стало секретом полишинеля и для участников нашей клубной работы.
Будущее показало, что начальнице КВЧ удалось переубедить тех, кто возражал против наших поездок на женский лагпункт. Мы еще несколько раз выезжали туда с праздничными концертами. Собак вокруг здания столовой, где они происходили, не ставили.
Новый год — пятьдесят пятый
После смерти Сталина, в марте 1953 года, в лагерной жизни все перевернулось. Почти все.
Забор, увенчанный колючкой, «запретка» по его внутреннему периметру, немецкие овчарки, бегающие вдоль забора с внешней его стороны. Их называют «собачий троллейбус», потому что они бегают на цепочках-поводках, скользящих с помощью кольца по проводу, протянутому вдоль забора. Вышки по углам лагерного квадрата. Это все сохранилось. Но отношения между заключенными и начальством изменились. Особенно после расстрела Берии.
Лагеря передали в ведение министерства юстиции. За МВД осталась только их внешняя охрана. В апреле 53 года произошла так называемая «воровская амнистия». И хотя политзаключенные остались в лагерях, и в их судьбах наметились некоторые перемены. Постепенно начали освобождать и их. Кому-то сокращали срок до фактически отбытого. Так, например, был освобожден из нашего Каргопольлага Александр Гладков, отсидевший к тому времени шесть лет из «своих» десяти. Кому-то из политзеков сокращали срок до пяти лет, что позволяло применить к нему амнистию. Таким образом был освобожден из нашего лагеря Илья Николаевич Киселев — будущий директор Ленфильма. И, наконец, была и полная реабилитация. Ее получали те, кто на следствии не оговорил ни себя, ни своих «подельников». третьего января 1955 года был реабилитирован и автор этих строк.
В этой обстановке многие лагерные начальники, особенно те, кто знал за собой грех жестокого обращения с «врагами народа», попавшими в их руки, засуетились. Они явно «подобрели». И более того, стали заискивать перед политзэками, заводить покаянные разговоры, жаловаться на приказы сверху, которые они, якобы, через силу выполняли, — словом, всячески старались повлиять на своих подопечных, чтобы те после освобождения не писали на них жалобы.
Режим лагерной жизни переменился до неузнаваемости. Каждый день, около пяти вечера, возле вахты провожали нескольких освободившихся. Объятия, рукопожатия. Каждый раз в эти минуты возле вахты выстраивается и играет наш клубный духовой оркестр. Звучат мелодии песен и маршей, исполненные значением: «Прощание славянки», «Интернационал», «Марсельеза». То и дело собравшиеся хором запевают:
Пришедшие на провожание начальники тоже подпевают эти слова, делая вид, будто не понимают, что под «сворой псов и палачей!» в данном случае имеют в виду именно их.
Затем оркестр обязательно исполняет что-нибудь по заказу покидающего «родной» лагпункт.
Так проходит весь пятьдесят четвертый год.
Накануне Нового года происходит нечто и вовсе невероятное. «Вольный клуб» поселка Ерцево приглашает заключенных нашего 2-го лагпункта — артистов, музыкантов, художников, разумеется, только бесконвойных, — провести праздничную встречу нового, 1955 года.
Между деятелями нашего (лагерного) клуба разгорелась жаркая дискуссия — браться за это дело или нет. Одни говорили, что надо отказаться. Не к лицу-де нам ублажать лагерное начальство, которое будет на новогодней встрече. Другие возражали: в клуб придут не только начальники, но и жители поселка. А среди них немало добрых, хороших людей, постоянно помогавших заключенным, чем могли. И бесконвойным, и тем, кого приводили под конвоем на работу в различные хозяйственные учреждения — на лесозавод, на электростанцию, в сельхоз, в пошивочные мастерские. В поселке есть и молодежь, ничем перед нами не провинившаяся.
Вторая точка зрения победила. Был, однако, принят уговор: никаких подношений с «барского стола» — ни сухим, ни жидким — ни в коем случае не принимать.
Несколько вечеров перед Новым годом мы готовили новогодний праздник. Особое удовольствие нам, заключенным, доставляли репетиции некоторых предстоящих номеров. Будучи изрядно поднаторевшими в подобных делах, мы — скажу честно — не без некоторого садистского удовлетворения беспощадно «гоняли» и заставляли по много раз заново готовить свои номера нескольких пожелавших выступать в концерте начальничков. Выше капитана среди таковых, надо сказать, никого не было.
Наши художники, вместе с поселковыми умельцами, соорудили веселые аттракционы. Я написал для каждого аттракциона шуточные стишки.
Новогодний вечер прошел хорошо. Вероятно, не ошибусь и не преувеличу, если скажу, что ни до, ни после 31-го декабря 1954 года в поселковом клубе Ерцева такого вечера не было. До этого услугами замечательных артистов, художников, музыкантов из числа заключенных в «вольном клубе» не пользовались в новогоднюю ночь, а после этого политзаключенных в Ерцеве, да и вообще в Каргопольлаге, слава богу, не стало. А до притока новой творческой интеллигенции — диссидентов — было еще далеко. К тому же, в Каргопольлаг их не отправляли.
Поскольку стихотворные подписи к аттракционам, задействованным на том вечере, являются историческим документом, передающим в какой-то мере дух своего времени, предлагаю их вниманию читателя.
