«Панораму Санкт-Петербурга»:
Перед Александринским театром зажигают две «грелки» — открытые круглые беседки, в которых для прислуги и извозчиков разводят костры.
Гардеробмейстер Закаспийский выдает костюмерам для предстоящего спектакля одежду султанов и одалисок, гусаров и светских дам. Башмачный мастер Дмитрий Фролов распоряжается в царстве сапог, смазных форменных ботфортов, мундирных гусарских, гишпанских, охотничьих с раструбами, савоярских, с деревянными подошвами, бархатных, фингальских с флорентом и атласных с переплетами из лент башмаков; туфель из сафьяна и белой лайки, из белого опойка и цветной кожи; шпор и пряжек.
Служащий конторы санкт-петербурских императорских театров раздает сальные свечи для кассы, для дежурного пожарной команды, истопника, столяра, смотрителя театра, машиниста на сцене, для уборных, для обхода унтер-офицеру.
Готовят лампы, заливают их маслом. Лампы установлены вдоль рампы и в ложах. На утренних репетициях полагается зажигать 40 ламп, на генеральных-400, на спектаклях — до 800. По вечерам, на представлениях, в лампы заливается около 15 пудов масла.
Сегодня — бенефис Ивана Ивановича Сосницкого.
И выступит дебютантка — дочь известной актрисы Александры Егоровны Асенковой. Что это, новое дарование? Или очередная протеже? Может, девица Асенкова — не только одалиска султана Солимана, но и кого-то из театральных чиновников?
Звонки. Дамы рассаживаются в ложах, мужчины — в креслах партера.
Александра Егоровна, Варенька и Оля — за кулисами.
«Дебютантку нарядили в роскошный турецкий костюм, надев на голову пунцовую чалму, — вспоминает Ольга Николаевна Асенкова. — Сосницкого жена (актриса Александрийского театра Елена Яковлевна Сосницкая. - Ю. А.) натерла ей губы лимоном и буквально вытолкнула ее на сцену Первый акт прошел хорошо, во втором она играла на арфе и пела, обладая хорошеньким голосом; она провела сцену прекрасно. По окончании пьесы Варвару Николаевну вызывали без конца. В водевиле «Лорнет» она тоже имела громадный успех».
Д. Сушков писал о неимоверной робости, с которой молодая девушка, дрожа от страха, вступала на сцену Александринского театра. Публика, очарованная красотой девушки, ее обаянием, юношеской, почти детской непосредственностью, сразу же наградила ее аплодисментами. «И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер еще громче, еще единодушнее изъявил свое удивление шумными, восторженными криками „браво!”».
В это свидетельство веришь. Потому что, несмотря на крайнюю робость, заговорила она смело и даже дерзко — того требовала роль своенравной одалиски.
Вот ее первая в этом спектакле и вообще в сценической жизни реплика.
— Ах! Вот, слава богу, насилу нашла человеческое лицо. Так это вы — тот великий султан, у которого я имею честь быть невольницей? Если так, то, пожалуйста, потрудитесь, любезный мой повелитель, выгнать отсюда сию же минуту этого пугалу!
Речь шла о главном начальнике гарема.
Первые же роли Асенковой как бы определили некоторые обстоятельства всей ее будущей короткой сценической судьбы. Ей суждены будут роли, не всегда в литературном отношении состоятельные. Таких ролей множество предстоит ей переиграть на сценах Александринского, Большого и придворных Петергофского и Павловского театров.
Прозорливым оказался театральный критик газеты «Северная пчела»:
«Репертуар этого спектакля был незавиден… Бенефис г Сосницкого зато прекрасен в другом отношении. Поспешим сказать что-нибудь о предмете, для которого беремся за перо. Поздравим любителей театра с новым, редким на нашей сцене явлением. Мы хотим сказать, что день, когда девица Асенкова появилась на сцене, может остаться памятником в летописях нашего театра. Неожиданно улыбнулась нам Талия: 21 января девица Асенкова вышла на сцену — вышла и как будто сказала: «во мне вы не ошибетесь!» Красота безотчетливая нас сильно поразить бы не могла, но такая пластически прекрасная наружность поистине встречается очень редко. В отношении к ее таланту скажем: есть предметы, которые с первого на них взгляда поселяют к себе доверенность. Это мы говорим к тому, что она не могла изобличить всех своих способностей по причине бедности ролей, ею представленных. Они не могли дать пищи таланту, но при всем том она их разыграла превосходно, сделав их занимательными. Но что всего более заставляет брать в ней участие и говорить об ее достоинстве, это то эстетическое чувство, которое она пробудила и оставила в нас, непринужденность, счастливое изменение голоса и лица, благородство, приемы, свойственные женщинам высшего круга, обещают нам в ней комическую актрису в строгом значении елова. Позволим себе небольшое замечание: орган девицы Асенковой звучен и приятен, но грудь ее, вероятно, по молодости, еще слаба; желательно, чтобы она поберегла себя».
Нет, она не побережет себя. Этому она не научится никогда.
Об успехе юной дебютантки немедленно доложили царю. Первый кавалер Петербурга и России должен знать, что в списках его императорской сцены появилась новая красавица. Николай приехал на следующий спектакль. После представления, по обыкновению, отправился за кулисы. Здесь он чувствовал себя как дома.
Николай приказал заведующему репертуаром труппы Зотову вызвать Асенкову
— Варенька, выйди сюда поскорее, — взволнованно крикнул Зотов.
— Э, да ты по-домашнему говоришь с дебютантками! — ревниво заметил Николай.
— Я ее знал с пеленок, ваше величество. Ведь матушка ее, Александра Егоровна, издавна служит в театре и не раз приводила дочь за кулисы…
Варенька появилась раскрасневшаяся, взволнованная больше прежнего, присела в глубоком реверансе- она впервые видела царя так близко.
— Вы доставили мне сегодня истинное удовольствие, какого я давно не испытывал, — сказал Николай, разглядывая молодую артистку своими холодными глазами. — Хочу поблагодарить вас за это.
— Что вы, ваше величество, я просто старалась. И счастлива вашей похвалой.
— Надеюсь еще не раз наслаждаться вашей игрой, — сказал Николай и, окончив осмотр и, видимо, оставшись им доволен, вышел.
Известие о бриллиантовых серьгах, подаренных царем Асенковой, разлетелось по Петербургу с такой скоростью, с какою могла бы распространиться весть о войне, наводнении или пожаре. Некоторые подруги, особенно Самойловы, дулись и при встречах с Варенькой делали вид, что они вроде бы и вовсе не знакомы; в другой раз, напротив, кидались ей на шею с преувеличенной нежностью.
Иван Иванович был в восторге от успеха своей ученицы и подарил ей от себя перстень. Это тоже не укрылось от заботливого взгляда подружек.
— Как видно, хорошо к тебе относится Иван Иванович, — говорили они задумчиво.
— Он самый лучший мой друг, — горячо отвечала Варенька.
— Слышали? Он ее милый друг, — шептали через час в актерских уборных.
