относился ко мне по-братски, да вы и сами знаете. Без лишних слов и суеты сумел договориться и заказать приличный гроб и… Ох, простите, не должен говорить с вами об этом.
— Ничего, — пробормотала Перси, глядя в морскую даль и размышляя, где теперь Эйврил. Она уже отправила письмо в Индию семье своей подруги и известила ее жениха, но так и не смогла поверить, что никогда более не услышит голос Эйврил. — Нельзя игнорировать несчастье, мы должны вспоминать тех, кого потеряли. Дэниел был помолвлен, так ведь?
— Да, — отрывисто проронил Коль. — София очень долго ждала его. Теперь мне придется сказать ей, что ждать напрасно.
Перси думала, что не отважится более сесть на парусник, но нервничать по этому поводу ей не пришлось — слишком о многом следовало теперь подумать: измотанная тревогой миссис Бастэбл, бессильно повисшая на руке своего мужа; мрачный Коль, упорно делающий вид, что ему все по силам — и доставить гроб с телом брата домой, и утешить его невесту; и Элис — он ни слова не проронил о своем отце и стремился домой — в совершенно иную жизнь.
И Эйврил.
— Не могу поверить, что ее больше нет, — сказала Перси, когда Элис подошел к ней на кормовой палубе, чтобы тоже посмотреть на острова, уходящие за горизонт. — Мы так сдружились, что я обязательно почувствую, если она умрет, правда? Но я сердцем знаю: она еще там. Живая, там. — Она махнула рукой в сторону островов.
— Она всегда будет там, в вашей памяти, — заверил ее Элис. — Пойдемте с палубы, в этих дареных одеждах вам должно быть холодно.
Он был деловит, любезен и настойчив, как и со всеми остальными, и далек, как несбыточный сон.
По прибытии в Пензанс Элис снял номера в хорошей гостинице и нанял камеристок для Перси и миссис Бастэбл. Он договорился насчет кареты с эскортом верховых для пожилой четы, уезжавшей в Дорсет к дочери. Он нашел катафалк для гроба с телом Дэниела и фаэтон для Коля и отправил эту печальную процессию в Хартфордшир.
Наконец ранним утром следующего дня Элис посадил Перси и Марту — ее камеристку — в карету, а сам вскочил на лошадь и поехал рядом.
— Разве его светлость не желает сесть в карету? — осведомилась Марта, с интересом рассматривая Элиса через окошко. — Он ведь маркиз, не так ли, миледи? Не собирается же он проехать весь путь в седле?
— Он три месяца промаялся на борту корабля, — сказала Перси. Она тоже наблюдала за Элисом, даже не поворачивая головы. — Ему хочется поразмяться.
Несомненно, ему не хочется, как и ей, оказаться теперь вместе в трясущейся карете, когда между ними повиснет все недосказанное, что не выразить никакими словами. Ему, конечно, требуется отдых; но приказать Элису отдохнуть — то же самое, что заклинать реку остановить свой бег.
Она задумалась, между тем как ее пальцы перебирали гладкие бусины ожерелья — это успокаивало. Она теперь носила это украшение поверх одежды — во всяком случае, ему всегда видно, что оно на ней. «Вот единственное, что осталось у меня от него. Сложись все иначе, у меня мог быть от него ребенок. Восьмилетний ребенок — любимое дитя».
— Прелестный жемчуг, миледи, — заметила Марта. Она, однако, болтушка, подумала Перси, не зная, радоваться или печалиться ее назойливости. — А я думала, вы все потеряли в том кораблекрушении, мэм.
— Он был на мне, — ответила Перси и продолжила любоваться видом из окна. Элис уехал вперед, и ничто теперь не отвлекало ее внимание: только травянистые прогалины полей, одинокие, согнутые ветром деревья и бескрайние вересковые пустоши. Дом. Ее семья. Мама, папа и Эвелин, младшая сестра, — этим летом ей предстоит выехать в свет, но довольно поздно: ведь им придется ожидать возвращения Перси. Еще Патриция, на два года младше и — уже замужем за сэром Уильямом Гарнетом. Кто знает, может, Перси вот-вот станет тетушкой.
