспекте, – вставила Лола.
Маркиз удивленно блеснул глазами, но продолжил:
– Вызывает нотариуса и пишет завещание, по которому эту картину вместе с остальными отписывает своему племяннику Алеше Зайценогову – в миру писатель Волкоедов. А племяннице Верочке, которая часто ходит к старушке пить чай, – как раз чайный сервиз и вышивки собственного изготовления.
– Коварная старуха! – Лола покачала головой. – Но отчасти я ее понимаю.
– Она отдает самую ценную картину нотариусу Селиверстову, который прячет ее в банковский сейф.
– А дальше я знаю! – оживилась Лола. – Можно расскажу?
Маркиз милостиво кивнул.
– Верочка Зайценогова девица не промах, она подозревает, что шляется к старухе напрасно. Та обожает своего племянника Лешеньку, а ее, Веру, может спокойно оставить с носом. Поэтому она узнает каким-то образом имя нотариуса – возможно, старуха его и не скрывала, начинает кружить около конторы и однажды знакомится с секретаршей Леночкой, которая сама себя называет помощником нотариуса. Уж не знаю как, но Вере удается убедить Леночку заглянуть в старухино завещание. Это должностное преступление, но Вера обещает заплатить ей за сведения пятьсот долларов. Та девушка небалованная; это нотариусы получают кучу денег, а секретари – мало. Так что пятьсот баксов для Лены очень даже большая сумма.
– Откуда ты все это знаешь? – поразился Леня.
– Выследила их, но не отвлекайся! – отмахнулась Лола. – Итак, заглянув в завещание, Вера узнает, что тетка после смерти намерена ее кинуть на ржавый гвоздь, и очень по этому поводу расстраивается. И до того сильно, что ей приходит в голову преступная идея: каким-нибудь способом устранить с пути племянника Лешеньку, сиречь писателя Волкоедова. Тут ей очень кстати подворачивается наш знакомый псих Рома…
– Р-рома, Р-ромочка, кр-ролик! – заорал попугай из клетки.
– Вот именно, Перришон прав. Этот Рома бродит по студии, таскается к Животовскому, капает ему на мозги и так далее. Животовский от него уже бегает, тогда он переходит на других сотрудников. Все шарахаются от него как от чумы, и только Вера Зайценогова его слушает. Слушает и внушает ему, что личность нельзя подавлять, что никто не должен быть марионеткой, что справедливость должна торжествовать… Думаю, она действовала так из интереса, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Или, возможно, хотела насолить Животовскому, то есть чтобы Рома подпортил ему жизнь.
– Он и подпортил, – заметил Леня, – да так сильно, что уж и не исправишь…
– Верочка, я думаю, сама удивилась, как это у нее ловко получилось – манипулировать психом Ромой, и начала ему внушать, что Волкоедов украл у него роман. Прямо из головы. Рома только замыслил роман, а тот его уже украл и напечатал. Результат не замедлил сказаться – Волкоедова не стало, и Верочка становится единственной наследницей… Что и требовалось доказать.
– Но Аглая, зачем они убили Аглаю? – спросил Маркиз. – Она-то чем помешала?
– Пр-ропуск, Р-рома, пр-ропуск! – заорал попугай.
– Точно! – обрадовалась Лола. – Перришон прав! Аглая подписывала ему пропуск и, наверно, что-то заподозрила. Она тогда вечером накануне убийства была какая-то задумчивая… Гад все-таки этот Рома!
– Да уж… – согласился Маркиз, – с одной стороны – полный псих, а с другой – как все рассчитал. Тут еще ты вмешалась, как всегда… Лолка, вечно ты во что-нибудь вляпываешься. Приперлась очень кстати со своим попугаем, разругалась по пути с Волкоедовым, представляю, как Вера Зайценогова обрадовалась. Чтобы от Ромы подозрения отвести, она и устроила спектакль, будто ты – убийца. А когда он еще и Аглаю зарезал, ей уже страшновато стало, ведь он совершенно неуправляемый. Тогда она решила и Аглаино убийство на тебя свалить. Мол, пока там милиция разберется, она время выиграет…
– Леня, неужели белобрысой все сойдет с рук? – спросила Лола очень серьезно. – Все-таки именно она подговорила Рому… И меня чуть не подставила, ведь это она засунула в клетку орудие убийства…
– Боюсь, что у нас нет доказательств… – пробормотал Маркиз, – но ты не волнуйся, мы накажем Зайценогову по-своему.
– Ленька, ты хочешь выманить у нее картину? – Лола закатила глаза, совсем как Пу И. – Это же очень опасно…
– А когда это мы с тобой отступали перед опасностью? – тут же завелся Маркиз. – Вот что! Ты дай мне координаты этой девчонки из нотариальной конторы, как ее?
– Лена Звонцова, – металлическим голосом ответила Лола. – Ты не очень там соловьем разливайся… Знаю я твои беседы с девицами, и чем они обыкновенно кончаются…
– Лола, я же на работе! – Маркиз театрально прижал руку к сердцу, в то время как в глазах его прыгали чертики.
«Убила бы», – подумала Лола и отвернулась.
Маркиз стоял перед витриной обувного магазина и делал вид, что внимательно разглядывает испанские ботинки из мягкой желтой кожи.
Ботинки ему не нравились, но с этой точки хорошо просматривался вход в нотариальную контору, за которым Леня наблюдал уже почти час.
Сначала он торчал перед зеркальной витриной посудного магазина, изучая классический чайный сервиз «кобальтовая сеточка», потом переместился к афише небольшого театра, дважды прочитал его
