только выходной, не правда ли? Поэтому советую вам взять ее домой.
Александра Егоровна огорчилась. Но спорить с самим Сергеем Сергеевичем не решилась, его суждение считалось окончательным и обжалованию не подлежало.
Значительно легче восприняла известие о своем уходе из училища Варя. Ей еще только тринадцать лет, к тому же занятия декламацией, пением и танцами не вызывали у нее такого восторга, чтобы о них следовало жалеть.
В пансионе, куда устроила ее мать, тоже обучали танцам, музыке, французскому языку и даже «хорошим манерам» Для Вареньки, которая еще не думала о будущей профессии, мало что изменилось.
Сейчас трудно установить, явилось ли исключение Асенковой из училища очередной педагогической ошибкой, каких немало знает история русской театральной школы, или князь Гагарин кривил душой, преследуя какие-то корыстные цели. Второе предположение имеет основание. Современница и участница детских игр Асенковой Авдотья Головачева-Панаева писала позднее об этом времени: «Власть свою чиновники распространили на все; в театральной школе не оказывалось вакансий для детей бедных артистов, потому что чиновники их замещали детьми своих знакомых и тех артистов, которые делали им подарки. Чтобы дать место в школе своим протеже, чиновники придумали перед приемом детей выключать за бездарность уже взрослых воспитанников и воспитанниц, пробывших в школе уже несколько лет…» Это написано как будто прямо про Варвару Асенкову.
Три года, проведенных в пансионе, несомненно повлияли на духовный рост девочки. У нее оказалось достаточно времени, чтобы читать, размышлять, наблюдать. Она росла, окончательно формировался ее характер. И вот по истечении трех лет однажды, вернувшись домой, Варя заявила матери, что решила уйти из пансиона, на который тратится немало денег, — пребывание в нем она считает бесполезным. Варя сказала, что хочет поступить в театр, чтобы помогать семье. О своем положении в театре она не думала. Любая работа в нем даст же какой-нибудь заработок.
Александра Егоровна разволновалась. Кто ее знает, может, и вправду нет у дочери никаких способностей? Ведь в театр могут и на выходные роли не взять. И тогда она обратилась к своему товарищу по сцене знаменитому артисту Ивану Ивановичу Сосницкому.
Сосницкому к тому времени исполнилось сорок, и он находился в расцвете своей громкой славы. Противопоставляя ходульности классицизма стремление к правде на сцене, Сосницкий явился большим мастером перевоплощения, правдивых, доходящих до полной жизненной реальности сценических портретов, тонкой разработки характеров, мельчайших выразительных деталей. Его коронными ролями стали Фигаро, Дон Жуан. Артист выступил поочередно в нескольких ролях грибоедовского «Горя от ума», с блеском сыграв сначала Репетилова, потом Загорецкого, а позднее и Фамусова.
Трудно теперь сказать, знала ли Александра Егоровна о педагогическом таланте Сосницкого или просто положилась на его огромный актерский опыт и сценический дар, но обратилась она к нему в высшей степени удачно. Вряд ли кто-нибудь в Петербурге, после престарелого Шаховского, мог с таким знанием дела подготовить новичка к поступлению в театр, как Сосницкий.
Вот несколько строк из воспоминаний сестры Варвары Николаевны Ольги:
«Знаменитый в то время актер Сосницкий, постоянно бывавший в доме матери, склонился на ее просьбу и решил испробовать силы Варвары Николаевны, дав ей выучить наизусть несколько басен Крылова. Заставив сестру их прочитать, осмеял ее, довел до слез и в конце концов объявил неспособной. Мать все же не отступала от знаменитого артиста, прося дать прочитать дочери еще несколько ролей, но и тут не было успеха. Наконец он дал ей роль из пьесы «Фанни, или Мать и дочь — соперницы». Варвара Николаевна так вошла и вникла в роль дочери, прочитав ее перед Сосницким, что последний пришел в такой неописуемый восторг, что упал перед ней на колени, сказав: «Варя, теперь я ручаюсь, что ты будешь артисткой», после чего, переговорив с матерью, он решил не откладывать дела и назначил Варваре Николаевне дебютировать в январе месяце, в день своего бенефиса в Александринском театре.»