И мальчики, конечно. Солидный, высокий Джордж — наследник титула, на год старше ее; и Доминик — ему сейчас шестнадцать, она помнит, каким сорвиголовой он был год назад. Изменились ли они? Здоровы ли, счастливы?
Вспоминая с теплотой своих близких, она унеслась мыслями в Коум — старый, фамильный особняк, переживший множество наследников и переделок. Дом прятался в лесистой долине: и это защищало его от ветров, несущихся с северного побережья или с южных пустошей.
Она представляла густые рощи и обширные луга, ручьи, срывающиеся водопадом, и птиц, кричащих где-то в вышине. Она вспоминала любимые с детства места — и сердце ее щемило. Если ей суждено прожить жизнь без Элиса, она побудет там, пока не успокоится.
Нет, это будет эгоистично. Нельзя своим затворничеством выбивать семью из колеи: им надо выезжать в Лондон ради Эвелин; да и сама она не сможет отгородиться от родных. Она наберется сил в поместье Коум — как можно больше, а затем встретится с лондонским светом — лицом к лицу — с шепотком сплетниц, двусмысленными замечаниями, плотоядными мужскими взглядами.
Во всяком случае, теперь она готова дать отпор фривольным заигрываниям. Перси вспомнила урок Элиса: сильные руки на ее теле, тесные объятия, его плоть — она вновь прочувствовала свои ощущения и вздохнула.
— Он невероятно красив, правда, миледи? — Марта, повернувшись спиной к лошадям, ухитрилась рассмотреть Элиса позади кареты.
— Марта, если вы вознамерились служить в семейном доме — у меня, например, вы обязаны знать: не следует высказывать свои замечания о джентльменах или сплетничать. Вы поняли?
— Да, мэм. — Девушка примолкла. — А вы могли бы взять меня, миледи? Если я буду вполне скромной?
— Через две недели я узнаю, насколько хорошо вы управляетесь с моей прической и гардеробом, тогда и поговорим.
Перси немного лукавила, поскольку у Марты были отличные рекомендации, и в других обстоятельствах дерзкая бойкость служанки только рассмешила бы ее, но сейчас не было настроения болтать об Элисе.
Ехать пришлось долго — весь день, останавливались лишь для смены лошадей, а в два часа удалось перекусить. Элис, должно быть, натер ноги седлом, но продолжал скакать верхом; на каждой остановке он был молчаливо предупредителен с ней, словно нанятый курьер. И глаза его обещали — он скоро прояснит недосказанное.
— Почти приехали, — сказала Перси, когда день начал угасать. — Уже ворота.
Они подъехали к дому — на пороге ее встречали братья, родители, и Эвелин выглядывала из-за их плеч. Перси, не дожидаясь, пока выдвинут ступеньку, чуть ли не кувырком вылетела из кареты — и все родные бросились навстречу обнимать и целовать ее. В их семье никогда не придерживались церемонных ритуалов, никто не стеснялся проявлять искренние чувства привязанности, поэтому прошло несколько минут, прежде чем Перси в слезах, смеясь, вырвалась из отцовских объятий. Похоже, он уже чуточку простил ее.
— Мама, папа, это Элис Линдон — лорд Айверн, к слову. Знайте — он спас меня, и не один раз, но дважды: при кораблекрушении и в Индии, от бешеной собаки.
Граф Уайкоум размашистым шагом направился к Элису, который стоял возле своей лошади и наблюдал сцену воссоединения семьи.
— Рад вам, Линдон! — Он по-медвежьи неуклюже обхватил его ручищами, и Элис, чуть помедлив, вежливо ответил на его объятие. — Мы в неоплатном долгу перед вами: вы сумели доставить нашу Перси домой целой и невредимой. — Отец Перси взял молодого человека за плечи и хмуро посмотрел на него из- под нависших бровей. — Вы прошли через суровые испытания, стремясь домой, на долгожданную — полагаю — встречу с отцом, но вместо того вас ждут печальные известия. Вы можете рассчитывать на мою поддержку — помогу всем, чем располагаю.
— Благодарю, сэр. Весьма признателен вам за великодушное предложение. — Он глянул в лицо Перси, затем, как бы нехотя, подошел и взял ее за руки. — Дома и стены помогают, Перси. Да не покинет