В семье Асенковых началась бурная полоса волнений и тревог Александра Егоровна сняла новую квартиру — на Невском, в доме Лопатина, на углу набережной Фонтанки, возле Аничкова, тогда еще цепного моста. Квартира была светлой, солнечной, веселой, и Варенькина комната стала постепенно превращаться в будуар актрисы, заполняясь изящной мебелью, милыми безделушками. Сама Варенька целыми днями учила роли — ей предстояло сыграть в первый свой выход на сцену сразу две роли — одалиску султана в комедии «Солиман II, или Три султанши» и простодушную девушку в водевиле «Лорнет».
Но, может быть, настало время описать внешность моей героини? Увы, фотография опоздала запечатлеть один из самых пленительных женских образов первой половины прошлого века. А могут ли слова дать живое представление о красоте женского лица? К тому же слишком изменился за прошедшие полтора столетия идеал женской красоты. Варенька Асенкова переняла в полном соответствии с идеалом красоты своего времени греческий профиль с очень высоким лбом, полученный ею по линии деда, классическую стройность стана, романтическое изящество женщин пушкинской эпохи.
Нам остались свидетельства влюбленных современников. Высокая, стройная, немного худощавая, Варенька была чрезвычайно грациозна. Бледное, прекрасное лицо, черные волосы, темно-голубые глаза. Маленькие руки. Перед ее ножкой, как утверждает ее первый биограф Д. Сушков, преклонился бы даже Пушкин. Очаровательная улыбка и мелодичный голос. Быстрые, благородные, легкие движения. Поэтичная внешность счастливо сочеталась с милым и добрым характером. Обычно Варенька была весела, не помнила зла и обид, в изобилии достававшихся на ее долю, ненавидела сплетни.
Обладала чрезвычайной скромностью, часто обращаясь к другим за советом.
Ей было тогда всего семнадцать лет Девочка! Но этой девочке предстояло стать главой большой семьи, помогать ей, содержать ее. И она выполнила свое намерение с твердостью и последовательностью взрослого, зрелого человека. Выполнила, отрешившись от множества привилегий юности и девичьей свободы. Взвалив на свои плечи повседневный, безостановочный труд.
Бенефис Сосницкого назначили на 21 января 1835 года. Петербург еще не знал про Варвару Асенкову Еще не слышал ее имени.
Он знал только Александру Егоровну Асенкову.
1835, или долг платежом красен
Тридцатые годы прошлого века — в известной мере золотой век русского театра. Явился на сцену гениальный трагик Мочалов. Написаны сочинения для театра Пушкиным. Начало выходить из подполья «Горе от ума» Грибоедова. Представил на сцену «Ревизора» Гоголь. В 1832 году открылся построенный архитектором Карлом Ивановичем Росси Александринский театр; здание театра и прилегающие к нему постройки украсили русскую столицу еще одним прекрасным архитектурным ансамблем. И в первой же своей статье двадцатитрехлетний критик Виссарион Белинский, отражая всеобщее увлечение театром, написал: «Театр! Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины?.. О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!..»
Варенька Асенкова шла в театр, чтобы жить в нем. Она еще не знала — и умереть тоже. Ровно через шесть лет И не в романтическом, а буквальном смысле этого слова.
Но сегодня она только вступает в прекрасный и страшный мир театрального Петербурга, где правят свои законы и царят свои кумиры, где ветряные мельницы сценических судеб то вскидывают за облака, то швыряют в грязь, забвение и нищету. Театральный Петербург! Сколько чистых и нежных дарований пыталось завоевать тебя, снискать аплодисменты и услышать крики «фора»! И скольких из них ты даже не заметил в своей холодной жестокости и расчетливости, равнодушно скинув в небытие! Сколько капканов и рогаток ставил ты другим, будто испытывая их выдержку и твердость! Сколько оскорблений нанес третьим, вовсе и не замечая губительного действия своих язвительных уколов?!
В год поступления Вареньки на сцену А. П. Башуцкий, издатель, журналист и художник, писал свою
